Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Голые среди волков
Шрифт:

Янковский доверчиво смотрел на окруживших его заключенных. Они оказались такими добрыми, и он застенчиво улыбался, уверенный, что ребенок после стольких опасностей теперь наконец-то в надежных руках. У Гефеля стало тяжело на душе. Поляк не подозревал, почему Гефель послал за ним. Он явно радовался, что нашел славных товарищей. А Гефель думал о том, что «славные товарищи» должны будут сказать поляку: «Возьми ребенка с собой, здесь нам не до него». И тихий человек безропотно возьмет свою ношу и потащит ее дальше, оберегая искорку жизни от эсэсовского сапога. Янковский, видимо, почувствовал, что немец разглядывает его как-то по-особенному, и улыбнулся Гефелю. Но тот все больше погружался

в свои мысли. Вот беспомощный человек тащит повсюду за собой частичку жизни, которую ухитрился вырвать из когтей освенцимской смерти только для того, чтобы понести навстречу смерти в Берген-Бельзене. Какая бессмыслица! Смерть, ухмыльнувшись, отберет у него чемодан: «Ишь ты, ишь ты! Какую прелесть мне принес!..» Гефель не сомневался, что заключенных повезут в Берген-Бельзен, и все в нем взбунтовалось против такой нелепости. Покончить с ней надо здесь и сейчас. Только здесь есть надежда спасти ребенка. Больше нигде на целом свете! Гефель огляделся. Все молчали, не зная, что говорить. Гефель посмотрел на Пиппига и встретил его красноречивый взгляд. Какому же велению долга последовать? Тяжкое бремя выбора сжимало сердце Гефеля, и он с болью осознал, как одинок он в этот миг. Взор Пиппига притягивал его, и он готов был кивнуть товарищу в знак безмолвного согласия. Однако Гефель лишь тяжело вздохнул и поднялся.

– Оставайтесь здесь, – сказал он заключенным, – следите, вдруг Цвайлинг заявится.

В сопровождении Янковского, Кропинского и Пиппига он направился в глубину склада. Увидев Янковского, мальчик пошел ему навстречу и, как доверчивая собачонка, дал взять себя на руки.

Янковский, прижав к себе ребенка, заплакал беззвучно, без слез. Воцарилась гнетущая тишина. Пиппиг не выдержал.

– Ну, не устраивайте тут поминки! – грубо сказал он, хотя спазмы сжимали ему горло.

Янковский спросил о чем-то Гефеля, забыв, что немец не поймет его. Кропинский пришел на помощь:

– Он спрашивать, остаться ли ребенок здесь.

И вот сейчас он, Гефель, должен сказать поляку, что тот завтра уедет с этапом, а ребенка… но он не смог произнести ни слова и почувствовал облегчение, когда Пиппиг ответил за него. Он успокаивающе похлопал Янковского по спине, мальчик, мол, конечно, останется здесь. При этом он с вызовом посмотрел на Гефеля. Тот молчал, не в силах возразить Пиппигу. Гефеля охватил страх. Ведь своим молчанием он сделал первый шаг к тому, чтобы нарушить указание Бохова. Правда, он успокаивал себя, надеясь, что завтра еще успеет вернуть поляку ребенка, но в то же время с тревогой осознал, что испытывает в этом все меньше и меньше уверенности.

И только когда Пиппиг, по-своему истолковав молчание Гефеля, улыбнулся Янковскому:

– Не горюй, старина, мы знаем, как ухаживать за ребенком!

Гефель огрызнулся:

– Не болтай глупостей!

Но его протест прозвучал слишком слабо, чтобы убедить Пиппига. Тот лишь рассмеялся.

Янковский спустил ребенка на пол и стал с благодарностью трясти Гефелю руки, что-то радостно приговаривая. И Гефелю пришлось молчать.

После того как Прёлль ушел в Малый лагерь, Кремер послал одного из работавших в канцелярии заключенных за Боховом.

– С Гефелем договорился? – в лоб спросил Бохов.

– Успею! – угрюмо ответил Кремер. – Лучше послушай, что творится.

Он коротко рассказал Бохову о своей встрече с Клуттигом и Райнеботом и сообщил о приказе начальника лагеря.

– Они что-то почуяли, это ясно, но ничего определенного не знают. Пока они считают меня главным коноводом, вы в безопасности, – заключил он свой отчет.

Бохов внимательно слушал его.

– Значит, ищут нас, – сказал Бохов. – Ну что ж,

ладно! Пока не наделаем ошибок, не найдут. Но то, что ты становишься козлом отпущения, мне совсем не нравится.

– Не бойся, у меня спина широкая, всех вас прикрою!

Бохов пристально посмотрел на Кремера, уловив в его словах иронию. Поэтому он не без раздражения сказал:

– Да-да, Вальтер, конечно. Я тебе доверяю, то есть мы тебе доверяем. Ты удовлетворен?

Кремер резко отвернулся от Бохова и сел за стол.

– Нет!

Бохов насторожился.

– Что это значит?

Кремер больше не мог сдерживаться:

– Почему я должен отсылать маленького ребенка в Берген-Бельзен? В Берген-Бельзен, черт возьми! У нас ему безопаснее всего! Неужели не понимаешь? Что у вас связано с этим ребенком?

Бохов ударил кулаком по ладони.

– Не ставь меня в трудное положение, Вальтер! С ребенком ничего не связано!

– Тем хуже!

Кремер встал и заходил по комнате, стараясь успокоиться. Затем он остановился, мрачно глядя перед собой.

– Дисциплина дисциплиной, но мне это не по душе, – глухо произнес он. – Нельзя ли сделать иначе?

Бохов не ответил, а только развел руками, как бы говоря, что не видит иного выхода. Кремер подошел ближе.

– Все дело в Гефеле, не так ли?

Бохов уклонился от прямого ответа.

– От подобных вопросов тебе легче не станет.

– Ты говоришь – вы мне доверяете, – с издевкой в голосе сказал Кремер. – А я плевать хотел на такое доверие!

– Вальтер!

– Брось! Пустые слова! Это проклятое секретничанье мне надоело. Ты помешался на конспирации!

– Вальтер! Черт возьми! Ради твоей же безопасности ты не должен знать о делах больше, чем необходимо. Неужели непонятно? Ведь мы бережем тебя.

– Надо сберечь ребенка! Ты требуешь от меня… не знаю, ты или вы требуете, чтобы я слепо и без раздумий отправил ребенка на смерть!

– Кто сказал, что на смерть…

– Берген-Бельзен! Этого недостаточно? Я же не хладнокровный убийца!

Бохов резко пресек гнев Кремера, наседавшего на него.

Кремер перешел к уговорам:

– Неужели с ним нельзя поступить иначе? Я спрячу его! Ладно? А? Не сомневайся, со мной он будет в целости и сохранности.

На миг показалось, что Бохов готов уступить, но затем он стал еще энергичнее давить на Кремера.

– Исключено! Совершенно исключено! Ребенка надо убрать из лагеря немедленно! Сейчас же!

Подавленный Кремер мрачно уставился перед собой и поджал губы. В знак солидарности Бохов похлопал его по плечу, и на сердце у Бохова потеплело.

– То, что я от тебя требую, возможно, жестоко, согласен. Но ведь жестоки и обстоятельства. Конечно, дело связано с Гефелем, зачем скрывать, раз ты и сам знаешь. Скажу тебе больше, не думай, что я помешан на конспирации. Гефель сидит в уязвимом месте. Слышишь, Вальтер? В очень уязвимом. Если цепочка здесь порвется, могут полететь все звенья.

Он на минуту умолк. Кремер мрачно смотрел перед собой. Слова Бохова подействовали на него. Чтобы доказать Кремеру неосуществимость его желания, Бохов развил его же мысль.

– Ты берешь у Гефеля ребенка и где-нибудь его прячешь. Хорошо. А можешь ли ты скрыть и тот факт, что ребенка взял у Гефеля? Непредвиденная случайность, ребенка находят и…

Кремер поднял руку, но Бохов продолжал:

– Всего-навсего случайность, Вальтер, у нас же немалый опыт, дружище! Достаточно мелочи, чтобы провалить самое верное дело… и вот такой мелочью является этот ребенок. Ты не можешь зарыть его, как дохлую кошку. Кто-то должен присматривать за малышом. Этот «кто-то», представь, попадет в карцер и… выдаст тебя.

Поделиться с друзьями: