Головолапная

А что это было с ней, она разберется потом…

Лида выскочила из-за стойки, едва только Гата сделала шаг с эскалатора. Предваряя все охи, ахи и прочие всплески переживаний, которые больше задерживают, чем поддерживают, она ответила коротко: «Упала в канал, случайно. Сполоснусь, вернусь, и все в порядке», и, отдав сумку, спустилась на первый этаж к служебным помещениям. Там была гардеробная и небольшая душевая, которую иногда использовали охранники, и еще хранился дежурный запас одежды. Запас создали и поддерживали сами администраторы чисто из соображений переменчивой погоды — бывает, что утром придешь по солнышку и теплу, а вечером можно выйти в холод и дождь. Поэтому в отдельном ящике под замочком держали пару ветровок и несколько футболок, размерами, подходящими обеим сменам.

Гата быстро ополоснулась в душе, стараясь не обращать внимания на старый кафель и на почерневшие швы между битыми плитками. Сменила блузку на футболку, повисшую у нее на плечах. Досушила юбку феном — запасных брюк или юбки не было, а бежать покупать в один из магазинов останавливала мысль о том, что зарплата еще только будет, а не уже была.

5

Сложно сказать, что успела передумать импульсивная Лида за то время, пока Гаты не было. Но только по возвращению Гаты за стойку, Лида смотрела исподлобья и с нескрываемым напряжением. Было видно, что ей хочется поговорить о том, что случилось.

— Плохо стало на жаре? — спросила она. — Мама моя тоже последнюю неделю жалуется, что ей душно и нечем дышать.

— Не записывай меня в возрастную группу своих родителей, пожалуйста. Как о них, так и обо мне будешь думать, что я уже свое пожила, а мне это не нравится, да и тебе самой незачем.

Лида, получив отпор, отвернулась.

Оставив ее снова за стойкой одну, Гата сходила в супермаркет на первом этаже, где попросила в отделе кулинарии горсть риса и пакетик. Не отказали. Положив в пакет свой телефон, Гата отправилась обратно на рабочее место.

К Лиде не вернулось ни приподнятое настроение, которое ей сегодня подарила новость об обложке июльского каталога с ее лицом, ни угрюмая заботливость человека, ставящего диагнозы по аналогии с самочувствием родственников. Словно маятник качнулся в одну сторону, потом в другую — и остановился на середине, на нуле.

— Все в порядке, Лид, — сказала Гата примирительно. — Я просто шла, задумалась, оступилась — и плюхнулась в воду. Помнишь, какой там, у мостика, берег крутой.

Лида молча кивнула.

— Но я все понимаю и обязательно куплю аппарат для измерения давления.

— Зачем покупать? — Лида пожала плечами. — В аптеке стоит для всех. Садись и меряй, сколько хочешь. После выходных будешь туда ходить утром и вечером. А я табличку заведу, будем фиксировать все твои цифры.

Нельзя сказать, что Гату порадовала перспектива чьего-то наблюдения за собой — Алла Родионовна заставила дочь невзлюбить сторонний контроль. Но в предложении Лиды было зерно здравого смысла.

Согласившись и поблагодарив, Гата открыла на компьютере свою переписку с Сережей.

«дачитал», — было в новом сообщении.

В следующем:

«знаю таково как петухов сука»

И еще в одном:

«читал и прям видел как он тонет дастал всегда этого хтел»

А потом вдогонку:

«я бы дабавил что бы памучился и булькал пабольше»

Сначала она перечитала дважды, потому что продраться через большое количество ошибок и отсутствие знаков препинания было нелегко. Показалось странным, что мальчик, произведший впечатление домашнего и даже интеллигентного, так удивительно безграмотно писал. Может, это ради модного образа? Может, Коту Старку только так и полагается знать родной язык?

Но текст с нелепыми ошибками и мысли о Сереже развеялись пылью, едва Гата с неприятным холодком в животе отметила, что ее читатель писал ей о своих испытанных чувствах примерно тогда, когда она сидела на берегу, мокрая жертва напавшего шелеста.

6

По настоянию Лиды к концу рабочего дня Гата все-таки сходила в аптеку и замерила давление. Потрепанный посетителями аптеки аппарат попищал недовольно, но сработал с первого раза.

Цифры были немного повышенные, но все в пределах нормы — потому девушки списали это на волнение и напряженный день.

— Отдохни как следует, — строго велела Лида, когда они прощались перед пешеходным переходом напротив торгового центра.

— Отдохну, — улыбнулась Гата и пошла к остановке. Как раз вдали мелькнули желтые фары автобуса.

Это мог быть даже не ее автобус, но сейчас любой разговор с Лидой, в которой стали читаться хлопотливые намерения и назидания Аллы Родионовны, стал невыносим.

Автобус оказался ее, и не пришлось ждать на остановке, укоряя себя за малодушное бегство от Лиды.

Привычно протолкавшись в салон через пассажиров, которые встали прямо у дверей, Гата стукнула проездным по терминалу, отыскала местечко поспокойнее возле кресла женщины полноватой, но не выпирающей толстым боком в проход. На коленях женщина держала большую тряпичную сумку, из которой торчали пучки зеленого лука. Гата мысленно сказала этой женщине спасибо, что все это хозяйство не на проходе под ногами.

Автобус тащился по темной улице так лениво, словно его мотор и колеса устали за тяжелый день, и теперь только подстегивание водителя заставляют их хоть как-то работать. Через пару минут мерных покачиваний эта лень передалась Гате. Навалилась усталость — и как-то сразу стал оттягивать руку пакет, в котором лежала блузка, высохшая, но нестиранная; и ремень сумки стал врезаться в плечо, и телефон в ней будто резко потяжелее (часто казалось, что он так делает предупреждая о звонке Аллы Родионовны с очередным давящим разговором). Но нет, звонка не раздавалось.

Гата прикрыла глаза, сосредотачиваясь на том, как теплеет под ее ладонью поручень пассажирского сидения. В уши сквозь гул автобуса пробивались обрывки разговоров: в головной части салона кто-то с руганью искал по просьбе кондуктора мелкие деньги и грозился достать купюру в пять тысяч, чтобы он дальше посмотрел, как ему сдачу будут искать; девушка справа громко пересказывала подруге свой недавний телефонный разговор с другой подругой, разговор шел о разговоре с чьим-то молодым человеком.

— Сил моих больше нет, — прорезалось сзади, и Гата чуть обернулась.

Неподалеку, у крайних сидений в этой части салона, стояли две женщины возрастом разделившие сотню лет пополам.

— Леночка, бедная! В наших краях и так солнце не каждый год увидишь, — с нескрываемым возмущением говорила одна. — Раньше хоть надежда была в Египте погреться. А теперь мало того, что закрыта калитка, так еще и этот мерзавец каждую свободную минуту все бросает и мчится в глухомань с задрищенском?

— Это куда? — вяло поинтересовалась другая, та, что стояла к Гате широкой спиной.