Голому рубашка. Истории о кино и для кино
Шрифт:
— А сколько это будет стоить?
— Зависит от того, как ты споешь, — сказал я.
— Это как? — удивилась девчонка.
— Ну, если споешь хорошо, то бесплатно, а если плохо — тогда штраф, — сказал я.
— И какой?
— Один поцелуй, — сказав я.
— Нет, серьезно? — обрадовалась девчонка.
— Серьезней не бывает, — сказал я.
— Я согласна.
— Тогда поехали, — сказал я и заиграл вступление.
— Подождите, — остановила меня девушка. — А можно я скажу пару слов в микрофон, перед тем как спеть.
— Что хочешь сказать?
— Здесь сидят мои знакомые, и я хочу сказать, что эту песню посвящаю своей родине — Вятке, — сказала девушка. — Объявлю, как бы свой номер.
— Ну, говори, — разрешил я. — А петь
— Хорошо, — и девушка сказала в микрофон: — Дорогие друзья! Я спою сейчас песню, которую любят у меня на родине. Да ее, я уверена, в России везде любят. Такая это песня, — И обратилась ко мне: — Прошу, маэстро!
Я чуть не задохнулся от такой наглости, но, что делать, послушно заиграл вступление. И кивнул, как договорились. Она запела.
Должен сказать, что слух у нее был в порядке, не фальшивила, ноту держала, а голос был какой-то необычный, т. е. сейчас никто таким голосом не поет. Какой-то сдавленный, тонковатый и вроде жалостливый. Скорее всего он напоминал мне голос нищенок, которые иногда пели в московских электричках. Но для этой песни, как ни странно, он подходил, ложился на мелодию, как говорят у нас, музыкантов. Американскую песню таким голосом петь нельзя — ничего не получится, уверен.
Песня имела успех — зрители хлопали, а один мужчина подошел и положил мне на синтезатор 10 долларов и попросил:
— А можете исполнить «Вот кто-то с горочки спустился»?
— Знаешь? — спросил я девушку.
— Знаю, — сказала она.
— Исполним, — сказал я парню и заиграл вступление. — Ты уже стала зарабатывать! — сказал я девчонке. Она прыснула прямо в микрофон. И тут же запела опять своим нищенским голоском. И опять в точку.
Вот кто-то с горочки спустился,
Наверно, милый мой идет…
Короче, мы без всякого перерыва целый вечер исполняли весь пришедший нам на память багаж «жалостливых» песен, включая «Постой, паровоз, не стучите, колеса» и «Позабыт, позаброшен с молодых юных лет». И, признаюсь честно, я этого не ожидал, но имели неожиданный успех. И к тому же прилично заработали. Когда я выступал один, мне почти никогда ничего не заказывали — не тот у меня репертуар, и я ничего не имел сверх того, что платили мне хозяева ресторана. А тут вдруг за вечер около четырехсот долларов. Не ожидал, честное слово.
— Ну, как будем делить бабки? — спросил я у девушки, когда мы вышли из ресторана.
— Как хотите, — сказала она. — Я ведь и не думала, что еще и заработаю! — засмеялась она.
— Я тоже не ожидал, — сказал я, достал из кармана деньги и стал их пересчитывать.
— Ой, а вы сможете меня подвезти до дому? — спросила она. — А то нашим я сказала, чтоб не ждали.
— Подвезу, — сказал я. — Фифти-фифти тебя устроит? — спросил я.
— Ой, ну это даже чересчур! — искренне поразилась она.
— Ну вот, бери 200 долларов, — протянул я ей деньги. — Заработала.
— Я в месяц столько у себя в Вятке не зарабатывала, как сегодня за вечер! — рассмеялась она. — Даже не верится…
— А ты привыкай. Это Америка! — сказал я.
— А вам понравилось, как я пела? — спросила она. — Только честно!
— Честно? — прищурился я.
— Да! — по-пионерски сказала она.
— Если честно-честно, то нет, — сказал я.
— Я так и думала, — она приблизилась ко мне. — Значит, я должна вас поцеловать.
— Ну, уговор — дороже денег! — согласился я.
Она встала на цыпочки и приложила свои губы к моим, просто приложила, как прикладывают губы ко лбу, когда хотят проверить температуру. Вначале я подумал, что этим все и ограничится, но вдруг губы ее внезапно ожили, да так, что я, вспоминая тот поцелуй, каждый раз чувствую, как по всему телу у меня будто судорога проходит.
Когда я пришел в себя, то спросил:
— Слушай, а как тебя зовут? Меня — Сергей.
— А меня Оля, — сказала она и засмеялась. — Вот и познакомились.
Оля осталась ночевать у меня. Выяснилось, что она
приехала по студенческому обмену на лето, должна была находиться в Милуоки, а подруга уговорила ее полететь в Майами, здесь у нее был знакомый парень, к тому же здесь океан и все такое. Вот с ними Оля и была сегодня в моем ресторане. А живут они с подругой у ее парня в съемной студии, Оля спит на полу, а подруга с парнем на тахте.Ну что вам сказать? До сих пор я считаю, что это был подарок судьбы. После того как от меня ушла жена, уехала в Сиэтл, где у нее жили мать со старшей сестрой, я женщин практически не видел. Пару раз в бухом состоянии я переспал — один раз с нашей посудомойкой, а второй раз с какой-то туристкой-меломанкой. Ни имен их не запомнил, ни связанных с ними своих ощущений. И все. За пять лет больше никаких сексуальных приключений и переживаний. Я уже и на женщин стал смотреть как на проплывающие мимо меня корабли. У них свой курс, а я стою на необитаемом острове, и даже не помышляю махать им руками, звать, кричать, а просто грустно смотрю им вслед. Вот так я ощущал свое положение. И вдруг такая женщина, фактически девчонка — 22 года! Фигурка — статуэтка. И отдалась мне так, как будто всю жизнь меня любила или о таком, как я, всю жизнь мечтала. Представляете? Она уснула, а я все не мог поверить в случившееся, выходил на балкон покурить, пару раз выпил виски и только к утру уснул.
Следующий день я начал с того, что договорился с хозяином ресторана, где я работал, что Оля будет петь со мной, платить он ей не будет, а все, что мы получим от клиентов — идет нам. Потом поехали, забрали олины вещи у подруги, привезли ко мне. По дороге в «Мэйсисе» я купил Оле красивое платье для выступлений и туфли.
— У меня в жизни таких красивых вещей не было! — поцеловала меня Оля.
И мне запомнилось, что еще она сказала по этому поводу:
— Знаешь, мой дедушка мне говорил, что он до войны не видел ковров, хрустальных люстр, фарфоровых ваз, даже не знал, что есть такие вещи на свете. У нас в Вятке тогда ведь ничего такого не было. Только в Германии он все это увидел. И был поражен — что за ненужные вещи! А мне потом признался, что понял, в чем их смысл — красивые эти вещи и все!
Когда дома Оля надела это платье и туфли, я обалдел: передо мной стояла стройная, шикарная женщина, о которой я не мог даже мечтать.
Обедать поехали на Саус Бич — она еще там не была ни разу, и отметили наше совместное предприятие обедом во французском ресторане.
— Никогда не думала, что я закадрю такого солидного мэна, — смотрела на меня счастливыми глазами Оля. — Я ведь любила петь с детства. А о том, чтобы петь со сцены, и не мечтала! Как мне повезло с тобой!
Вечернее наше выступление прошло просто замечательно. Оля в новом платье выглядела как настоящая эстрадная звезда, публика так и воспринимала ее, во всяком случае, как профессиональную певицу, и денег мы собрали даже больше, чем в первый день.
Вторая наша ночь была еще более впечатляющей: Оля обволакивала меня как нежное облако, втягивала меня в себя, и я чувствовал, что еще чуть-чуть, и я, как вода в ванне, могу с прощальным всхлипом весь исчезнуть внутри нее. Вот такое у меня возникало временами ощущение, и я неожиданно для себя и своего возраста показывал результаты, которые не снились мне даже в юности.
Короче, не буду вам долго голову морочить, скажу только, что прожили мы так с ней около двух месяцев. Если говорить обо мне — это были лучшие дни моей жизни, так я считаю даже сейчас. Но ничто ведь в этом мире не стоит на месте, все движется, все меняется, тем более отношения между людьми. Если б можно было человеческие отношения заморозить в какой-то одной, самой приятной для обоих людей точке — была бы не жизнь, а сплошной кайф. А поскольку жизнь имеет в своих карманах миллион вариантов, которые может вам предъявить в любую минуту, то никто и ни в чем, даже в завтрашнем дне, не может быть уверен. А тем более в том, что все, к чему ты привык и тебе очень нравится, останется так до конца твоей жизни. Привет мечтателям!