Голова Олоферна
Шрифт:
Квартира Ксенофонтия Прохоровича несколько разочаровала Павла Леонидовича. Однокомнатная, в обычном панельном доме, к тому же и убого обставленная, она не произвела на него ровно никакого впечатления.
– Не обращайте внимания, мой дорогой, на серость и простоту этого жилища, – заметил его недоумение Ксенофонтий. – Я специально снимаю подобные «клетки» для некоторых своих мероприятий. Располагайтесь, сейчас подадут отменный армянский коньяк и закуски.
– Честно говоря, съел бы чего-нибудь, – усаживаясь в кресло, сказал Павел Леонидович.
– Вот и прекрасно, – тихо, словно самому себе, проговорил хозяин квартиры и, подойдя к телефону, набрал
– Что же это, у вас и слуги есть?! – занервничал Павел Леонидович.
– Да какие там к черту слуги! Шестерки несчастные. Подобрал, считай, на дороге. Одного Томом назвал, другого – Джерри, как в мультфильме. Болваны оба отпетые, да вы сами сейчас увидите. Не беспокойтесь, давайте лучше виски выпьем. У меня есть прекрасное шотландское виски, – торжественно провозгласил Ксенофонтий, извлекая из серванта замысловатую фигурную бутылку.
– Виски так виски, – согласился и с этим Павел Леонидович. – Долгих вам лет жизни…
– Простите, это вы о чем? – почему-то смутился хозяин.
– Ну, вы же сами говорили, что у вас сегодня день рождения, семьдесят лет, – опешил Павел Леонидович.
– Ах, да! – опомнился Ксенофонтий. – Совсем запамятовал, склероз, знаете ли. Действительно, мне семьдесят лет, так что пейте на здоровье.
– А вы? – растерялся Павел Леонидович.
– И я, мой друг, и я, конечно же, выпью…
Пока хозяин и гость поглощали виски, кто-то пронзительно позвонил в дверь.
– Так звонить может только Джерри, коротконогий плебей, – немного нервничая, произнес Ксенофонтий и пошел открывать.
А Павел Леонидович тем временем пустился в рассуждения:
«Что-то здесь не так… Ксенофонтий этот, кажется, с закидонами. То с утра пораньше коньяком поит, виски, домой тащит, то вдруг, нате вам, забыл, что у него сегодня день рождения. Может, псих какой?»
– Знакомьтесь, – прервал опасные догадки Павла Леонидовича гостеприимный хозяин. – Этот, что пониже, Джерри, а верзила с тупой мордой – Том.
– Очень приятно, – в один голос проговорили Павел Леонидович, Том и Джерри.
– Ну, вот и чудненько, – подвел итог их знакомству Ксенофонтий. – Прошу к столу, Павел Леонидович. Уверяю, таких закусок вы не ели еще никогда…
Бывший ветеринар с особым вниманием посмотрел на застывших возле двери Тома и Джерри, но за стол все-таки сел, теперь уже отказываться было неудобно. Ксенофонтий уселся рядом и торжественно приподнял огромный серебряный купол с принесенного слугами блюда. Острая, пронизывающая все тело боль заставила Павла Леонидовича издать пронзительный стон. Потом он, изо всей силы зажав ладонью рот, попытался выйти из-за стола. Так и было отчего! На позолоченном блюде, облитые бледно-желтым соусом, располагались две наголо обритые головы. Поверх соуса они были обрамлены всевозможной зеленью, изо рта у них торчало по ярко-красному яблоку, а из ушей – трубочки для коктейля. Глаза у них были открыты и смотрели в никуда. Павел Леонидович пришел в неописуемый ужас.
– Кто вы, черт возьми?! – еле сдерживая рвоту, прокричал он. – И зачем меня сюда привели?!
Первую часть вопроса Ксенофонтий оставил без внимания, а на вторую ответил:
– Так вы же сами напросились выпить-закусить. Вон и слюнки уже бегут. Кстати, а знаете, как это блюдо называется?
– Мне срочно нужно домой! – неистовствовал, не слушая его, Павел Леонидович. – Где моя собака?
– Собака? Какая еще собака? – деланно
усмехнулся Ксенофонтий. – Ах, да… Так вы же ее оставили привязанной к лавке. Правда, она не ваша, тут вы, мягко скажем, заблуждаетесь. Я за вами наблюдал из окна и точно знаю, где и как вы ее подобрали…– Так вы еще и шпионили за мной, мерзавец?! Да я вас!.. – ревмя ревел Павел Леонидович, собираясь уже бросится на Ксенофонтия.
Но вдруг его взгляд снова скользнул по запеченным головам, и страшная догадка осенила бывшего ветеринара:
– Это же…
– Ну? Ну кто – «это же»? Вы их знали? – с неподдельным интересом спросил Ксенофонтий.
– Людоед хренов, бомжатинкой кормишься! – нарочито громко закричал Павел Леонидович и направился к двери.
– Э нет, мой ненаглядный, – остановил его Ксенофонтий. – Отсюда только один выход – через канализационную трубу. Так что пейте коньяк и будьте паинькой. Том, Джерри, проследите, чтоб дорогой наш гость не наделал глупостей, а я немного подремлю, у меня впереди трудный день.
После этих слов Ксенофонтий прикрыл глаза и, кажется, мгновенно уснул, а у Павла Леонидовича подкосились ноги, и он обессиленно упал в кресло. Почти в то же мгновение Том и Джерри, стоявшие прежде в прихожей, вошли в комнату и уставились тупыми взглядами на бывшего ветеринара.
– Отпустите меня, – пролепетал тот, – у меня жена, двое детей…
Том и Джерри никак не откликнулись на его мольбу, а Ксенофонтий открыл один глаз и, взглянув на трясущиеся руки Павла Леонидовича, тихим, вкрадчивым голосом произнес:
– У вас очень красивая печатка с инициалами. Вам она все равно больше не понадобится, подарите старику…
– Да ради бога, – стал стаскивать с пальца печатку Павел Леонидович, – только отпустите. Ведь мы должны понимать друг друга, как-никак, коллеги…
– Коллеги?! – громогласно расхохотался Ксенофонтий. – Это каким же еще образом, мой сладенький?
– Самым обыкновенным, – обретая кое-какую надежду на спасение, заюлил бывший ветеринар. – Я ведь тоже в определенном роде кулинар, только исходный материал у меня несколько иной…
– Собачий, что ли? – помог ему сделать страшное признание Ксенофонтий. – А я-то думал, чего он пса подзаборного подобрал. Но помочь вам, дорогой мой, ничем не могу. Стало быть, судьба у вас такая – тоже быть съеденным…
– Но я же не собака! – уже едва не плакал Павел Леонидович. – У меня жена, дети, им всего по пять лет…
– У всех дети и жены, – усмехнулся Ксенофонтий и опять закрыл глаза.
– Но я так не хочу! – закричал и действительно заплакал Павел Леонидович.
– А кто хочет? – совсем уже сквозь дрему проговорил Ксенофонтий. – Впрочем, это не так уж и страшно, сами увидите. Том, Джерри…
* * *
Клуб вкусной и здоровой пищи «Гурман» был переполнен. Разношерстная публика, объединенная одним увлечением, громко смеясь, выплясывала какой-то разухабистый, дьявольский танец. Пьяные официанты, пошатываясь, пытались разносить запеченных в тесте поросят отдыхающим от неистовой пляски членам клуба. Поликарп Лаврентьевич, облаченный в темно-синий фрак, с большим букетом темно-красных роз ждал Веру Сергеевну у входа. На его стареющем, но ухоженном лице читалась переполняющая сердце радость грядущей встречи. Он гордо прохаживался по пустующему вестибюлю, поочередно посматривая то на часы, то на свой роскошный букет… И вот, наконец, увешанный седыми бакенбардами швейцар отворил дверь, и она, благоухающая и цветущая, вошла…