Год, когда я стала Изабеллой Андерс

— Тогда в чем же дело? — Бросает вызов Кайлер, подхватывая мяч и засовывая его под мышку.

Кай пожимает плечами, поднимая свою миску и выглядя раздраженным.

— Кого это волнует?

— Как скажешь, приятель. — Взгляд Кайлера впивается в Кая, словно он ждет, что тот сдастся. — Ты же знаешь, все думают, что ты теперь наркоман.

Кай поднимает плечи и снова пожимает плечами.

— Это их проблема. Не моя.

— Я начинаю сомневаться.

Кайлер звучит более раздраженно, чем я когда-либо слышала. И поверьте мне, я много подслушивала его разговоров, так что я знаю.

Они спорят еще несколько минут, ведя себя совершенно как день и ночь. Кайлер и Кай могут быть братьями, но они точно не ведут себя так. Да, Кай такой же великолепный, опасный, плохой парень, позволь-мне-ослепить-тебя-своими-горящими-глазами. Еще полгода назад он был почти таким же хорошим футболистом, как Кайлер, и почти таким же популярным. Он даже флиртовал и иногда зависал с Ханной. Но однажды он сделал поворот на сто восемьдесят градусов, ушел из команды и начал проводить много времени, прогуливая школу. Мне всегда казалось странным, что именно Кай пошел тем путем, о котором когда-то мечтал Кайлер — ну, в смысле изменения. Я не совсем уверена, что Кайлер когда-либо хотел стать мятежным плохим мальчиком.

Единственное, что осталось от Кая, это то, что он действительно напряжен до такой степени, что смотреть ему в глаза может быть действительно страшно. А для некоторых девушек — волнующе. Для меня не особо, потому что, в отличие от многих, я знаю, что у Кая есть другая сторона, когда он смешной и читает комиксы.

— Верь во что хочешь. — Кай пятится к крыльцу, отмахиваясь от Кайлера. — Повеселись на своей вечеринке для лузеров.

Кайлер набивает мяч.

— Как скажешь. Избегай проблем, как ты всегда это делаешь.

Кай, кажется, странно доволен тем, что его брат раздражен им, и улыбка касается его лица, когда он поворачивается к двери. Но, прежде чем войти внутрь, он оглядывается на меня через плечо.

Наверное, мне следует спрятаться, поскольку меня поймали на подслушивании с поличным. Если бы это был Кайлер, я была бы так смущена, что, вероятно, убежала бы обратно в свою комнату. Но с Каем… ну, у нас с ним что-то вроде этого происходит еще с седьмого класса. Особый тип отношений. Это больше похоже на «он дразнит меня и раздражает до чертиков». Я не знаю, почему он так настойчиво делает это, кроме того, что, возможно, я единственный человек, который не прячет взгляд каждый раз, когда он смотрит на меня.

Выдерживаю его взгляд еще пару секунд, и улыбка на его лице становится шире. Я прищуриваюсь и показываю ему средний палец, просто потому что могу. Он смеется, потом подмигивает мне и исчезает в своем доме.

В последний раз бросаю взгляд на Кайлера, прежде чем вернуться в постель и закончить рисунок девушки-художника-зомби, которая отлично смотрится в плаще и может обезглавить зомби, как крутой Мофо.

Но в ту секунду, как я опускаю свою задницу на матрас, дверь моей спальни открывается. Я готовлюсь к спору с Ханной, полагая, что это она пришла, чтобы всыпать мне по первое число за инцидент с шоколадом, но вместо этого входят мама с папой.

Я озадаченно смотрю на них обоих, потому что они почти никогда не заходят в мою комнату, не говоря уже о том, чтобы сделать это вместе.

Мама просматривает все постеры фильмов, комиксов и групп, висящие на черно-фиолетовых стенах, а затем закатывает глаза на один из моих эскизов или на то, что она называет «рисунками для книжки-раскраски».

— Какая пустая трата времени, — бормочет она, качая головой.

Я выдыхаю, стараясь не обращать внимания на ее неодобрение. Но ощущение нехватки воздуха появляется, когда мои легкие сжимаются, а оболочка, в которой я живу, становится все меньше.

— Вам что-то нужно? — закрываю альбом, чтобы больше не слышать ее оскорблений.

Ее холодные глаза останавливаются на мне.

— Убавь музыку. Нам нужно поговорить.

Я смотрю на отца, который пялится в окно, его глаза широко раскрыты, как у потерянного испуганного щенка.

Что-то случилось.

— Ладно. — Я отрываю свое внимание от отца и протягиваю руку, чтобы выключить стерео. — Что стряслось?

Она бросает взгляд на мужа, но его глаза прикованы к окну.

— Ты ей скажешь? Или я должна? — Когда отец не шевелится, она фыркает и щелкает пальцами. — Генри, мы же договорились, так что либо ты ей скажешь, либо я.

Папа проводит рукой по голове и смотрит на меня. Или на пространство вокруг меня.

— Изабелла, твоя мама думает… — мама откашливается, и отец добавляет: — Мы с мамой думаем, что ты должна пожить летом у бабушки.

— Все лето? — Шокировано переспрашиваю я.

— Ты поедешь через пару дней, когда закончатся занятия в школе, — говорит мама, разглаживая невидимые морщинки на юбке-карандаше. — А потом можешь вернуться сюда, чтобы закончить свой выпускной год.

То, как она это говорит, сбивает с толку, как будто они выгоняют меня, но позволяют вернуться, чтобы закончить школу.

Я не знаю, что чувствовать по этому поводу.

— К какой бабушке?

Папа откашливается.

— К бабушке Стефи.

Я немного расслабляюсь. Если бы это была бабушка Джейн, мама моей мамы, тогда это была бы совсем другая история. Эта женщина критикует меня даже больше, чем мама, так сильно, что я иногда называю ее «бабушкой Джейн, истребительницей эго Изабеллы».

— Ладно, я поеду, — было бы неплохо сделать перерыв хотя бы для того, чтобы избавиться от Ханны и ее тактики «смерть Изабелле», которую она запланировала на лето.

— Конечно, ты поедешь, потому что мы не спрашиваем, — огрызается мама. — Мы пришли сюда, чтобы сказать тебе, что ты уезжаешь. Что нам нужно немного отдохнуть от твоего сарказма, твоей грубости и твоего вида, — она машет пальцами на мои поношенные кроссовки, дырявые джинсы на размер больше, чем нужно, и огромную толстовку с капюшоном — мой типичный.

— Милая, полегче, — папа бросает на меня взгляд, сбивая с толку коротким зрительным контактом. — Она всего лишь ребенок.

Она тычет в него пальцем.

— Не надо меня успокаивать. Хватит с меня этого, — теперь она указывает на меня, — хватит ее. И, откровенно говоря, довольно вас. Мне нужно отдохнуть от одного из вас, так что либо ты, либо она, и я действительно предпочла бы ее. — Она поворачивается на каблуках к двери. — Это никогда не было частью сделки, и я хочу, чтобы это было исправлено. — Она выбегает из комнаты.

— Какой сделки? — Спрашиваю я отца.

Взгляд отца мечется между мной и дверью.

— Прости, Иза. Я действительно боюсь… — бормочет он, прежде чем броситься прочь, ссутулив плечи и съежившись, как собака, поджавшая хвост. Он останавливается в дверном проеме на секунду, чтобы сказать: — Позвони своей бабушке. Она хочет поговорить с тобой о поездке за границу, если ты готова. Но не говори маме, иначе она может не позволить тебе поехать и сделать что-нибудь такое… веселое. — Затем он выбегает из комнаты, как будто она горит.