Голубая луна
Шрифт:
Я никогда не была внутри его коттеджа, только заглядывала в окно, словно вуайеристка. Я и думать забыла о том случае, а тут зашла в дом следом за хозяином и снова испугалась висевшего в коридоре волка.
— Что это? — спросила я.
Кадотт не походил на парня, который стал бы развешивать по стенам чучела.
— Подарок от друга.
Теперь, когда я смогла рассмотреть ее поближе, оказалось, что волчью голову можно надевать как шапку, а шкура могла сойти за накидку. Я видела людей в подобных штуках на фотографиях с пау-вау [18] и тому подобных мероприятий. Для ритуальных танцев люди напяливали всевозможные интересные
18
Пау-вау— у индейцев: 1) Обряд с участием колдуна, часто с угощениями, плясками и т.п.; проводится для излечения от болезней, достижения удачи на охоте, победы в войне и др. целей 2) Совет, собрание, встреча индейцев или с индейцами.
— Ты ею пользуешься? — спросила я, думая, что она, должно быть, имеет какое-то отношение к волчьему клану.
— Нет. Такая показуха в духе равнинных племен [19] . Навахо верят, что ведьма может превратиться в оборотня, надев волчью шкуру. — Кадотт кивком указал на стену. — Вроде этой.
— Верят? В настоящем времени?
— Да. Или, по крайней мере, некоторые из них.
— Например, твой друг?
— Возможно.
— А ты?
— Я верю в оборотней. Но я примерял эту шкуру и остался самим собой, только с головой волка на макушке.
19
Индейцы равнин(англ. Plains Indians) — общее название индейцев арапахо, шайеннов, пауни, кайова, команчей, навахо, юте, уичита и некоторых других племен, живших на Великих равнинах. В период Войн с индейцами потеряли свои земли и с ними возможность охоты на бизонов, которая была их основным занятием.
Кадотт прошел в основную часть дома, предоставив мне выбирать: оставаться в одиночестве в коридоре или следовать за ним. Так как волчья шкура пугала меня больше чем следовало, я поспешила за хозяином дома.
Но в гостиной его не оказалось. Как и на кухне, просматриваемой с того места, где я стояла.
Дом был чище, чем того можно было ожидать от холостяцкого жилища, но вот порядком там и не пахло. По всем поверхностям разбросаны книги и бумаги, а по углам и за мебелью распиханы всякие предметы обихода.
Я обвела взглядом барахло Кадотта, затем осмотрела комнату. Все окна украшали деревянные жалюзи. Хм. Я видела, что снаружи на окнах имеются ставни. Мне стало интересно, зачем они ему еще и внутри.
Должно быть, для пущей обособленности.
Дверь слева была открыта, поэтому я вошла в нее. Кадотт уже лежал в постели.
Я подняла бровь:
— Торопишься?
— Я думал, ты устала.
Глядя на него, лежащего там под простыней, собравшейся складками на бедрах и открывающей обнаженную прекрасную грудь, я больше не чувствовала себя такой уж усталой. Я уронила сумку на пол, сняла футболку и забралась в кровать к Уиллу. Но когда я провела рукой по его бедру, он прижал мою ладонь своей.
— Я обещал, что мы поспим.
— А я — нет.
Он притянул мою голову к своему плечу.
— Отдохни, милая. И позволь обнимать тебя, пока ты спишь.
Я вскинулась, услышав ласковое обращение.
— Знаешь, если бы какой-нибудь другой парень назвал меня «милой», я бы ему зубы в глотку вколотила.
— Полагаю, я не просто какой-то там парень.
— Полагаю, что нет.
Он провел губами по моим волосам.
— Возможно, это самое приятное из всего, что я от тебя слышал.
— Смотри не заносись.
— Не буду.
По моему позвоночнику пробежали нежные,
невесомые пальцы; их успокаивающие прикосновения заставили меня прикрыть глаза. Но я не заснула. Мне нужно было кое-что спросить.— В ночь нашей первой встречи у тебя на бедре был синяк.
— У меня много синяков бывает.
— Правда? Почему?
— Ну, я довольно неуклюжий, или раньше таким был. Поэтому и занялся восточными единоборствами. Это помогло мне с равновесием. Уже не так часто спотыкаюсь о собственные ноги, как раньше.
Хорошее объяснение, но он все еще не ответил на мой вопрос. Я снова его спросила:
— Почему ты не говоришь мне, откуда, по-твоему, взялся тот синяк?
Начав озвучивать свои сомнения, я обнаружила, что не могу облечь подобную глупость в слова. Поэтому и пытаться не стала.
Однако Кадотт таких затруднений не испытывал.
— Ты думаешь, что меня в обличье волка сбила машина, и к тому времени, когда ты меня увидела, я уже был с синяком.
Я вздрогнула, покраснела и пожала плечами.
— Ну, синяка уже не было, когда мы в первый раз… ты знаешь.
— Занимались любовью?
Я поморщилась. Ненавижу этот оборот. Любовь всегда была чуждым мне чувством. Я не знала точно, что оно означало. Отец явно меня не любил. У матери была странная манера демонстрировать свою любовь. Я никогда не любила мужчину, и никогда мужчина не любил меня. Возможно, любовь — это то, что я чувствовала к Зи. Возможно.
— Не важно, — пробормотала я.
— Я быстро поправляюсь. Всегда так было. Здоровый образ жизни. И немного снадобий оджибве.
— Какого рода снадобий?
— Моя бабушка входила в Мидевивин [20] .
Я нахмурилась, и он поспешно пояснил:
— Великое шаманское общество. Таких, как она, обычно называли знахарками. Бабушка использовала природные средства — травы, кору, жабий глаз. — Кадотт подмигнул. — Она знала древние методы и научила им меня.
— Знала?
— Бабушка умерла от пневмонии, когда мне было десять. Не все можно исцелить.
— Сожалею.
— Как и я.
20
Великое шаманское общество, Мидевивин— У индейцев чиппева, оттава, сок, фокс, кикапу, потаватоми и виннебаго тайное обрядовое общество, объединяющее верхушку общины при руководящей роли шаманов; открыто для мужчин и женщин. Его цель — продление жизни при помощи трав и магии. Существует с начала XVIII в.
Моя рука лежала на груди Уилла. Под ладонью ровно билось его сердце. В комнате было тихо, и меня клонило в сон.
— Почему ты такого низкого о себе мнения? — спросил он.
— Что? — Я с трудом уследила за внезапной сменой темы. — Это не так.
— Да ладно. Именно поэтому ты так озабочена тем, что скажут люди. Красавица и Чудовище, только роль Красавицы досталась мне. Мы поменялись.
— Я знаю, кто я. Знаю свои сильные стороны. Женственность к ним не относится.
Свободной рукой Кадотт скользнул по моему бедру и сжал ягодицу.
— Думаю, ты не права. Ты очень женственна.
— Скажешь тоже.
— Да, скажу, потому что считаю тебя красивой.
— Ты глупый и слепой.
— Не язви.
— Но у меня так хорошо получается.
— Да. Это правда. — Он снова поцеловал меня в макушку. — Не говори мне, что ты некрасивая, потому что я знаю, это не так.
Я отодвинулась, уворачиваясь. От таких разговоров мне становилось тревожнее, чем при столкновении с пьяницей с разбитой бутылкой.
По крайней мере, в стычке я знала что делать. Но комплименты? Мне хотелось убежать, спрятаться и никогда не возвращаться.