Голоса за стеной

С п а р т а к. Клянусь богами Олимпа, что я на твоей стороне. И этим мечом готов служить тебе.

Г е р а к л. Уверен, о смертный, что, и ты совершил бы подвиги, которые прославили меня в веках.

Г а р и б а л ь д и. Судя по рассказу, ты человек благородный. Карбонарии пошли бы за тобой в любое сражение.

Г р а ф М о н т е - К р и с т о. Несправедливость, проявленную по отношению к тебе, нельзя оставлять безнаказанной.

После таких бесед Саша ощущал, что он прав абсолютно во всем. Шутка ли, такие авторитеты были на его стороне! И тогда возникала мысль: «Вот если б я обладал их силой или властью!..» И представлял себе, что было бы в этом случае. Саша почти не задумывался: а не проявил бы он тогда несправедливость по отношению к другим? Иногда, правда, какие-то смутные сомнения шевелились в душе. Но Саша отмахивался от них, оглядываясь на великих героев, с которыми только что незримо общался. Тут, конечно, не обошлось без лукавства: в свои собеседники он редко приглашал, скажем, Павку Корчагина, ибо знал, что Павка Корчагин безошибочно разобрался бы в его делах и сказал бы со всей прямотой:

— Брось, Санька, губы дуть и бузить! Нос дерешь, а тебя щелкают по носу за это. Революция не терпит мелочности!

Вообще Саша Коноплев парень был неплохой. Учился хорошо, без троек, много читал, был аккуратен. Его дневник и тетради всегда сияли чистотой. Не было в них ни клякс, ни помарок. Особенно он старался, чтобы обложки тетрадей не измять, чтобы не было загнутых углов. Старательность эту отмечали учителя и родители. Поэтому Саша полагал, что он обладает абсолютно всеми достоинствами, а недостатков и вовсе не имеет. Многие естественные вещи — обыкновенную аккуратность, добросовестность, с какой он учился, Саша считал чем-то выдающимся в своем характере. И когда у кого-то что-то не получалось, он говорил: «Вот если бы я!..» В иных случаях просто усмехался молча, давая понять, что человек взялся за недоступное ему дело или рассуждает о чем-то, слабо в этом разбираясь. Зря, дескать, не обратились за советом к нему, к Саше. Странно, но к нему и правда никто не обращался.

Однажды ребята на школьном дворе делали солнечные часы. Что-то у них не ладилось. Саша же стоял в стороне и с превосходством наблюдал. Он видел ошибку, но не подошел. Мария Васильевна, классный руководитель, спросила у ребят:

— Почему же вы не попросите Сашу Коноплева?

— А почему мы его должны просить? — сказал Олег Монастырев. — Что он, слепой? Видел, что мы зашились, подойти, что ли, не мог, подсказать. А то стоял, как Наполеон на поле боя, скрестил руки и ухмылялся.

Позже Мария Васильевна поинтересовалась у Саши:

— Ты понял, в чем ошибка ребят?

— Конечно, — ответил Саша.

— Почему же не помог?

— Они не просили…

— А не боишься, что твои знания останутся при тебе? — внимательно посмотрела на него Мария Васильевна.

Вечером того дня Саша, сидя один в комнате, раздумывал над ее словами. Они вызвали в нем обиду.

В распахнутое окно долетал шум со двора. Уже смеркалось, но мальчишки еще гоняли мяч, слышались звонкие удары и возбужденные крики: «Рука!..», «Пеналь!..» У Саши не было настроения идти туда. Он сидел на тахте, обводя взглядом корешки книг на полках. Саша, как обычно, искал, с кем бы из любимых книжных героев обсудить сейчас свой разговор с Марией Васильевной, кого призвать в судьи. На глаза ему попались «Три мушкетера». «Что ж, д’Артаньян сейчас самый подходящий», — подумал Саша.

Вскоре он уже излагал суть дела прославленному мушкетеру. Вроде ни в чем Саша не соврал д’Артаньяну. Тем не менее из рассказа Саши выходило так, что неправы ребята, а Мария Васильевна оказалась несправедливой.

— Сударь, — ответил д’Артаньян, — не сомневаюсь в правдивости вашего рассказа. Вы горды, как истинный гасконец. И эту гордость я готов поддержать своей шпагой, — при этих словах он прикоснулся к эфесу. — Ведь наш девиз какой? «Один за всех, и все — за одного», — он снял шляпу, широко взмахнул ею и, поклонившись, удалился…

Саша радостно улыбнулся и, свесившись из окна, стал наблюдать, как идет игра в футбол, советовал, как подавать угловой и кому бить пенальти. И, глядя на игравших, думал: «Вот если бы я!..»

Между тем на кухне тоже шел разговор. Там беседовали Сашины родители. Отец Саши только что вернулся из школы, с родительского собрания.

— С успеваемостью у него все в порядке, — говорил отец. — Претензий вроде нет ни с чьей стороны. Правда, в последнем сочинении он перемудрил. Хотел, видимо, удивить, и немножко запутался. Четверку получил.

— Мальчику, наверное, хотелось проявить свою начитанность, — сказала мать.

— Ради чего — вот в чем дело. Удовлетворить свою гордость, тщеславие, как-то выделить себя из круга остальных? Так мне дала понять Мария Васильевна. Надо поговорить с ним.

— Поговори, — пожала плечами мать. — Хотя я не вижу оснований дергать ребенка…

Тем не менее за ужином отец спросил Сашу:

— Как дела в школе?

— Нормально, — ответил Саша.

— Во всем и со всеми? — спросил отец.

— Разве кто-нибудь жаловался? — поднял Саша на него глаза. — Учителя меня любят. Я раньше всех подымаю руку. Иван Антонович даже сказал, что у меня всегда самые толковые ответы.

— Тебе достаточно этого? — спросил отец.

— Чего? — не понял Саша.

— Похвалы учителей.

— А чего мне еще нужно? — пожал Саша плечами. — Занимаюсь я нормально, уроки не срываю, сижу тихо.

— А вот Мария Васильевна считает, что это еще не все.

— Что же «все», папа?

— Тут ты сам подумай. Подсказывать пока не стану. Сам сперва попробуй понять.

— Вот если б я… Если б меня назначили… — начал было Саша, но отец перебил его.

— Почему, собственно, именно тебя должны куда-то там назначать? Считаешь, что ты самый достойный?.. Ну, ладно, иди отдыхай да поразмысли, чего я от тебя добиваюсь…

Конец учебного года не застал Сашу врасплох. Экзаменов он не боялся, весь год занимался добросовестно, систематически. Начиналось лето. Впереди маячила поездка в пионерлагерь.

Саша четко представлял себе этот лагерь в сосновом бору, на берегу спокойной реки. Жить они будут в палатках. Утром трава еще блестит от росы, в свежем воздухе крепкий запах хвои. После физзарядки и завтрака — на реку. Барахтаться в воде, с ночи еще прохладной, но все равно приятной. Загорать на песке, чувствовать, как солнце все сильнее и сильнее припекает спину. Капельки воды на ресницах, как маленькие линзы, сквозь них все видится окаймленным радужным свечением, в особенности если чуть сощурить веки.

Потом Саша, как командир дружины, приказывает, и все бегут строиться на обед. Дружина движется полевой дорогой, уже знойной, пропекшейся. Вьется она меж высоких хлебов, над которыми поет жаворонок. Саша же идет рядом со строем и подает команды: «Запевай!» или «Шире шаг!»… И сам радуется своему сильному, волевому голосу, который он натренирует к этому времени, чтобы командовать…

Экзамены он действительно сдал хорошо. В переводных оценках всего лишь две четверки, остальные — пятерки.

Через неделю были созданы дружины из учеников пятых и шестых классов.

На последнем общем собрании Сашиного класса присутствовали Мария Васильевна, старшая пионервожатая Галя и от школьного комитета комсомола десятиклассник Ашот Сисакян.

— Ваш класс выделяет трех командиров дружин, — сказал Ашот — самый высокий в школе парень, имевший второй разряд по баскетболу. — Выдвигайте кандидатуры. Будем голосовать. Избран, разумеется, будет тот, кто получит большее число голосов.

— А кандидатуры девочек можно? — спросил кто-то.