Год Собаки

– Со скольких метров?

– С пяти. Выше нас не пускают, если прыгнем, могут с пляжа выгнать.

– Смотри, пацаны прыгают.

С пяти метров двое юношей лет по пятнадцать красиво прыгнули вниз головой.

Выглядели они уже совсем не как мы с Толькой.

Нам ещё неполных тринадцать, а эти парни года на два, а то и три, старше, и мускулы уже видны, и плечи широкие. Не то, что мы. Себя-то я плохо видел, но знаю, что не на много лучше, чем Толька.

Представив, что моя лохматая голова два ли не шире плеч, немного расстроился.

То, что когда-нибудь я тоже буду таким, как эти парни, ничуть не успокаивало: два года очень долгий срок, чуть ли не половина жизни.

Вода ещё была прохладная, так что выбрались мы на берег быстро.

Лежаки были заняты, но девчонки расстелили покрывала на дощатом настиле, и мы разлеглись, подставляя худые и бледные ещё тела под горячие лучи уже вполне летнего солнца.

Лежали, болтали о всяком, о прошедших уроках, о планах на будущее, как будем вместе гулять, играть в разные игры, включая футбол.

– Я научу Олю играть! – смеялась Валя. Оля улыбалась мне. Глядя на неё, я забывал о своём горе.

И тут к нам подошли те самые парни, что прыгали с вышки.

– Девчонки, пошли, поиграем в волейбол! – позвали они наших подруг. Нас даже не заметили.

Думали, что мы родственники? Такие мелкие, как мы, не доросли ещё до дружбы с девочками.

Девочки вопросительно посмотрели на нас. А что мы скажем? Не ходить? Нас-то не пригласили.

Поэтому я пожал плечами, а Толька вообще ноль внимания.

Оля с Валей ушли. Я посмотрел им вслед, видел, как они встали в кружок и стали ловко перекидывать мяч.

С нашими девчонками обходились осторожно, они были самыми маленькими, и я успокоился.

– Да ну их! – сказал Толька. – Пойдём, искупаемся лучше.

Мы поплавали наперегонки, разогреваясь, а когда выбрались, девчонки всё ещё развлекались с парнями. Потом они вместе искупались и улеглись с ними, начали играть в карты.

Мы слышали, как они в азарте спорили и радовались.

Я не мог сказать, что это мне понравилось, но подойти и позвать девчонок к нам? Им там весело.

Иногда я ловил на себе Олькин взгляд, но ничего не предпринимал. Назвать её своей подругой я ещё не мог. Может быть, она со мной сейчас, из жалости? Потому что я остался дома один.

Так мы и отдыхали, мы с Толькой отдельно, девчонки с большими парнями.

Дождавшись их, наконец, я услышал хмурое:

– Пойдём домой? – спросила Оля без улыбки.

– Пойдём, - согласился я, вставая. – Поздно уже.

Больше мы не разговаривали. Меня подмывало спросить, хорошо ли они отдохнули, но не стал, вспомнив, что сейчас вернусь домой, а там опять нет мамы. Сделалось жутко тоскливо.

О чём молчали девчонки, я не знал. Они шли отдельно от нас, как будто не с нами. Толька нёс их сумки.

Когда вышли на остановке и хотели проводить Олю и Валю, Оля молча забрала свою сумку и ушла.

Валя хотела что-то сказать, беспомощно посмотрела на меня, и побежала за Олей.

Ну, что я опять не так сделал?!

Дома нас ждала записка от Сёмы, что он будет вечером.

Мы с Толькой поели, и он сказал, пряча глаза:

– Коль, я пойду домой?

– Почему спрашиваешь? – удивился я, холодея. – Иди, конечно!

– Ты не обидишься?

– Вот ещё! – бодро сказал я. – Что я, маленький, что ли?

Толька ушёл, и я остался наедине со своими мрачными думами.

Так я и жил до прихода папы. Толька приходил, мы с ним играли. Семён готовил нам, тоже пропадал где-то, или сидел с учебниками.

Девчонки не приходили. Тольке было всё равно, а я тосковал по маме, боялся прихода папы, и то, что Оля про меня забыла, казалось мне предательством. Когда я оставался один, вечером, представлял, что она гуляет с одним из тех парней, и плакал в подушку.

Тот, кто поселился во мне, успокаивал, предлагал сходить к ней и выяснить, почему она не приходит, но я заупрямился, как осёл:

– В чём я виноват?!

– Может быть, и не виноват. Надо узнать, куда они делись? Ладно, Оля, а где Валя?

– Я не хожу на стадион, поэтому не знаю.

– Почему ты не ходишь на стадион?

– А ты не знаешь?! Не хочется!

– Перестань распускать нюни! Ты пацан, или кто? Ребёнок?

– Может, и ребёнок… - я уже чуял, как по лицу бегут слёзы, и не стеснялся этого. Кого стесняться? Своего внутреннего голоса?

А потом пришёл папа.

Папа.

Папа пришёл, как всегда, неожиданно. Он никогда не присылал радиограммы, когда именно придёт, на каком причале встанут. Одно время мы встречали его у трапа, но это было, если можно было пройти к пароходу. Чаще они пришвартовывались на закрытой территории, а то и вообще. стояли на рейде.

Я был сегодня один, кушал на кухне, когда загремела калитка и во двор вломилась целая компания взрослых мужчин. Среди них был папа!

Я вскочил, но не успел выбежать навстречу, как папа вдруг оказался на кухне, бросил на диван большие баулы и сумки, крепко обнял меня, чуть не поломав рёбра.

– Какой ты уже большой, Колька! – смеялся он радостно. Я понял, что ему ничего не известно.

Я не успел и слова сказать, как меня начали тискать папины друзья.

– А мама где? На работе уже? – весело спросил папа. – Ну, ладно, сын! Сейчас, сбегаем с парнями в одно место, потом поговорим! Вот в этом пакете твои подарки, можешь сразу разбирать!

– Папа! – закричал я. – Папа! Подожди!

Но папа уже уходил.

– Потом, Коля, потом! Я вырвался совсем ненадолго, мы ещё не списались на берег!

Папа ушёл, а я стоял, посреди двора, опустошённый, не понимая, что делать.

Потом зашёл на кухню, взглянул на сумки, вздохнул.

Ну что папа мне мог купить? Наверное, одежду, может, джинсовый костюм, который я просил в прошлом году. Жвачку, пастовые карандаши, многоцветные, открытки стерео…

Ничто это не поможет мне забыть, что папа и мама теперь чужие друг другу.