Голодная кровь (Рассказы и повесть)
Шрифт:
– Гонолулу, дурашка.
– Поучи меня. Сказано Гонопупу, значит, Гонопупу. Могу, ради тебя, ещё только на Гонолупу сменить. Но лучше – «пупу». Я это слово так издалека на рекламном щите прочитал. Такой вот «пупой» и сидит во мне городишко гавайский. Ну, и ко всему, – родственничек далёкий там обнаружился. С ним не пропаду: что ты, что ты, что ты…
– А денежки?
– Я дачу продал, на полёт и на чуток пожить – хватит.
– А потом чего?
– Ну, может, на гавайянке женюсь. Моей-то Люськи давно нету. Или передвижной кукло-цирк им устрою. Русскую удаль должны там помнить. Может, опять в состав России Гавайский архипелаг полностью или хоть парой-тройкой островов запросится. Вот и буду туда-сюда летать, депеши секретные развозить.
В общих чертах про «скачущую блоху» – так по подсказке какого-то музыковеда переводил Самоха название укулеле – грустный шут рассказывал и раньше. Но теперь перешёл к деталям: хвалил укулельские жильные струны, металлические узорные колки, показывал, как перед игрой обстукивает нижнюю и верхнюю деки: нет ли трещин?
Потом, горячась и вскакивая на шаткие длинные ноги, опять начинал рассказывать историю про удачливо-неудачливого капитан-аптекаря…
Терёха про себя чертыхался. Назавтра – парад шутов. Самохе бы во главе колонны идти! С рыбьим хвостом и в короне. А он про толстогубых гавайянок и смутный зов распотякивает.
Уговоры, однако, не помогли. Зов есть зов.
И укатил Самоха в город Во, за музыкальным ананасом и пожитками, чтобы с ними вернуться в Москву, потом на самолёт – и в Гонопупу!
Из-за всех этих перепендюлек и привиделась в ту же ночь Терёхе пляшущая блоха.
Ростом блоха вымахала не ниже Самохи. Одета – в куцую курточку, звёздно-полосатые бермуды и спецназовские ботинки-берцы, из которых тонюсенькие шерстистые лапки торчат. Говорила блоха по-человечески, иногда вставляя непонятные – скорей всего гавайянские – слова.
Сперва блоха принялась жаловаться на всех без разбору, а потом прочитала Терёхе по-блошиному скачущую – с пятого на десятое – лекцию. Начала блоха торжественно.
– Мать моя была женщина, а отец – блошиный паук! Через них я и стала блохой человеческой. И учти: я не блоха – ха-ха. Я блоха – ого-го! Всё, что надо для продолжения рода имею. Только не хочу я род продлевать. Сама хочу жить вечно, а все иные-прочие пусть хоть завтра передохнут! Поэтому, перед лицом вечности не совру тебе ни словечка, а исполню гавайский танец Хулу и лекцию по гавайеведению прочту. Так что – стынь и глохни! И учти: я из Гонопупу сюда не просто так на корабельной собаке переехала и тут у вас, на дрожжах российских взошла. И ещё неизвестно кем завтра стану.
– Кем же блоха может стать? Только мокрым местом.
– Не дождёшься! Ты песню про блоху слыхал?
– Не-а.
– Так слушай, лапотник!
Дребезжа, как пустая консервная банка, блоха запела:
Жил, был король когда-то.
При нём блоха жила.
Милей родного брата
Она ему была.
Блоха? Ха-ха! Блоха? Ха-ха!
Ха-ха-ха-ха-ха-ха!
Зовёт король портного.
– Послушай, ты, чурбан,
Для друга дорогого
Сшей бархатный кафтан!..
Вот в золото и бархат блоха наряжена,
И полная свобода ей при дворе дана.
Король ей сан министра и с ним звезду даёт,
А с нею и другие пошли все блохи в ход.
Понял, блин? Мы блохи вас в дальний угол задвинем и все человеческие высокие места займём. Поэтому слушай про мои родные Гавайи, вдруг тебя когда-нибудь туда вышлют… Так вот. Когда гавайские имена и предметы отлились в письменную форму, – продолжила блоха уже строже, – многие из них оказались
далеки от разговорного варианта. К примеру, Honoruru превратился в Honolulu. Сечёшь? Язык, духовная ось народа, – мать моя была женщина, – изменился донельзя! А тут ещё 1893 году, гавайская народная монархия медным тазом накрылась. И вскоре на 90 % белое правительство, вообще запретило говорить, обучать и даже мычать на гавайском языке в гос. школах. Хамское вытеснение языка продолжалось аж до второй половины XX века. Но! Несмотря на беспредел правительства, гавайский язык никуда не исчез. Правда, число говорящих на нем сократилось до пяти-шести тысяч.– Всё, блоха! Кончай, свои лекции.
– И не мечтай, недомерок! Раньше времени не кончу. И знаешь почему? Потому что Гавайи чуть российскими не стали. Поэтому слушай, балбес! Вот тебе на заметку: остров Ниихау – единственная территория в мире, на которой гавайский язык – основной. Соответственно английский – иностранный. Народец ниихау говорит страшно быстро, опуская почти все гласные и целые слоги. Примерно так: «Трх – кргл дрк». Что означает – Терёха – круглый дурак. Ты вообще понимаешь, скотина ты этакая, что гавайский язык является аналитическим, а народ ниихау может оказаться полностью пророссийским?
– Ниихуа себе…
– Ниихау! Ниихау, подлец ты этакий! Ни языка, ни создаваемой им дополнительной музыки жизни, не понимаешь, – от обиды и неутолённой жажды похвал, вдруг заговорила блоха журчливым Самохиным голосом.
– Это ж какая такая в нашей жизни дополнительная музыка есть?
– А такая, – даже подпрыгнула блоха от глупости человеческой, – звук жизни есть у каждого из вас, только не всяк дурак звук этот слышит.
– А всяк умный, тот, значит, слышит?
– А умных звук вообще не колышет. Да и нет почти среди вас умных.
– Ну и какой же, к примеру, у меня звук жизни?
– А высокий, самолётный. Свистишь ты всю дорогу своим соплом, репризки направо-налево раскидываешь. Вот звук сопла и стал для тебя основным. Он тебя вдаль уносит, а умишком своим ты в цирке вонючем застрял. Ну и вот тебе напоследок: вылетишь ты с этим сопельным звуком в трубу. Или вообще его утеряешь и с позором окочуришься!
– Глупости городишь, блоха человеческая.
– Мать моя была женщина! Кто бы про глупости чавкал. Вот я посмотрю, куда тебя завтра сопло свистящее вынесет! Тогда уж точно запоёшь: не блоха – ха-ха, а Терёх – ох-ох!
Варюха-горюха
Крашенная-перекрашенная, снаружи чуть грубоватая, но внутри чутко-ранимая, безнадежно несовершеннолетняя и от этого по временам тоскующая, Варюха-горюха сперва наблюдала за Оленькой и Терентием Фомичом со смехом, потом с удивлением, после с досадой и под конец – с восхищением!
Подростково-родительская жизнь Терентия Фомича и Оленьки представлялась Варюхе в смешных и грубых тонах. Не в смысле домогательств: знала точно – такого нет, и быть не может. А в смысле телесной смехотворности: Оленька куколка высоко-стройная, с глянцевым личиком и вкрадчивой повадкой – Фомич диспластик-малорослик: скачущий, как на пружинках, гибкий-прегибкий, но при этом какой-то недотёсанный. Когда вместе идут – смех разбирает…
Про диспластиков Варюхе в кружке «Ранних физиологических отношений» разъяснили: диспластики – люди, у которых в соединительной ткани есть офигенные отклонения от нормы.
– Настоящих диспластиков, конечно, маловато. Просто-таки с воробьиный нос – вразумлял Варюху на индивидуальном собеседовании, препод ранних физиологических отношений, – Ты вот, к примеру, можешь себя узлом завязать?
– А-а.
– Ну, то-то же. А они могут, да ещё как! Они, чёрт бы их побрал, такие гибкие, что легко способны, не сгибая колен, достать локтями до пола. И пальцы на руках у них отводятся в от ладони сторону не на сорок пять, а на все сто восемьдесят градусов! Патологическая подвижность у этих самых диспластиков наблюдается и в других членах тела. Понимаешь в каких?