Голубое зарево (в сокращении)
Шрифт:
Он посмотрел внимательно на Нонну. Она немного похудела, лицо не выглядело таким круглым, как раньше, а глаза... Действительно, как это раньше он не замечал ее глаз? Большие, светло-серые и честные-пречестные... Как у совсем маленького ребенка.
– Можно, я теперь буду работать с тобой?
– Это необходимо согласовать с директором, ты ведь другую работу ведешь.
– Очхор!
И она убежала.
Молчанов задумался и не заметил, как возвратилась Нонна.
– Пляши! Львов разрешил мне работать с тобой даже вечером.
–
– Чтобы тебя развлекать. Чтобы ты не засыпал. Чтобы тебе было приятно!
Николай схватился за телефонную трубку, но девушка прямо перед его глазами развернула зеленую книжицу, ночной пропуск точь-в-точь, как у него.
– Вот так, товарищ научный руководитель. Прошу дать мне задание. К вашим экспериментам я допущена.
"Ну и девчонка! Вот настырная! Представляю, как она насела на беднягу Львова."
– Сейчас никаких заданий. Рабочий день кончился. А завтра...
– Нет. Я решила начать с сегодняшнего дня. Так сказать, втягиваться постепенно.
Он пожал плечами.
– Тогда заканчивай свой логарифмический усилитель.
– А ты?
– Господи! Я пойду в фотолабораторию. Испытаю новые эмульсии.
– Очхор!
Из фотолаборатории он вышел в десятом часу вечера, когда за окнами было совсем темно. Как он и думал, Нонна сидела за своей схемой и, уткнув нос в пуховый платок, дремала. Николай подошел к шкафу и начал потихоньку одеваться. Нонна вздрогнула и подняла голову.
– Коль, ты куда?
– Пойду, пройдусь. Подышу свежим воздухом...
– Можно мне с тобой?
– Знаешь, дорогая, сиди. Я хочу побродить один...
– А-а-а, - сказала она.
– Только не задерживайся, а то мне одной страшно!
Николай резко хлопнул дверью.
В лицо ударил холодный ветер. Он бросил в лицо сухую пыль вперемешку с мелким снегом.
Асфальтовая дорожка обрывалась сразу за волейбольным полем, и дальше тянулась тропинка, едва заметная среди кустарников. Она была засыпана снегом, и на нее падал свет сильных фонарей, установленных на крыше.
Сухие ветки кустов раскачивались на ветру и терлись друг о друга, где-то о лист бумаги ударяли песчинки.
Тишина, беспокойная, ветреная тишина...
Он прошел мимо водокачки и дальше вдоль ограды туда, где стояли складские помещения. Ограда была из колючей проволоки, и прямо за ней темнел глубокий овраг.
Здесь тоже было тихо, но в шорохе веток и в шелесте ветра Николай уловил еще какой-то звук. Да, он вспомнил, что на дне оврага протекал небольшой ручеек.
Он двинулся дальше, к кирпичным продолговатым сараям и вдруг замер. До его слуха донеслось еле слышное: "Там-там-там... там... там..."
Он перестал дышать, повернулся и прислушался. "Там, там... там..."
Быстрыми, пружинистыми шагами он пошел обратно. С каждой секундой знакомые ему звуки становились все громче и громче. Они были очень тихие, но его слух, настроенный на эти звуки, усиливал их, и они, казалось, звучали на весь мир: "Там, там...
там, там..."Сомнений не было, стук доносился со дна оврага! Он тихонько перелез между колючими проволоками, подошел к краю. "Там, там... там, там, там..."
Ничего не видно. Серые склоны оврага скрывались за плотной стеной кустарника, и внизу была густая мгла. Спускаться вниз? Нет, нельзя. Дрогнет ветка, сорвется случайный камень, и все погибло...
"Не нужно торопиться, не нужно торопиться", - говорил он сам себе.
А если это последняя передача? Если случай больше не представится, и он уйдет? Безнаказанно, неизвестный, непойманный?
Николай лихорадочно соображал, что ему делать, а стук металла о металл продолжался...
Как он туда спускается? И обо что он стучит?.. Ах, да, там водосточная труба...
Вдруг все прекратилось. Молчанов долго вслушивался, и до его ушей доносился лишь шорох ветвей и шипение песка...
Он сделал шаг к краю оврага и замер. Вскоре он услышал, как затрещали ветки и как кто-то шумно и грузно поднимался наверх, прямо к нему. Тот, кто поднимался, вовсе не заботился, чтобы делать это незаметно. Наоборот, он шел напролом, и вдобавок распевал вполголоса старинную русскую песню.
Николай оторопел. Это было за пределами его понимания. Он стоял и не мог сдвинуться с места, и только когда незнакомая темная фигура с ведром в руках, кряхтя и тяжело дыша, вынырнула из-за кустарников, он быстро выхватил из кармана электрический фонарь и направил острый луч света в лицо незнакомцу.
А дальше он смутно помнит, что было. Перед его глазами вспыхнул огромный огненный шар, могучее кроваво-красное пламя, которое почти с материальной силой ударило его в лицо, ослепило, обожгло. Послышались проклятия, затем грузное падение вниз, треск ломающихся веток и шумный всплеск воды...
Когда он очнулся, то услышал возле себя много голосов, среди них знакомые. Он силился увидеть, что происходит, и не мог. Ему показалось, что ему все снится, он попытался перевернуться на бок, чтобы отделаться от кошмара, и в это время кто-то коснулся его лица и сказал:
– Николка, осторожно...
Это был голос Нонны.
– Нонна, почему темно? Зажги свет... Я ничего не понимаю...
– Свет горит, Коля...
– медленно произнесла девушка.
– Доктор, что с ним?
Он почувствовал, что над ним кто-то склонился.
– Вы меня видите?
– спросил незнакомый женский голос.
– Нет, - прошептал он.
– Не вижу... Разве я...
– Завяжите ему глаза. Немедленно, - приказала женщина.
Ему подняли голову и заботливые руки наложили ему на глаза повязку.
– До утра пусть останется здесь, - сказал доктор.
– Сейчас везти его не следует. Вы будете дежурить?
– Да, - ответила Нонна.
– Хорошо, оставайтесь. У него ничего особенного. Нервный шок. Спокойной ночи...
Когда дверь захлопнулась, Николай приподнялся на локте и спросил: