Голодные Игры: Восставшие из пепла

Но есть вопрос, который гложет меня. Который донимает меня куда больше светских бесед, которые бы никогда не возникли между мной и этой девушкой из Седьмого Дистрикта.

– Что ты будешь делать, когда станешь ментором?

Джоанна одаривает меня ухмылкой. Одной из тех, которые приводили в замешательство, но я стою на своем.

– А что, есть предложения?

Я молчу. Все это мишура и слабое доказательство того, какая она сильная. Выпустит пар, а я дождусь честного ответа. Девушка залпом выпивает содержимое своего бокала, но даже, когда выпивки уже нет, она с интересом оглядывает дно стеклянной посудины.

– А что делал Хеймитч, когда становился ментором?

При упоминании Хеймитча ко мне возвращается прежняя злость.

– Старался оградить их от худшей участи.

Но - нет. Пройдя весь путь от начала и до конца, теперь я даже завидовала девушке, которая стала первой из списка дюжины погибших в первый день на арене 74-х Голодных Игр. Она не знала страданий, кроме тех, когда Катон, Мирта или любой другой из отряда профи нанес ей смертельный удар. Дистрикт-3 снабжался куда лучше, чем Двенадцатый, а значит, особого недостатка в питье, одежде или пропитании она не испытывала. У нее не было сестры, за которую она была готова отдать жизнь и которую, в последствии, забрал пепел сожженных тел.

– Нет худшей участи, чем эта, – отвечает Джоанна, обводя окружающих презрительным взглядом.

– Есть.

Мне вновь приходится обернуться на уверенный, но миролюбивый и знакомый голос. Ну, конечно.

– Бити.

Объятия не занимают больше секунды, но и они позволяют мне ощутить вкус и запах арены: кровь, страх, обезьяны-переродки, ядовитый туман, жуки, крики обезумевших соек-говорунов, волна, молнии. Все живо и так натурально, что я невольно пропускаю первые реплики, которыми обмениваются Джоанна и Бити.

– Ты всегда влезаешь со своими научными достижениями, – грозно говорит Джо.

– Они полезны, тебе бы пора с этим согласиться.

– Иди к черту, Долбанутый. Жалею, что на арене не выпустила тебе…

– Что расскажешь, Бити? – спокойно спрашиваю я.

Их препирательства своего рода обряд, к которому, если не привыкнешь сразу, не привыкнешь уже никогда.

– Перед тобой главный «режиссер» 76-х Голодных Игр, – выплевывает Джоанна. – На его языке это звучит намного вальяжнее, но суть от этого мало меняется: Бити заделался главным Потрошителем. Сделай мне, как двукратному победителю, любезность. Смени, в конце концов, этот чертов лозунг на что-нибудь более правдивое и менее созвучное. Вроде: «Умрут только двадцать три трибута-неудачнника, но именно ты можешь победить, чтобы до конца жизни стать собакой Капитолия».

Девушка с грохотом опускает фужер на стол и, не попрощавшись, шагает в толпу. Подобные слова можно было приравнивать к государственной измене. Джоанна не боялась огласки, не боялась Президента, не боялась самой смерти. Она никогда не отличалась особой вежливостью или добротой, но отваги и храбрости ей было не занимать.

– Она злится на меня, да и кто бы не злился? Не я, к несчастью, решал подобные вопросы. Койн назначила меня главным технологом, а что я мог сделать? Отказаться, чтобы и мне приписали «душевнобольного», сослав загибаться в Дистрикте? Еще хуже – государственная измена, но я, по правде, мало боюсь этой участи…

– Ты говорил, что есть участи хуже нашей? – спрашиваю я, – О чем ты тогда говорил?

Подносят очередной бокал шампанского, и я незамедлительно хватаю его в руки, боясь выпустить. На самом деле боюсь я только одного – услышать правду. Правду грядущей арены.

– Беженцы. Все, что приготовила Койн, намного хуже предыдущих игр. Они безжалостней, они опасней. Я не видел полного чертежа арены, но могу тебе поклясться, Китнисс. Это настоящее пекло.

Я нервно сглатываю и пытаюсь не выдать собственной дрожи. Все нормально. Все хорошо. Я жива. Готова к сражению. Победный настрой и вновь облачаюсь в перья птицы. Все хорошо. Все нормально.

– Мне кажется, она укрывает схемы от меня. Ведь я, как и ты, стану ментором. Она надеется на мое благоразумие, но уверен, в обновленном Тренировочном Центре найдется предостаточно доносчиков.

– Бити, молчи, – прошу я. – Не сейчас, пожалуйста.

Он понимающе смотрит в мои глаза. Наверняка не хуже меня понимает, что готовить детей к смерти так же бесполезно, как и рассматривать чертежи арены. Это бесполезно, как и все, что мы можем подарить этим детям.

– Самое страшное, что это не единственная наша проблема, Китнисс.

Я вскидываю опьяненный взгляд на «Долбанутого». Страшно хочется есть и пить, об остальном я и думать забыла. Но эти слова – слова, которые так часто рушили мою последнюю надежду, – разрождаются во мне чувством предостережения. Это важно.

– Пока вы добирались в Капитолий, ты не заметила ничего… особенного?

– Особенного? – переспрашиваю я.

– Что-то, что не укладывалось в твое общепринятое понимание.

Я задумываюсь: тяжелая работа на полях, прежнее убранство экспресса, приветственные билборды Дистрикта-2. Разве в этом было что-то «отличное от нормы»? Нет, все же присутствовало нечто, за что моя опьяненная память уцепиться не могла.

Имя. Главное забытое имя, которое маячило в этом списке со значком «ненормально». Мысли сыплются на меня вперемешку с буквами – я не могу ухватиться за несколько нужных слогов.

– Элмер Хейс, – выпаливаю я. – Я встретила его на перроне вокзала Дистрикта-2.

И теперь, сказав это, я почему-то поняла, как это обстоятельство незначительно. Элмер, ну и пусть себе Элмер. Логическая нить прерывалась на этом парне, продолжая свой путь и обходя его стороной.

– Невероятно!
– глаза Бити вспыхивают неожиданным восторгом и радостью. – Как вы встретились?

Я недоумевающе хмурю брови и пересказываю своему, теперь уже оправданно Долбанутому другу о том, как познакомилась с этим парнем. Кажется, я не упускаю ни одну деталь, иногда повторяя по несколько раз, так как этого настойчиво просит Бити.

В конце рассказа его глаза налиты обезумевшим счастьем.

– Поделишься радостью, Бити?

– Ты, наверное, мало понимаешь, с кем пришлось столкнуться на вокзале?

Я недоумеваю еще больше. Кажется, он просто насмехается надо мной. Я начинаю злится. Что за секреты и недосказанность?

– Нет, не понимаю.

– Я знал, что они не ограничатся Восьмым! Но кто бы мог подумать?

– Ты скажешь мне, наконец, о чем говоришь или нет? – рычу я.

– Китнисс, тот самый незатейливый парень из Дистрикта-2 – один из предводителей отряда радикалов, которые восстали против Президента Альмы Койн.

***

Тепло разливается по телу вместе с отчужденным и незнакомым мне чувством радостного шока. Радикалов? Людей, которые все еще поддерживали меня и сторонились мести? Бокал, который до этого момента был в моей руке, с грохотом разбивается о мощеный пол Сада. Я и забыла о том, где нахожусь.