Голубой бриллиант (Сборник)

дверь, но разумное чувство сдерживало его. И он заговорил,

сохраняя спокойный рассудок: - Об этой квартире не может

быть и речи, потому что я здесь буду жить. Понятно? А что

касается ваших убытков, то вы их преувеличиваете раз в пять.

Четвертной я еще мог бы вам пожертвовать. На этом и

остановимся.

– Боюсь, что на двадцать пять тысяч долларов наши не

пойдут, - замотал кудлатой головой Макс.
– Это нереально. Нас

эти семечки не устроят.

– Как хотите. Для вас это семечки, а для меня, при

нынешнем тяжелом состоянии дел, это очень серьезная

сумма. И выдать ее вам раньше, чем через месяц, у меня нет

физической возможности.

– Ой ли?! Что ж так? Обанкротились? - В черных

сощуренных глазках Макса засверкали огоньки иронии.

– Это наши проблемы, вас они не касаются, -

недружелюбно произнес Евгений и холодно прибавил: - Так что

звоните мне ровно через месяц.

– Хорошо, доложу своему начальству. Я лишь

доверенное лицо. - И уже уходя, добавил: - Ваша

несговорчивость удивляет. Мне вас жаль. - В словах его

прозвучала угроза.

– Пожалейте лучше себя, Макс Полозов, - не без

злорадного намека сказал Евгений, закрывая за ним дверь.

– Какая наглость, а?
– заговорила Люба, когда Макс ушел.

– Требовать такие деньги, за что? И еще угрожают. Ты,

надеюсь, сообщишь о его визите в милицию? Так оставлять

нельзя, пусть примут меры.

– В милицию я, конечно, сообщу. Но не это главное.

Милиция милицией, это ерунда.

– А что не ерунда, что главное? - возбуждаясь,

допрашивала Люба.

– Главное, дорогая, ускорить наш отъезд. Бежать надо -

вот что главное.

Макс Полозов и в самом деле выполнял обязанности

доверенного лица в рэкетирской группе, состоящей из трех

человек; он не был первой скрипкой, и не ему принадлежало

последнее слово. Выйдя из дома Любы, он завел своего

"жигуленка", доехал до первого телефона-автомата и позвонил

Наташе. На его счастье она оказалась дома: только что

пришла с работы. Он сказал ей что сейчас освободился,

заедет за ней через двадцать минут и они поедут к нему

361

домой. Сжигаемая любопытством, Наташа с радостью

согласилась. Макс еще не успел подъехать, а она, высокая,

костистая (весь наряд ее состоял из коротенького белого в

черную полоску платьица), нетерпеливо ждала в сторонке от

подъезда, не обращая внимания на любопытно-иронические

взгляды прохожих. Внешний вид ее, впрочем, как и жеманные

манеры и гулкий смех, отличались заметной вульгарностью.

Завидя еще издали приближающуюся машину Макса, она

суетливо бросилась ей навстречу. Большой рот ее весело

улыбался, обнажая мелкие, ровные, белые зубы. Вид у нее

был забавный. Она пристроилась в машине рядом с Максом, с

какой-то душевной легкостью чмокнула его в волосатую щеку и

предупредила:

– Ночевать я у тебя не останусь. Поехали.

Отсутствие в ней неподдельного, естественного

темперамента, ее неспособность к глубокой страсти коробили

и обескураживали Макса, но деловой интерес и привычка

вынуждали его поддерживать с ней интимные отношения. В

пути он спросил ее:

– Выкладывай, что у тебя за сенсация?

И она со своими домыслами и комментариями несколько

сбивчиво поведала о том, что удалось ей услышать из

разговора Евгения и Любы.

– Твое имя называли, - таинственным тоном сообщила

Наташа. - А Евгений: "Ни копейки, мол, не получат. Надо

немедленно уезжать". И все что-то про милицию говорили. И

нотариуса на завтра вызвали.

Макс слушал ее внимательно, но вопросов не задавал,

мысленно он анализировал, соображал. "Значит, решили

бежать, - размышлял он.
– И очень скоро, раньше, чем через

месяц". В нем закипала злоба. О том, что Евгений сделал

заявление в милицию, Макс уже знал: служба информации у

них работала исправно. Об этом свидетельствовало и

сообщение из Кипра, поразившее Соколова. Он искренне

поблагодарил Наташу за ценную информацию.

– Ты молодец, девочка. И мы с тобой им отомстим. Я не

потерплю, чтоб эти буржуи, эти свиньи унижали и обижали

тебя. Чем они ее унизили и обидели. Макс не знал. Просто

Наташа не раз с презрением и злобой говорила ему о Любе и

Евгении: "Как я их ненавижу!"

Любу Наташа ненавидела, как свою соперницу, которая

отбила у нее Евгения. ("И что он в ней нашел?") А нашел он в

362

Любе то, чего не хватало Наташе, - огненный темперамент и

пылкую страсть, острый ум и цепкий характер. Да и

внешностью Люба превосходила Наташу, которую при всяком

удобном случае старалась унизить. Мстительная,

самолюбивая Наташа не прощала обиды, копившиеся в ее

сумасбродной душе. Евгения она возненавидела за измену, за

то, как просто и легко он сменил постель. С детской

доверчивостью и блаженством она внимала его нежным

словам о любви и горько страдала, узнав о фальши

возвышенных, сладостных слов. И поклялась отомстить.

Каким образом, она еще не знала, как вдруг познакомилась с

Максом, который был готов разделить ее горе, во всяком

случае резко осудил поступок Евгения и его любовницы. И

сейчас, лежа в постели после немудреного ужина с водкой и

вином (Наташа пила только вино, Макс отдавал предпочтение

водке), они разговаривали не о любви, а о ненависти,

придумывая страшную месть.

– Я б их задушила своими руками, - сквозь зубы