Голубой Ютон

– То есть мы патронов маловато взяли?

– Здесь мы воевать точно не будем, местные за порядком следят и пришлых купцов особо оберегают. А мы для местных вообще не купцы: ничего не продаем, ничего не покупаем… в смысле оптом, лавку и склад не арендуем, ночевать не собираемся – так что и никаких поборов с нас не будет.

По слова Жвана торг открывался, когда тень от стоящего напротив ворот столба достигала середины створа. По часам Леночки это случилось около девяти – и только тогда (опять-таки по подсказке Жвана) Ира, Оля и пятеро мужиков во главе с самим Жваном на лодке переправились на берег: если сойти раньше, то тогда нужно было «заплатить за ночлег». Сколько, Жван не уточнил, а, возможно, и сам не знал: по его словам они всегда только за день расторговаться успевали.

Собственно торговля шла на небольшой площади у этих самых ворот, и занимались этим только мужчины – но Ира с Олей тоже пошли туда, в основном из любопытства. Так как на сегодняшний день с Жваном обо всем уже договорились, он довольно быстро поменял топоры на два довольно больших деревянных ведра с солью: судя по всему, качественные топоры местным купцам пришлись по нраву и получил Жван гораздо больше, чем ожидала Ирина. Однако уговор есть уговор…

Оля-большая с любопытством разглядывала местный рынок. Хотя, собственно, разглядывать-то и нечего было, разве что экзотические "прилавки", сделанные, очевидно, из расколотых пополам и кое-как обтесанных стволов очень немаленьких деревьев. Прикрытых навесами из длинных щепок, которые Оля решила считать "дранкой" – все же торговцы учитывали вероятность осадков и товар прикрывали. В отличие от себя самих: эти торговцы сидели (если сидели) на лавках, сделанных тоже из бревен, но небольших, безо всякого укрытия от непогоды. Впрочем, погода была хорошая, а сидели торговцы мало, в основном ходили, разговаривали друг с другом – и зорко посматривая на покупателей. Которых было как бы не меньше, чем торговцев – но они были: утром к берегу причалили еще четыре лодки.

Откровенно говоря, Оля ожидала что-то похожее на восточный базар, с крикливыми зазывалами и приставучими продавцами, но здесь было тихо и спокойно. Хотя и рынок был невелик: всего-то с десяток "прилавков", сбоку – что-то вроде небольшой спортивной трибуны, где на лавках, поставленных в три ряда, тихо сидели люди. Причем это "трибуна" была единственным местом, где были и женщины, и дети.

Оля подумала, что другой Оле (Оле-маленькой) здесь было бы интересно: все же учительница "изо" неплохо рисовала и ей наверняка захотелось бы написать картину с "древним торгом". Но сейчас ей было не до рисования, ее Алёна яростно обучала таинствам науки фармакопеи, а картина – она все равно окажется не лучше, чем фотография. Потом эти фотографии Лариса изучит, сделает какие-нибудь полезные выводы, а Оля – если очень захочет – пусть картину с фотки перерисует…

Задумавшись, она не сразу поняла, что ей сказал подошедший старик. Поэтому как-то на автомате она переспросила:

– Ке? – а затем с возрастающим интересом стала его слушать.

За долгую жизнь Тимон перенес немало страданий, но и хорошего тоже в его жизни было немало. Особенно в последние года четыре, когда Олкаба стал его постоянно брать в торговые походы. Сам Олкаба тоже языков знал немало, но теперь старался обучить торговым делам и старшего сына – так что Тимону несколько лет даже работу не назначали, только в разговорах Макенту – сыну Олкабы – с иноземными торговцами и помогать нужно было.

Но все хорошее заканчивается вместе с хорошим хозяином. Когда Олкаба неожиданно умер, Макент попытался продать старого раба на местном рынке, но, выяснив, что старик никому и даром не нужен, просто бросил его в далеком торге. Решил, что и сам хорошо может с иноземцами о торговле договариваться. Как же: даже за мед, который он покупал, чтобы тело Олкабы домой довезти, отдал почти вдвое против возможного…

Тимона Макент бросил, и даже старую хламиду ему не оставил. А кому старик вообще нужен? Недели две ему удавалось как-то находить пропитание, но в последний раз, когда удалось накопать корней водяного тростника, какие-то люди его поймали и сильно избили, сказав, что вокруг торга на день пути чужакам запрещено ловить рыбу и зверя, а так же отбирать у рыб и зверей пищу. Хорошо еще, что Макент не знал про фибулу, которую Тимону подарил Олкаба. Булавки от нее Тимону хватило на три дня не очень голодной жизни, а продать саму фибулу… здесь ее продавать просто некому, да и скорее ничейного раба просто убьют, если про нее узнают. Но если на торге появится покупатель, который не знает, что старик всего лишь брошенный раб и достаточно солидный, чтобы оценить брошь…

Вчера вечером к торгу пришли три больших корабля, которые привезли что-то непонятное. Что было на первом – вообще было не видно, нутро его было закрыто настилом. Во втором стояло что-то прикрытое странным болотного цвета полотном, а в третьем стояла (целиком!) огромная повозка, доверху груженая какими-то ящиками. Но груза было много, а значит, и купцы были, скорее всего, не бедными.

Когда они вышли на торг, Тимон поначалу расстроился. Высокого парня в дорогой одежде он уже встречал в прошлые годы, он приезжал издали торговать шкурами, мехом и покупал только соль. А с ним пришли, как с разочарованием выяснил старик, вообще две женщины, хотя одежда на них была не женская. Но и не мужская – очень необычная одежда. Однако торг – это торг, здесь народ очень разный бывает… парень, как всегда, пошел к торговцам солью. Но вместо того, чтобы предлагать им меха и шкуры, достал из мешка топоры. И сказал, что это топоры не простые, а сделаны волшебницами, которые даже железо могут заставить плавать!

– Я им помог в их путешествии, и они решили меня отблагодарить. Сказали, чтобы я топоры эти поменял на соль, и они мне потом часть соли за помощь мою оставят. Мне сказали поменять потому что по нашему они говорят плохо. А топоры не простые, наш кузнец о такой зубило из черной бронзы затупил, но на топоре даже царапины не осталось! А потому я хочу за пять таких топоров получить…

Дальше Тимон и слушать не стал. Где были его глаза?! Вот у той госпожи в странном наряде даже сапоги… красные сапоги! Потемневшие, но явно же красные! И не знают языков тутошних. Но не гречанки, и не ромейки – но если они свой путь дальше держат, то может быть им нужен будет человек, способный с людьми объясняться?

Тимон подошел к нездешней женщине и, с трудом вспоминая забытые слова, робко спросил ее, не потребуются ли уважаемым матронам знаток многих языков. Спросил, естественно, на латыни…

Пока Жван торговался с купцами, Ирина тоже немного прошлась по рынку, попробовала поговорить с некоторыми торговцами. Без особого успеха – с ней и разговаривать-то стали только двое, а остальные просто демонстративно от нее отворачивались. Но и того, что ей сказала эта парочка, похоже, хватило. Когда мужики поволокли довольно тяжелые… все же правильнее это было бы назвать "кадушками", Ира, схватив Олю за руку, чуть ли не бегом направилась к лодке. Та, кивнув собеседнику, поинтересовалась:

– У нас проблемы?

– У нас проблем нет. И долго, надеюсь, не будет. Но все равно быстро уходим. Больше ничего не покупаем, ничего не продаем. Не знаешь, Надя котел гасила?

– Не гасила.

– Отлично, отплываем сразу как на борт поднимемся. Отойдем километров на двадцать – остановимся, расскажу что узнала. Это не срочно, а вот валить надо побыстрее…

– Если бы мне раньше сказали, что за пять дней добраться из Тулы в Рязань – это невероятно быстро, я бы удивилась… нет, наверное, просто бы рассмеялась – поделилась впечатлениями Юля.

– В любом случае это не наша Рязань, наша километров на пятьдесят выше по реке. Хотя да, мы бы может и час лишний потратили на дорогу. Лично меня больше всего удивило, что этот торг и сейчас уже называется именно Рязанью – ответила Оля.

– Резань он называется, Резань. Я уже раз десять уточняла – Ирина уже успела получить от экипажа почетное звание "граммар-наци" и всеми силами его укрепляла. – И пишется название именно через "е".

– Интересно, хоть один житель Рязани в курсе, как название города пишется? И есть ли среди нынешних рязанцев хоть один грамотный? – усмехнулась Оля.

– Если не считать этого бедного старичка, то я видела по крайней мере двоих – ответила на шпильку подруги Ира. – Двоих из тех двух, с которыми поговорить успела, кстати.

– Интересно, а на каком языке они пишут? – спросила Надя. – Ведь до Кирилла с Мефодием еще лет… много должно пройти.

– Пишут они, по крайней мере то, что я видела, греческими буквами… ну, издали похожими на греческие. А на каком языке – не скажу, я греческого не знаю.

– А старика спросить?

– Деду не помереть сейчас основная задача, потом спрашивать будем. Может, он и соврал что писать умеет… кстати, как он?