Голоса прошлого

– Энн, – сказал он наконец. – Ты что... ты из– за пары неудачных слов? Всего– то…

– Всего– то, Итан, – горько ответила я. – Понимаешь? Для тебя моя приёмная дочь – это «всего– то». А для меня она – всё. Ты ещё смотришь? Смотри. Сколько я отдала за то, чтобы она пришла в норму. Всего– то!

– Но так же нельзя, Энн, – он в волнении пригладил рукой волосы. – Ты посмотри, до чего ты себя доводишь! Ты же была весёлой смешливой девочкой когда– то. Ты…

– Была, Итан. Была. И хватит уже, бессмысленный какой– то разговор. Оставь меня в покое, хорошо? Просто – оставь.

– Как скажешь, хорошо, – быстро согласился он. – Просто может быть потом, когда– нибудь...

– Нет, – твёрдо заявила я. – Ни потом, ни когда– нибудь. Ты же сам видел. Не трать зря время, своё и моё. Извини.

На том и расстались. Кажется, он не поверил до конца. Но на какое– то время угомонится, что уже плюс…

А на следующий день случилась трагедия. Я много раз вспоминала потом и пыталась понять, как можно было избежать её, и в конечном счёте поняла, что никак. Никак такое предвидеть невозможно. Вообще.

Все новые коррекции несут риски для целителя, это общеизвестно. Но я упустила из виду, я как– то вообще даже не задумывалась. У нас же всё получалось! У всей нашей команды, как вместе, так и по отдельности. Распространённая проблема в среде целителей: в какой– то момент начинаешь верить, что ты бог и что тебе всё позволено. Неудивительно, при той мощи, которой мы владеем, при тех, не побоюсь этого слова, чудесах, которые мы сотворяем. Профдеформация. Забываешься иной раз. Забываешь, что за всё надо платить. В том числе и за чудо.

Ведь чудес, как всем известно, не бывает.

Ничто не предвещало беды. Стандартный осмотр нового пациента, девочки четырнадцати лет. Стандартный случай: прогерия Эммы Вильсон. Уже проступившая седина, признак надвигающегося обвального срыва…

Почему я не подумала о Сихранав? Почему не вызвала Итана? Не дождалась доктора Девлятова?

До сих пор не знаю.

Есть правда такая теория, теория энергии души. Наставник, помню, относился к ней скептически. Но если действительно у каждого из нас существует определённый запас этой энергии, конечный запас, который формируется в момент зачатия за счёт запасов родителей или, при клонировании, основы, то все происходящие с нами случайности, фатумы, судьбы легко объясняются истощением данного запаса. В течение жизни человек держит баланс. Черпает запас энергии, с тем, чтобы потом отдать его. Но когда баланс нарушен, то может произойти всё, что угодно. Гром зимой с ясного неба и молния не куда– нибудь, а именно в тебя. Поскользнёшься на ровном месте. Решишь поберечься при переходе дороги и именно на тебя вылетит потерявший управление снегоход. Возьмёшься за паранормальную коррекцию, которая проводилась тобой уже сотни раз…

При этом как сам человек, так и окружающие совершают необъяснимые с точки зрения глупости, каждая из которых сама по себе ничего не стоит, но все вместе они приводят к летальному исходу.

Вот и в тот день. Мы с Эльвирой занялись девочкой, и всё, шло как обычно, по накатанной уже дорожке. Я сосредоточилась на ребёнке и совершенно упустила из виду Эльвиру, а когда вышла в нормальный режим, обнаружила, что напарница медленно, как в дурном кино, сползает по стене и диагностика выдает такое дерьмо, что впору самой терять сознание. Стремительный распад личностной матрицы, полная остановка электрической активности мозга, – при ещё работающем сердце и лёгких…

Потом мне объяснили, что произошло, в тонких частностях. Эльвира очень хотела доказать, что ничем не хуже меня. Но она была ординаром. Хорошим доктором, но ординатором, как раз из тех, о ком не уставал говорить мне Сергей Семёнович. И вот она потянулась за мной, желая не отстать, а всего лучше – превзойти, а я вела коррекцию как считала нужным. В обход требований доктора Девлятова. На пределе возможного. Возможного – для меня...

Я держала её, держала, пыталась вытянуть, я не верила и не хотела верить, но как вернуть ушедшую за порог душу? До сих пор никому не удавалось. И оставалось только смотреть в бессильной ярости, как тает, растворяясь в общем эмо– фоне тёплый цвет её живой ауры, как уходит жизнь из оставленного душой тела…

Не верьте досужим разговорам. Душа – есть. Мы, целители, хорошо это знаем. Эта тёплая волна, последний привет от уходящего… Всё, смерть.

Я не сорвалась в истерику. Меня ударило оцепенением. Ударило, замуровало в набитый колючей ватой короб, поставило в тёмный погреб, подальше от живых. Вокруг вскипела суета, но я отнеслась к ней безразлично. Пустота… И гневные лица собратьев по паранорме.

– Ламберт, с тобой невозможно работать!– гневно высказался Сергей Семёнович. – Ты постоянно передёргиваешь на себя, подставляешь свою голову под неоправданный риск, и это не могло не окончиться тем, чем окончилось! Работать в паре с данной коррекцией прямо запрещено; ты об этом знала, но, видно, самодовольно решила, что умнее всех, и отлично справишься без контроля со стороны. Со своей пятой категорией! С отсутствием ранга! Без допуска в инфосферу. Вот что, дорогая, с такими настроениями нечего тебе в профессии делать! Иди самовыражопываться куда– нибудь в другое место, а здесь тебе не цирк, тут госпиталь и ответственность за человеческие жизни. В том числе и за жизни коллег!

– Энн, в самом деле, – поддержал Девлятова Итан. – Что на тебя нашло?

Пустота отошла, и меня затрясло. Я не знала, чем им возразить, потому что они были правы. И в смерти Эльвиры виновата, конечно же, я. Она верила меня, доверяла, она была ведомой, и – погибла; я должна была предвидеть!

– Оставьте ребёнка в покое, – резко сказала Сихранав, и, видно, добавила что– то телепатически, потому что они больше ничего не сказали вслух, но мне довольно было их лиц и взглядов.

Сихранав же присела рядом, обняла меня за плечи. Истекающий от неё упругий ток целебной силы принёс облегчение телу, но не душе. Я ткнулась ей в плечо и разрыдалась. Она гладила меня по голове, как маленькую, и говорила мне:

– Бросайте их, перебирайтесь к нам в Тойвальшен– Центр. У нас не кидают в пекло детей. Вам ведь двадцати ещё нет… у нас активная практика разрешена только с двадцати трёх… А фобию вашу мы вылечим. Забудете о ней насовсем, вот увидите…

Я не могла ей ответить, да она и не ждала ответа.

– Пойдёмте, вам надо прилечь…

Дальше было никак. Похороны. Расследование. Оправдали, кстати, и зря. Я не утаивала свою роль в случившемся. На телепатическом допросе утаишь! Но меня оправдали. Взыскание получили Девлятов и Итан с формулировкой «преступная халатность». Не уследили. Что– то им ещё было. Но учитывая паранорму, полностью от работы в госпитале не отстранили, заморозили только наш проект. Целителей мало. Чтобы лишить целителя лицензии и провести над ним коррекцию на подавление паранормы, этому целителю, прямо скажем, надо очень и очень постараться…

***

Через несколько дней я пришла в кабинет к доктору Девлятову. Мне было страшновато от того, что я собиралась сказать. Но отступать уже было нельзя.

– Сергей Семёнович, – сказала я. – Надо поговорить.

– Хорошо, – он отложил книгу, сложил руки домиком. – Я тебя слушаю.

Признаться ему оказалось невероятно трудно. Вообще– то, уходить я собралась решительно, только думала, что отправлюсь всё– таки в Тойвальшен– Центр, по рекомендации Сихранав. И собиралась в самое ближайшее время поговорить с ней об этом. Но вмешалось непредвиденное.