Голливудские жены

Врач выдал ему кучу предписаний. Не пить. Никаких чрезмерных упражнений. Не курить. Никакой жирной пищи. Никаких стрессов. Никакого секса. В общем — ничего, что доставляло ему радость в этой жизни. Чувствовал он себя хорошо, даже великолепно и не видел смысла и дальше влачить существование инвалида. Миновал тот ужасный страх, который охватил его, когда случился инфаркт. Каждый день он глотал таблетки и совершенно искренне считал, что давно не был крепче и здоровее, чем сейчас.

— Как насчет большого сочного куска мяса и бутылочки вина нынче на ужин? — предложил он сестре Миллер, которая, отложив вязанье, собиралась, как делала каждый день, ехать за продуктами.

— Ну-ну, мистер Грэй, — проговорила она, словно обращаясь к непослушному ребенку. — Об этом не может быть и речи.

— Нет, может, сестра Миллер. Я обожаю мясо с вином.

Может, даже и сигару, если у них есть что-нибудь приличное.

— Ни в коем случае. Врач бы ни за что не позволил.

— Чертова врача здесь нет, так ведь?

Она поджала губы.

— Меня наняли присматривать за вами. Как раз это я и намерена делать — насколько хватит сил.

В магазин она отправилась на своей машине — единственное транспортное средство в этом доме. Самого Нийла привезли сюда шофер и Монтана. Это и был тот единственный раз, когда она здесь побывала. Впрочем, упрекать ее не за что. Застукали его в ситуации, которая и в кошмаре не привидится. Вопрос — что теперь делать? Тихо сидеть на берегу, теряя жену, фильм и рассудок, он не согласен.

Он нетерпеливо шагал по комнате, через окно бросая злые взгляды на океан, которого терпеть не мог. От одного шума с ума сойдешь.

Сестра Миллер возвратилась в свой срок. Привезла ему газеты и голливудские кинематографические издания, на которые он жадно набросился.

В «Гералд Экземинер» была большая фотография Джины Джермейн и Бадди Хадсона, а под ней — коротенькая заметка о фильме. На фото были Джина и Бадди, а в заметке — только Монтана. Сам он удостоился пары строк. По-видимому, из самого знаменитого в своей семье человека он низведен до положения больного мужа.

Он два раза прочитал заметку. Она вызывала у него раздражение. Потом он уставился на фотографию Джины — главной виновницы всех его бед.

— Сестра Миллер, — резко потребовал он, — дайте мне ключи от машины. Мне нужно на пару часов съездить в город. Не волнуйтесь. Пить, курить и познавать женщин я не стану. Будьте уверены: вести буду себя идеально.

Она немедленно возразила, неодобрительно поджав тонкие губы:

— Я не могу вам этого позволить, мистер Грей.

Он отправился на кухню и вытащил ключи у нее из сумки.

— Решать, милая моя, мне, а не вам.

Она повысила голос:

— Мистер Грей, если вы и дальше будете так себя вести, мне придется вызвать врача.

Она забежала вперед и решительно преградила ему дорогу.

Он оттолкнул ее самым неджентльменским образом и вышел.

— Говоря откровенно, сестра Миллер, мне ровным счетом наорать.

Избавиться от Шелли было не просто. Она не просыпалась, как Бадди ни толкал ее и ни тормошил, поэтому пришлось ее оставить в квартире, когда сам он отправился на деловой обед с Пусскинсом Малоне. К обоим телефонам прилепил клейкой лентой записки с крупными буквами «НЕ ПОДХОДИ».

В вестибюле гостиницы «Беверли-Хиллз» Пусскинс ткнул ему под нос две газеты.

«Джина Джермейн и новая кинозвезда Бадди Хадсон».

Его называют звездой, а он еще и сняться не успел!

— Можно мне по шесть экземпляров каждой? — заволновался Бадди.

— Будешь так дергаться, рак заработаешь, — туманно ответил Пусскинс.

Обед был в «Поло». Красивая журналистка-мексиканка с блестящими черными волосами и фигурой, как у «Мисс Вселенная», уже ждала, чтобы взять у него интервью.

Он с готовностью дал его. Те же вопросы. Те же ответы. Улыбка. Масса обаяния. Действительно серьезного журналиста встретить пока не довелось, хоть Пусскинс уверял его, что встречаются и такие.

Девушка стенографировала ответы, которые он давал уже множество раз, а мысли его где-то витали. Появилось в газетах что-нибудь о Рэнди? — думал он. Вряд ли.

Грех — умереть в Голливуде, а быть никем.

Как же быть с похоронами? Кто обо всем позаботится?

Еще один грех в наше время — умереть без гроша.

Пусскинс щелкнул пальцами.

— Сынок, будь внимательнее, — скомандовал он. — Мишель второй раз задает тебе тот же самый вопрос. Ты можешь ей ответить или нет?

Бадди тут же сосредоточился. Да, у него есть ответ. У него есть ответы на все.

Кусок человеческого дерьма, подходяще именуемый Рэтсом («Крысой») Соресоном, начал свою долгую бесславную карьеру с торговли фотографиями своей сестры нагишом — по двадцать центов за штуку. То было в сороковые годы, когда фото обнаженных женщин вызывали ажиотаж. Сообразив, что у него талант торгаша, Рэтс вскоре пошел дальше и стал продавать фото, на которых был запечатлен вместе с сестрой. К середине пятидесятых он издавал, печатал и распространял (разумеется, из-под прилавка) грубую подделку под журнал, утонченно названный «Влагалища». Он разбогател и быстро создал серию порнофильмов, которые тоже принесли ему деньги. В шестидесятых решил делать бизнес законно. И выпустил на глянцевой бумаге журнал о садоводстве, который продержался всего три номера и сожрал у Рэтса все деньги, до последнего цента.

К тому времени он был женат на шестнадцатилетней нимфетке, которая подождала, пока не уплыли деньги, а затем последовала их примеру. Он застукал ее в мотеле с семидесятилетним женатым мужиком и всадил старику пулю прямо между глаз. За это схлопотал двадцать пять лет тюрьмы. И, амнистированный за хорошее поведение (он скоро заделался любимчиком начальника тюрьмы — по причинам, известным только ему самому и его сокамернику, вымогателю по имени Литтл С. Порц), был после пятнадцати лет выпущен на свободу в ничего не подозревавшее общество. Рэтс быстро вернулся к делу, которое было ему знакомо лучше всего, и разбогател во второй раз. «Влагалища» возродились — на сей раз уже в газетных киосках и под новым названием — «Супервлагалище». Заждавшаяся публика оказала журналу самый теплый прием.

Но Рэтс, разумеется, хотел большего. Он женился на семнадцатилетней танцовщице-стриптизерке и раз в неделю ездил с ней в универсамы, где заметил, что среди журналов, выставленных на полках около касс, у публики, стоящей в очередях, особым вниманием пользуются вполне определенные издания. Началось все с «Нэшнл энкуайр», вслед устремились всевозможные подражания.

Рэтс тоже захотел найти свою нишу. Он решил начать выпускать газету, которая строилась бы по такой же схеме, но с некоторыми добавками. Похабные, компрометирующие фотографии знаменитостей — и как можно похабнее. Разумеется, в универсамах его журнал продавать не станут, но это его не беспокоило.

Люди смогут покупать листок в газетных киосках.

Случайная встреча со старым дружком Литтлом С. Порцем, как выяснилось, обоим пошла на пользу. Они столкнулись у ресторана «Тони Рома»в самом центре Беверли-Хиллз.

В разговоре открылось, что новую скандальную газету «Правда и факт» издает — владеет ею и редактирует ее — не кто иной, как сам Рэтс.

— Снимочки для тебя есть — закачаешься! — похвастался Литтл. — Недешево, но они того стоят.

На другой же день ударили по рукам. Рэтс скупил весь набор негативов Карен Ланкастер — Росс Конти и на обложку выбрал довольно приличный снимок, тот, где Росс вот-вот начнет жевать необыкновенный сосок. По-настоящему грубую порнографию он приберег для разворота.