Год, когда я стала Изабеллой Андерс
Шрифт:
— Это была всего лишь одна вечеринка. Я действительно не тусуюсь с ними.
— Ладно, я просто… — Он массирует затылок. — До недавнего времени ты никогда по-настоящему не общалась с Каем, так что я просто хотел предупредить тебя, что в последнее время он делает не самый лучший выбор.
— Спасибо за предупреждение. — Я начинаю спускаться по лестнице, испытывая удивительное облегчение от того, что избавилась от неприятного разговора.
— Эй, какие планы на ближайшие пару часов? — спрашивает он, прежде чем я успеваю убежать.
Я останавливаюсь на нижней ступеньке и оборачиваюсь.
—
— А зачем тебе где-то ночевать? — спрашивает он, оглядываясь на мой дом.
— У Ханны вечеринка, и мне нельзя туда возвращаться, пока она там. — Я пожимаю плечами, гадая, как он поведет себя после того, как я заговорила о Ханне.
Он пару раз похлопывает по дверному косяку.
— Если подождешь, пока я закончу печь, я могу тебя подвезти.
— Неужели? — Сердце отбивает чечетку. — На самом деле это было бы супер здорово. — Серьезно? Что за чертовщина со всеми этими «суперами» каждый раз, когда я рядом с ним?
Он жестом приглашает меня войти.
Я вхожу вверх по лестнице, протискиваюсь мимо него в дом и вдыхаю свежий воздух.
— А что ты печешь?
Он закрывает дверь и проходит мимо меня на кухню.
— Шоколадное печенье. — Когда я начинаю улыбаться, он добавляет: — Я никогда не делал этого раньше, поэтому не уверен, что из этого получится. — Он останавливается перед островом, который покрыт мисками, ложками, яичной скорлупой и слоями муки. — Может, ты мне поможешь? Я знаю, как ты любишь сладкое. Каждый раз, когда ты приходила сюда, ты всегда съедала все печенье.
Я удивлена, что он помнит это обо мне.
— Не думаю, что смогу чем-то помочь, — извиняющимся тоном отвечаю я. — Мне нравится их есть, но пекарь из меня плохой.
Он берет ложку и просматривает страницу поваренной книги.
— Я уверен, что мы вдвоем сможем это понять, если соберемся с мыслями.
— Ладно, мы можем попробовать. — Я все равно встаю рядом с ним. Я помню все случаи, когда Линн пекла печенье и как она это делала, но так как она никогда не позволяла мне помогать ей, когда я просила, мне не хватает знаний о кулинарии. — На чем ты остановился?
— Я не уверен. — Он слизывает тесто с ложки и давится. — Боже, это отвратительно.
— Это потому, что здесь в основном только яйца и мука. — Я заглядываю в одну из мисок и прикрываю рот ладонью, стараясь не смеяться над булькающей слизью внутри.
— Неужели все так плохо? — спрашивает он, кладя ложку.
Я качаю головой, но смех душит меня до смерти.
— Мне очень жаль. Я знаю, что не должна смеяться.
— Нет, ты действительно должна. — Он смеется вместе со мной. — Это такая катастрофа.
Мне удается взять смех под контроль.
— Зачем ты вообще пытаешься печь?
— Это для моей мамы. Она каждый год устраивает благотворительную распродажу выпечки для школы и всегда берет на себя слишком много, поэтому я обычно помогаю ей. — Он корчит рожу, глядя на беспорядок на прилавке. — Хотя чаще всего она руководит.
— Катастрофа или нет, но с твоей стороны было очень
мило попытаться.— Да, я просто надеюсь, что у нее будет время исправить беспорядок. — Он берет миску и ставит ее в раковину, сдаваясь.
У меня появляется идея, как только он начинает убирать.
— Возможно, я знаю кого-то, кто может нам помочь.
— Неужели? — Он оживляется, когда включает воду, чтобы ополоснуть миску. — И кто же это?
— Моя бабушка. Она не самая лучшая кухарка, но может приготовить неплохую порцию печенья.
— Ты думаешь, она нам поможет?
— Я могу написать ей и узнать. — Я вытаскиваю телефон из кармана. — Мне все равно нужно сказать ей, что я приеду к ней на ночь.
— Спасибо, Иза, — Его губы растягиваются в очаровательной полуулыбке. — Это действительно потрясающе с твоей стороны.
— Это не имеет большого значения. — Я такая лгунья. Для меня это так важно, что у меня трясутся руки, когда я пишу бабушке Стефи.
Я: Привет, можно я у тебя переночую? Ханна выгоняет меня из дома.
— Это очень важно, — настаивает Кайлер. — Ты всегда такая милая и всегда готова помочь людям, даже если они не обращались с тобой так хорошо, как следовало бы.
Я хмурю брови.
— Ты говоришь о себе?
Он кивает, вытирая бумажным полотенцем желток со стола.
— Я не всегда обращался с тобой так хорошо, как следовало бы. Я даже не поблагодарил тебя за то, что ты сделала мои навыки свободного броска потрясающими.
Я пожимаю плечами.
— Как я уже сказала, это…
— Не говори, что это пустяки, — обрывает он меня. — Я много думал об этом в последнее время, в основном, когда дела с твоей сестрой пошли наперекосяк, и понял, что иногда веду себя, как высокомерный придурок.
— Что у вас случилось с моей сестрой, что заставило тебя это понять? — Не знаю, почему я спрашиваю, но у меня есть непреодолимое желание узнать.
— Я поцеловал ее, — говорит он почти виновато. — И я никогда не должен был целовать ее, потому что она мне не нравилась такой. Но дело в том, что я поцеловал ее, а она восприняла это неправильно, и я почувствовал себя таким придурком. А потом я начал думать о том, сколько раз я вел себя как придурок, и это начало сводить меня с ума.
— Эго Ханны выдержит. Я обещаю.
— Я знаю, — Он твердо выдерживает мой взгляд. — Но есть и другие люди, которые могут… которые не должны мириться с моим дерьмом.
Я пожимаю плечами.
— Ты никогда ничего мне не делал. И ты всегда заступался за меня, когда другие вели себя как придурки.
— Да, наверное. — Он бросает бумажное полотенце в мусорное ведро и чешет лоб. — Знаешь, с тобой так легко разговаривать. Не знаю как, но я уже забыл, что ты такая.
— Ты знаешь, ты не единственный парень, который мне это сказал.
— Правда? — Кажется, он заинтригован. — Тогда мне придется придумать комплимент получше.
— Думаю, так и будет. — Легкий, кокетливый тон моего голоса потрясает меня до чертиков, и я чувствую себя глупо даже за попытку флирта. К счастью, мой телефон издает звук сообщения. — Подожди секунду, — говорю я Кайлеру. — Бабушка только что ответила мне.