Голова Олоферна

«Фарш говяже-бараний, 7 тысяч рублей за 1 кг».

Стоявшая рядом бабка с хиреющим пуделем сразу же среагировала:

– Ты чего, из деревни, что ль?

– Почти, – отозвался Погорелов, решив со всем соглашаться.

– Как это «почти»? – удивилась бабка.

– Из пригорода, не понятно разве?

– А-а, – многозначительно кивнула та и, поцеловав пуделя в нос, заорала: – Карликовый пудель с отличной родословной, потомок из коллекции князей Голицыных…

– Так уж и из Голицыных? – спросил бывший ветеринар.

– Ну, а то кого же? – неуверенно пробурчала бабка.

По всему было видно, что Голицына она приплела от фонаря, и поэтому Павел Леонидович решить развить тему несколько в ином направлении:

– Что ж ты, старая, народ дуришь, какого на фиг Голицына? Бери выше – Разумовского! Такие классные пудели, насколько я знаю, водились только у него да у императрицы Елизаветы. Кстати, держать их на морозе нельзя, воспаление легких минутою подхватят, а то и вообще останутся вечно молодыми. Это я тебе говорю – бывший ветеринар!

Врать Павел Леонидович умел и любил с детства. Любую, самую неправдоподобную историю он был в состоянии так преподнести, что самый неверующий слушатель, в конце концов, начинал верить в нее всей душой. Бабка, по крайней мере, похоже, поверила, закутала пуделька в какую-то тряпицу и к Павлу Леонидовичу заметно подобрела.

Но она оказалась не единственной, кто хотел познакомиться с новоявленным торговцем. Мужик, стоявший с другой стороны, очень обрадовался Павлу Леонидовичу. Сам он торговал козьим молоком, разлитым в двухлитровые бутылки из-под «пепси-колы». Как только бывший ветеринар вынул и разложил на картонной коробке фарш, мужик тут же веселым бойким голосом спросил у него:

– Свое продаешь?

– В смысле? – прикинулся дураком Павел Леонидович.

– Ну, сам выращиваешь скотину, сам и продаешь, значит. Правильно я понимаю?

– Да нет, неправильно! – язвительно отвечал Павел Леонидович. – Скотина сама растет, только коли вовремя.

Уж очень не понравился этот мужичишка ему. Глазенки маленькие, хитрые, так и бегают туда-сюда, туда-сюда…

– А чего у тебя глаза так бегают? – не сдержался, спросил у него Погорелов. – Боишься кого, что ли?

– А у тебя будто не бегают! – с раздражением ответил мужик. – Или менты ни разу не забирали?

– А что, забирают? – удивился Павел Леонидович.

– А то как же! Таких вот, как мы с тобой, и берут чаще всего.

– Что значит, таких, как мы?

– Ты, правда, такой дурак, – не выдержал мужичок, – или прикидываешься? Неужели непонятно?! Товар у нас с тобой, считай, одинаковый. Я козу держу, молоком козьим промышляю, ты тоже, наверное, скотину какую-нибудь держишь и, стало быть, мясом, фаршем торгуешь. Остальные же здесь, в основном, перепродажей занимаются, спекулируют, если по-старому говорить. Это, во-первых. А, во-вторых, мужики мы с тобой. Мужиков же всегда первыми и берут.

– Это еще почему? А баб?

– А что бабы? Расплачутся, разрыдаются, как им положено. Ментам возиться с ними неохота, посмотрят на все эти слезы и сопли, пригрозят пальцем и отпустят. К тому же все бабы тут пенсионерки, что с них взять…

– А мужики, значит, разрыдаться не могут? – предчувствуя страшные последствия своей новой работы, тоже с раздражением спросил Павел Леонидович.

– Могут, конечно, но что толку? Менты им за эти слезы такой штраф влепят, что только держись.

– А если денег нет? – продолжал допытываться Павел Леонидович.

– А если денег нет, будем разговаривать по-другому, – неожиданно донесся откуда-то сверху мужской незнакомый голос. – Документы?!

«Ну, вот и приехали! – с ужасом подумал Павел Леонидович. – Вот это загадочное чувство, когда душа уходит в пятки. Состояние не из приятных».

– Ну, что застыл, как цуцик? Документы, говорю! – прозвучал тот же голос еще более настойчиво.

Погорелов медленно поднял голову. Перед ним, или даже скорее над ним, возвышался огромный, в полной экипировке милиционер. Закованный в бронежилет и с автоматом на толстой шее, он произвел на Павла Леонидовича неизгладимое впечатление. Душа его не только ушла в пятки, а, кажется, была готова покинуть тело.

– Ну, что обомлел? – уже протянул к Павлу Леонидовичу руку милиционер.

– Да я не… – с трудом шевельнул языком бывший ветеринар.

– Понятно, что не продавал, а Машку за ляжку да Лариску за сиску тискал. Ладно, в отделении разберемся. Бери свой товар и вперед, за мной.

Такого расклада Павел Леонидович никак не ожидал. Все, что угодно, но не в первый же день попасться. Следуя за милиционером, он в какой раз уж подумал о постоянно преследующих его неудачах. И за что ему такое божье наказание?! Никого вроде бы не убил, не ограбил, да что там ограбил – слова лишнего никому не сказал, а вот, на тебе, с работы уволили именно его, а не кого-нибудь другого, дети постоянно болеют именно у него, а не у соседа, жена – дура набитая, тоже у него. И сейчас не мужика этого козьего мент в отделение ведет, а его, совершенно безвинного Павла Леонидовича Погорелова. Как тут не возропщешь, как не посчитаешь себя законченным неудачником!

А ведь свою «работу» в метро безработный Погорелов представлял несколько иначе. Ему, например, до ужаса было интересно, как поведет себя покупатель, как среагирует на цену и так далее. А тут, здрасьте вам, милиционер, да еще с автоматом! Для такого нежнейшего существа, как Павел Леонидович, это было настоящим потрясением. Еще в далеком детстве его постоянно пугали милицией, и вот наконец свершилось: задержание с поличным, да еще с каким, врагу такого поличного не пожелаешь.

Милицейский пост находился в том же злополучном переходе, где Павел Леонидович был так позорно пойман. Миновав длинный полутемный коридор, они с милиционером очутились в небольшой плохо освещенной комнате. Первое, что бросилось Павлу Леонидовичу в глаза, был огромный обшарпанный стол и сидящий за ним по пояс голый толстенный милиционер, евший яичницу. Что это милиционер, а не кто-либо другой, Павел Леонидович понял по огромной надписи, выколотой на левой стороне груди толстяка. Она клятвенно гласила: «МВД – НАВСЕГДА». В остальном же обстановка в комнате была более, чем обычная для подобных учреждений.

– Вот, товарищ капитан, привел торговца! – с усмешкой сказал мент в бронежилете, подталкивая Павла Леонидовича поближе к столу.

– И чем же мы нынче торгуем? – не отрываясь от яичницы, вполне доброжелательно спросил толстяк.

Павел Леонидович решил, что этот вопрос не к нему и промолчал.

– Ну, чего молчишь?! Отвечай, раз тебя спрашивают! – присоединился к допросу недавний конвоир Павла Леонидовича.

– Да я ф-ф-аршем… говяж-жье-б-бараньим, товарищ н-на… – еле-еле вымолвил задержанный.

– Что же это, значит, у тебя и бараны, и коровы в хозяйстве имеются? – оживился толстяк.

– Да, но…

– Понятно, понятно. В общем, так, Коля, выпиши-ка ты ему штрафец на полтинничек и адью.

– Тут особый случай, товарищ капитан, – щуря хитрые глазки, сказал Коля. – Денег у него нет. Так что, я думаю, придется с ним поближе познакомиться. А, начальник?

После таких слов, и особенно после «поближе познакомиться», у Павла Леонидовича стало как-то нехорошо на душе. Он уже совсем было решился признаться во всем, но потом вдруг вспомнил жену свою Веру, детей, представил, как они будут навещать его в тюрьме, и осекся. Нет, не мог он себе такого позволить! Уж если начал врать, то лучше врать до конца.