Голован
Шрифт:
Конечно, дотороры оперировали мистикой. Держались в ее понятиях. Нам подобное не требовалось — у нас были свои костыли. Техническая цивилизация породила собственную терминологию и отбросила мистическую трескотню, как изношенные носки. Но здесь, вдали от чудес прирученного электричеством мира, наша понятийная база скукожилась донельзя, а мистическая составляющая уплотнилась и заполнила все нейтральное пространство. Разумеется, мы сопротивлялись, как могли. У нас даже выявилась теория. Вымучилась, выдавилась по капле из диалогового режима.
— Думаю, тут все же не вирус, а паразит, — как всегда, с полной убежденностью сказал Кож Зола. — Вирус бы распространился и на остальное племя, а так дрянь локализовалась исключительно в отдельном рибукаре.
— С чего
— Давайте о рибукарах потом! — прервал я братика. — Тут и без этнографии загадка на загадке. Что вы имеете в виду, Кож?
В принципе, я уже понял. К этой мысли мы должны были прийти так и так.
— Это паразит многостадийного профиля, — кивнул Зола. — На первом этапе он развивается в человеке, затем…
— Коллега, это все только предположение, — снова не выдержал Каан. — Откуда вы знаете, что это первая стадия? Во всех случаях не мешает добавлять слово «допустим», потому как…
— Хорошо, коллега Гаал, — ухмыльнулся главный биолог экспедиции, — пусть будет «допустим». Итак, допустим, на первой стадии паразит развивается в человеке. Здесь он дорастает до определенного предела, а затем ему требуется более серьезная пищевая база…
— Которую организм человека ему предоставить не в состоянии, хотя бы чисто из-за размеров, — не сдержал я озарения.
— В этом духе, — кивнул Зола. — И потому…
— Что значит «из-за размеров», коллега Дар? — воззрился на меня брат. — Тут совсем младенчик почти, а ведь человек должен еще расти и расти. Значит…
— Допустим, коллега, что цикл роста паразита попросту не совпадает с человеческим, — спокойно пояснил Кож. — Согласитесь, люди растут довольно долго, а паразит не желает ждать. Ему требуется пропитание здесь и сейчас. Кроме того, дело может быть не только в размерах. Они, конечно, имеют значение, но… В этой зверюке паразит, наверное, может сам стать размером с человека, и тварь будет носить его в себе, ничуть не обременившись. Но допустим… если уж у нас тут научная дискуссия, то так и быть, будем добавлять это самое «допустим» везде и всюду… Допустим, на следующей стадии развития ему просто требуется другой пищевой рацион. Согласимся, что у чудовища он значительно отличается от скудного стола аборигенов.
— По поводу разносолов можно поспорить, — в очередной раз вмешался братик Каан. — Мы недостаточно в курсе, чем и как питается племя, тем более…
— Гаал! — холодно взорвался Кож Зола. — Советую вспомнить, что это я главный в данной группе по биологии. Не вынуждайте лишать вас слова. Я уже и так спотыкаюсь об это ваше «допустим» через слово. Чего еще надо-то?! Я выдвинул предположение, Каан Гаал. Допустим, паразиту… допустим, кишечному… нужно в некой стадии переключиться на другой рацион. Гусеница и бабочка питаются несколько по-разному, а тут у нас что-то в этом роде… допустим, что-то похожее в разноплановости трансформаций. Что не так?
— Коллеги, — сказал я как можно спокойнее, — давайте обсудим в общем. Для выработки хоть какого-то сносного объяснения нам требуется гипотеза. Нужны постулаты. Пожалуйста. Ну, приняли, что паразит многостадийный и что он должен переменить гнездовье. Причины пока не важны. Давайте далее, а?
— С вами приятно иметь дело, Дар, — Кож Зола кивнул с неким налетом благодарности. — Итак, наш паразит должен переселиться в оное чудовище. Как он это делает, тут все ясно-понятно. Это Ие-Чи-Ри-Ки… Как его там точно?.. В общем, оно зараженного человека ням-ням — вот он и переселился за один заход. Другой вопрос, как паразит сообщает о себе монстру? Вот тут всё покуда в тумане. А быть может, и навсегда в тумане. Согласимся, что многое в биологии, да и во всей науке, остается неразгаданным. Может, он выделяет некий фермент, который чует хищник, а для него это неописуемое лакомство? Короче, так или иначе паразит попадает в чудище Ие-Чи-Ри… Как его, бишь?… после того, как оно переварит человека. Затем он развивается, но на определенном этапе снова приходит к стадии трансформации. Ныне ему требуется не просто хищник, а мертвый хищник. Он его каким-то образом умертвляет, нажирается до отвала и переходит в стадию куколки.
— Думаю, тут, скорее, другое, — не согласился Каан. — Предположим, что наш паразит размножается неполовым путем. И на этой стадии он просто выводит потомство. Потомству требуется пища, но жрать живое чудище они неспособны. Для того оно и умертвляется.
— Да, такая мысль напрашивается сама собой. — Зола уже успокоился. — В общем, так или иначе, эти туземцы, допустим, наследники легендарного народа рибукаров,
находят тушу мертвого чудовища, из которой извлекают маленьких паразитов. Ну, или, там, куколку старого, перешедшего в новую стадию. Каким-то образом они ее сохраняют до новых худших времен, когда в окрестностях снова появляется Ие-Чи-Ри-Ки-Ки. О! Правильно выговорил?— И тогда они заражают паразитом ребенка и подкидывают в лес. — Я все же не удержался.
— Именно так, Дар. Убить зверя простыми средствами — своим примитивным оружием — рибукары не в состоянии. Вот они и пользуют это биологическое — полный верняк.
— Да, зверюга, наверное, мрет в страшных муках. Представь, каково это — быть скушанным изнутри.
— Мне не жалко, — пожал плечами Каан.
Все были с ним согласны, да и с версией Кожа Золы тоже. Она ставила все на свои места. Объясняла. Да и ничего сверхъестественного в ней на самом деле не было. Новизна лишь в том, что в процесс каким-то образом сознательно вмешался человек. Любой биолог ведает, как причудливо изгаляется природа в своих творениях. Извиняюсь за святотатство, но порой Выдувальщик Сферы Мира выглядит несколько тронутым. Изобрести такое здоровым умом попросту невозможно. В самом деле, у некоторых видов наличествует до десяти стадий трансформации. Правда, относится это в основном к насекомым. Может, потому, что их тусовка куда многочисленнее прочих. Просто не протолкнуться. В такой давилке поневоле начнешь изгаляться в приспособительной механике. Вот жучки с клещами да гусеницами и выдают на-гора изобретения. Некие могут превратиться из куколки в жука, затем — снова в куколку, затем — вновь в жука, но уже в другого — летающего. А потом вдруг в паразита, а уже там, внутри другого насекомого-жертвы, внезапно образовать новую личинку, уже внутри себя самого. Потом эта новая дрянь сгрызает хозяина, обосновывается в носителе и заканчивает тем, что выводит внутри себя еще что-нибудь. Ну, а уже из этой стадии круг, наконец, замыкается и появляется личинка, из коей выводится первичный жук. Пока такое не доказано лабораторно, разум не желает мириться с избыточностью. Но он, вообще-то, и после доказательств не желает. Вот и сейчас…
— Но извините, коллеги, — на лице Каана некое сияние напыщенного превосходства. — Как такое может быть? Ведь человек существовал не всегда — это доказано. Как же этот паразит обходился без него? Как он распространялся, попадал в новую змеюку без шамана?
— Вы хотите ответов, Гаал? — злобно косится в его сторону Кож Зола. — Ну так поищите. Вы же палеонтолог, массаракш!
Научная дискуссия может перейти в потасовку. Пора завязывать. Благо, у любого человека в походе есть куча забот помимо научных диспутов. Суета жизни — это порой подарок.
На Сфере Мира фортуна переменчива. Видимо, из-за сферичности. Скатывается туда-сюда и никак не приобретет устойчивое положение. Вот только-только я приобщался к Большой Науке, а уже — опс! Под следствием.
Именно так тогда получилось. Причем взяли меня, прямо скажем, тепленьким. Подняли прямо с постели. Причем, не какой-нибудь, а самой настоящей. А я ведь только-только начал к ней, родимой, привыкать. Отвыкать от палаточного городка и от груды тряпок, на каких спал в роте сбора данных: спальное место у меня там было не многим лучше, чем у «подчиненных» голованов. Учитывая их мех, наши удобства по утеплению и мягкости были, кажется, равны. А вот теперь я спал в офицерской гостинице, причем, учитывая мой статус ассистента профессора Мадисло, у меня даже наличествовал отдельный номер с той самой нормальной постелью, с простынями, одеялом и аж двумя подушками. Не хватало, пожалуй, только женщины. Но поскольку мы жили в охраняемой зоне ЛПИ — «лаборатории передовых исследований», то привести кого-то постороннего сюда бы и не получилось. Правда, я и не пробовал. Может, лучше бы в ту злополучную ночь и попробовал. Или пусть бы проживал в номере не один. Тогда бы имелись свидетели, которые бы подтвердили, что в интересующий момент я дрых как убитый, или, по крайней мере, не покидал территорию отведенной комнаты.
В общем, меня выдернули из постельки и отправили в тюремную камеру военной прокуратуры. Зачем, почему — прояснилось позже и, благо, очень скоро. Все-таки я был одним из немногих подозреваемых, даже, пожалуй, первым кандидатом на роль подсудимого. Потому началось, как я понимаю, стандартно:
— Где были с такого-то по такое-то время? До того? После?
— Массаракш, ребята! После — уже у вас в камере. До того: до такого-то часа — в лаборатории. Потом спал.
— Кто может подтвердить, что…