Гончаров влезает в аферу

– Начнем!
– И я обрисовал ему ситуацию.

Как и следовало ожидать, следователь поверил мне процентов на тридцать, но все равно у меня возникла уверенность, что проверит он все досконально и добросовестно. Более того, благодаря его хлопотам я остался в одиночной камере. В общей мне было бы куда тоскливее.

Больше всего меня беспокоило положение Студента. Догадается ли Ленка кормить пса и вообще следить за ним?

В течение следующей недели Вайер несколько раз вызывал меня, уточняя мелкие детали, а в пятницу наконец сообщил, что освобождает меня под расписку. За эту неделю следователь проделал кропотливейшую работу (кстати, найденные мной деньги оказались фальшивыми). Он часто сам, высунув язык, бегал и опрашивал свидетелей моих перемещений. В частности, раскопал дряхлый "Москвич", доставивший меня к дому Князева, "левый" автобус вместе с поздней компашкой, установил мой разговор с толстой бухгалтершей и, самое главное, выяснил, что я в момент смерти Князева еще находился в обществе Чио-сан и Елены. Мне показалось, что ему было приятно освобождать меня, хотя бы и без права выезда.

Вот так, с подпиской о невыезде, в пятницу после обеда покинул я некогда родные пенаты. Прощаясь, Вайер настоятельно рекомендовал мне не соваться в это дело.

Как показали некоторые очевидцы, в тот день в подъезд Князева заходили трое парней. И пробыли они там примерно тридцать - сорок минут. Вышли в спешке, но не суетясь, по-деловому сели в белый замызганный "жигуленок" первой модели и тотчас отъехали.

Видимо, все шло по плану. И я для них был необходим лишь как слепой соучастник или просто подставка. Действительно, расчет был верный. Попадись мне следователем не этот замечательный мужик, а кто-нибудь из бывших врагов-сослуживцев, дело бы пришили будь-будь. И белые ниточки бы замазали. Деньги забрали до выяснения, только непонятно - чего. Бухгалтер Любаша от них напрочь отказалась. Бедная женщина! Наверное, у нее сейчас головные боли и расстройство желудка. Жаль, что мне нельзя ее посетить. И что делать с остатками аванса? Собственно, задание я выполнил, и не моя в том вина, что кто-то решил перекрыть Князю кислород.

* * *

Дома все шло нормально. Елена была в курсе происшедших событий и встретила меня как героя войны, только что вернувшегося с поля брани, как героя, ждать которого уже перестали. Омыв мою щетину обильной женской слезой, она попыталась отдаться мне тут же, в прихожей. И если бы не Студентовы антраша, ей бы это удалось.

– Мне кто-нибудь звонил?

– Ага, девка какая-то и мужик.

– Когда? Телефон оставили?

– Нет. Сказали, перезвонят. Несколько раз звонили.

И только мы сели за стол, телефон взбрыкнул. Я снял трубку.

– Мужик, ты жить хочешь?

– Конечно, - заверил я абонента.

– Тогда нюхай в тряпочку и не дергайся!

Трубку положили. Я сразу сообразил, чего от меня хотят. Собственно, наши желания совпадали, и мне было нетрудно послушаться доброго совета. Я люблю тайны и риск, но в разумных пределах.

– А ты надолго в гости?
– осведомился я у Елены, отрезая изрядный кусок шницеля.

– Ну ты и скотина!
– удивилась она, с трудом заглатывая застрявшее в горле мясо.
– Сейчас уйду, хам!

– Да ладно, посиди пока, - великодушно разрешил я, чем вызвал новый истерический всплеск.

Пришлось успокаивать подругу, утешать. От этого занятия меня отвлек телефонный звонок. Князевская бухгалтерша заквакала в трубку торопливо и сбивчиво:

– Константин Иванович... Надо же... такое... Я не могу прийти в себя... Такое несчастье...

– Еще бы, сто миллионов коту под хвост.

– Ах, что вы! Да не было никаких миллионов, в глаза их не видела. Я о Степане Ильиче. Такой человек был... А вы о каких-то миллионах. Ничего не знаю, я и вашим это сказала.

– Ну а я при чем? Зачем звоните?

– Ах, ну что вы! Вас ведь посадить хотели, я так рада...

– Что хотели посадить?

– Нет, что отпустили.

– Сомневаюсь. Зачем вам это было нужно?

– Что?

– Похитить Лию, удавить Князева и упрятать меня к белым медведям.

– Вы в своем уме?

– Да! Хорошо, что не в вашем. И вообще, оставьте меня в покое!

– Ну и ладно!
– воскликнула она, изображая обиду.
– Прощайте.

– Чрезвычайно меня обяжете.

Все. На этой истории нужно ставить точку. Но еще хотелось настучать кореянке по ушам за все то хорошее, что она мне устроила. И я решил сделать это, не вмешиваясь больше в их мафиозные дела.

* * *

Ранним субботним утром я развалился в шикарном кресле в князевской приемной. Напротив чавкал, пуская жвачные пузыри, качок лет двадцати. Он глубокомысленно - хорошо, что молча, - анализировал поведение небольшого резвого таракана, нагло посмевшего осквернить стекло и хром журнального стола.

Кореянка еще не явилась. Зато ровно в восемь через приемную в кабинет важно прошествовал Владимир Ступин, бывший вице, а ныне, как я понял, президент фирмы. При виде его парень, проглотив очередной пузырь, вытянулся по стойке "смирно".

Уже закрывая кабинетную дверь, Ступин соизволил заметить меня:

– Чего вам?

– Я, собственно, к секретарю.

– Зайдите.

– Слушаю вас, Владимир...

– Леонидович. Садитесь. Я бы хотел просить вас забыть всю эту историю. Видите ли, только-только мы стали входить в русло, и ваш приход...

– Он никоим образом не связан с вашими делами и князевской историей. Это личное дело и касается только меня и вашего секретаря.

– Вот как?
– Он улыбнулся уголками губ.
– Что ж, тут я бессилен. В таком случае...

– Позвольте единственный и последний вопрос.

– Конечно.

– Зачем вам понадобилось наговаривать на Лию?

– Наговаривать? Бог с вами! Я и сейчас могу повторить слово в слово сказанное мною ранее.

– Но по отзывам остальных...

– Да, знаю. Общее мнение коллектива о ней очень высокое, но, полагаю, я разглядел ее получше, чем прочие.

– Как же вам это удалось?

– Тут присутствует личный вопрос, и я бы хотел на этом закончить разговор. Тем более, что мы с вами договорились предать эту историю забвению.

– Но человек-то пропал.

– Сбежал!

– Вы уверены?

– Уверен я или нет - к делу не подошьешь, а вот ее записка подшита, и производство дела прекращено. Заходите, буду рад вас видеть.

Так нагло и так ловко меня еще ни разу не выставляли. Ошеломленный, я вышел в приемную. За мной тяжело вздохнула массивная дверь кабинета.

Чио-сан переобувалась. Грациозно присев и чуть отставив попку, она надевала на ножку позолоченную туфельку. Я подошел и ощутимо, с оттяжкой, к этой попке приложился. Девчонка пискнула кастрированным кроликом и пошла, как волчок, на одной туфельке кругами по паласу.

– Ну ты, гейша херова, - придержал я ее за талию.
– Хочешь в лоб?

Она внимательно посмотрела на меня своими черными миндалинами и ткнула пальцем мне в глаз. Теперь волчком завертелся я.

– Убирайся вон, козел вонючий!
– напутствовала она меня без тени гнева.