Год Змея

Корабль плыл, и море под ним белело. Появлялись пластины льдов. Скалы стали выше и массивнее, а ветра, сдувающие снег, — ещё холоднее, но именно в одну из таких ночей Ежи увидел проблеск звёздного неба, и у дружины появилась надежда найти дорогу на юг. Но воды уже вынесли их в довольно узкую прогалину между осколками громад-утёсов, напоминавших две отрубленные головы полузверя-великана, — третья выглядывала на поверхность лишь краем, её топило море. Было решено пройти их и, обогнув, повернуть к югу, но делать это стоило неторопливо, с особой осторожностью: усилившиеся ветра могли легко швырнуть корабль на ушедшие под воду валуны.

Корабль пробирался медленно, под мерный стук вёсел и раскатистый шорох волн. На окаменевшие головы великана оседал туман, а море стало почти чистого голубого цвета, с незначительной бело-серой примесью. Самые острые глаза в дружине были у Инжуки — неудивительно, что воины спохватились не сразу. Но всё же Арха рассмотрел скалы сквозь туман — и, отпустив весло, сорвался с места.

В зияющей бреши щеки великана он увидел чью-то лодку.

***

На волнах качалась привязанная лодка. Промысловая, нагруженная рыбой и сетями, длинная и прочная — её остов был обтянут шкурой лахтака. Её хозяйку Хортим и несколько воинов нашли, поднявшись на скалу-голову по сточенному пологому склону. Женщина возвращалась к воде и не вздрогнула, заметив чужаков.

Она была молода — пожалуй, женщина жила на свете чуть больше тридцати зим. Что-то в ней напоминало Инжуку: узкие глаза, выступающие скулы, плоское, хоть и неширокое лицо. Но при этом её черты имели совершенно иную природу и даже кожа была не желтоватой, а коричневой. Она носила много одежд — из-под мехов выглядывали плотные штаны и расшитые юбки до середины икр. В капюшоне терялись её смоляные, стянутые в узел волосы. Айха, догадался Хортим, вспомнив то, что рассказывала ему старая рабыня-северянка.

Юноша удивился, что айха не испугалась. Корабль одичавших в плавании незнакомцев — худшая встреча для одинокой женщины. Но она стояла, с любопытством посматривая тёмными глазами даже на Фасольда, от которого, как думал Хортим, в другом случае следовало бы бежать что есть силы. А женщина уверенно и спокойно расправляла плечи, будто ничто здесь не могло причинить ей вред.

— Здравствуй… — начал юноша, но осёкся. Разве она знала язык княжьих людей?

Айха молчала, опустив пышные рукавицы.

— Ты ведь не понимаешь, — сказал он с сожалением и стал помогать себе жестами. Я — тычок в грудь — Хортим. Моему другу — тычок вниз, в сторону лодки и корабля — нужна… Он не мог придумать, как объяснить «помощь», но надеялся, что за него это сделало искажённое лицо.

Женщина чуть наклонила голову вбок.

— Пхубу, — ответила она, и Хортим догадался, что это её имя.

— Пхубу, — повторил княжич, краем глаза наблюдая за Фасольдом и Архой. — Помоги нам. Мы долго были в пути, а сейчас мой друг умирает, и…

— Умирать? — переспросила Пхубу. У неё был сильный булькающий акцент.

— Да, — кивнул. — Выздоровеет, если поможешь.

— Помочь, — Пхубу покатала на языке, задумчиво добавила несколько неизвестных слов, будто разговаривая сама с собой, а потом сделала шаг вперёд. — Где?

— Она понимает, — выдохнул Арха на ухо Хортиму, пока они возвращались к кораблю. — Может, не всё, но она явно где-то слышала наш язык.

Хортима потрясывало от волнения — неожиданная удача маячила перед глазами. Сейчас он был способен думать только об Инжуке и оттого, казалось, упускал нечто важное. У Фасольда лицо стало багровое и злое — почему? Хортим не разбирался: его занимали другие мысли, роящиеся, будто пчёлы, — спасти Инжуку, спасти. И раз айха знала хотя бы слово на их языке, значит, должен был быть и кто-то, кто мог её научить. Потом, всё потом, решил Хортим, чувствуя, как пульсируют виски. Кровь шумела в ушах, клокотала в горле. Пхубу не сделает их положение хуже — это главное.

Небо над головами было туманно-голубое, бездонное.

…Вигге, охотник из Длинного дома, заметил чужой корабль издалека. С высоко поднятыми носом и кормой — такие строили княжьи люди, которых Вигге не встречал уже очень давно. На своё крыльцо мужчина ступал в смешанных чувствах, уже зная, что увидит незнакомцев за порогом. Княжий корабль прикорнул к высокой скале, борозды на которой напоминали массивные спирали ступеней, и на самой выступающей из них в камень врастал дом Вигге и его женщины — длинный, в котором крепкое тёмное дерево перетекало в обтёсанную породу и уходило вглубь скалы. Хороший дом, прочный. Но жилыми были лишь несколько «деревянных» комнат — дальше царил холод, в котором хранили запасы.

Над дверью скрещивались две прочные балки, скалилась вырезанная голова морского чудовища — Пхубу верила, что она отпугивала злых духов. Заходя, Вигге согнулся, чтобы не задеть головой подпорку. Дом дохнул на него теплом, запахами жареного мяса, собираемых в бесснежье трав и шерстяных ниток, красных, жёлтых и иногда синих, из которых Пхубу плела тонкие полосатые ковры и покрывала.

Женщина выбежала к нему из передней комнаты — звякнули верёвки с нанизанными на них крупными бусинами, занавешивающие проход. Пхубу сняла с Вигге шубу и рассказала, кто к ним прибыл. Забулькала речь айхов, не перемалывающая слова, а обкатывающая их, словно вода. Вигге выслушал и, отодвинув Пхубу, прошёл дальше.

Чуть раньше он разглядел на корабле фигуры оставшихся людей. И в комнате у очага сидело лишь трое: крепкий мужчина, не снявший с пояса топора, — Вигге насторожился — и молодой человек с бесцветными волосами-струнами, заплетёнными в косу. Но сначала Вигге заметил юношу, черноглазого, с чудовищными ожогами на лице.

— Мир тебе, хозяин, — юноша поднялся с места, и в его чертах отразились и недоумение, и облегчение. Увидел кого-то из своего народа.

Вигге посмотрел на него и одновременно стал и бледен, и сердит, и страшен, и напуган.

— Тебя… смутило наше вторжение? — Хортим погладил бровь. — Извини.

— Нет, — ответил Вигге хрипло, переводя взгляд на спутников юноши. Пхубу сказала, что четвёртый, больной, лежал отдельно — она напоила его травяными настоями и укутала в мягкие звериные шкуры.

Юноша понизил голос почти до шёпота:

— Нам нужна помощь.

— Знаю, — ответил Вигге, хмурясь. Он опустился на одно из низких тканевых кресел. Слова он подбирал неторопливо, раздумывая и будто пробуя на вкус: — Тогда оставайтесь моими гостями.

***

Едва посмотрев на Хортима, Вигге из Длинного дома выглядел так, словно увидел ненавистного покойника или мерзкую тварь, забравшуюся за его порог, но постепенно пришёл в себя. И пригласил всю дружину княжича в необжитый зал, где деревянные стены уступали каменным. За пиршественным столом, тянущимся далеко от дверей, давно никто не собирался — Хортим это понял. Но юноша так и не сумел понять, каким поступком было приглашение Вигге, безумным или мудрым. С одной стороны, только глупец решился бы звать к себе воинов-чужаков. С другой, если бы они действительно задумали разбой, то сделали бы это и без приглашения.