Гончаров влезает в аферу

– Сколько заплатили?

– Чего?.. А, пять штук дал.

– Не тикает, говоришь? Значит, взрыватель работает от крышки, откроешь ее, и тебе...

– Что?

– Крышка! Иди и отдай назад.

– Так он бабки заберет.

Сколько бы мы еще препирались, неизвестно, только меня вдруг качнуло.

– Рука! Что у тебя с рукой?!
– Я уставился на руку парня, поддерживавшую снизу коробку. Он неловко перехватил ношу и, белея, стал рассматривать свои красные пальцы.

– К-к-кровь...

Я мигом затащил придурка в квартиру, вырвал из рук немецкий сувенир и, закрывшись в ванной комнате, сдернул крышку.

Бомбы не было. А из полиэтиленового мешка я вытряхнул прямо в ванну сначала голову, а потом туловище рыжего моего пса. К хвосту его, обернутая в пленку, была привязана поздравительная открытка с текстом: "Я не слушал большого дядю!"

– Иди сюда, - позвал я топтавшегося в прихожке придурка.
– Смотри, что ты принес.

Он беспомощно развел красными руками:

– Я же не знал.

– Какой он был, парень-то?

– Крутой такой, в коже.

– Один?

– Не-е, их трое в машине сидело.

– Пойдем, покажешь.
– Я выдернул из-под дивана газовую пукалку и, толкая придурка в спину, выкатился во двор.

Но кожаная мразь исчезла.

В сыром углу городского сада я похоронил пса, еще вчера спасшего мне жизнь.

Допил остатки водки. Позвонил Елене, строго-настрого запретив ей появляться в мое отсутствие. Тщательно запер дверь и дневным поездом отбыл из города, нарушая подписку о невыезде. Четко пока связь не прослеживалась, но что-то подсказывало мне: искать нужно Лию. Если она, конечно, жива.

* * *

Эйск - городишко невеликий, тысяч на сто жителей. Прибыл я туда рано утром, и сразу же - за дело.

На манер Остапа Бендера перебрав все номера в гостинице, я остановился на самом дешевом. В восьмом часу утра подобающим образом одетый я на вокзале уже присматривался к похмелюшкам. Публика эта, как показывал опыт, - много знающая и мало что докладывающая властям. После тщательного осмотра наколотых мною кандидатов я выбрал старика с благородными сединами, очень похожего на Эйнштейна.

– Папаша, тебе, случаем, Альберт родственником не приходится?

– Мой двоюродный дед, - с достоинством кивнув, ответил старик.

– А хрюкнуть хочешь?

– Это вы в смысле выпить? Ну что ж... Несмотря на ранний час, действительно, я бы не отказался составить вам компанию, поскольку вчера имел неосторожность...

– Перебрать!
– быстро закончил я монолог потомка великого ученого.

– Именно. Но как...

– У меня есть, - приоткрыл я полу замызганного пальто.

– О! Это меняет дело! В таком случае следуйте за мной.

– Куда? Я, папашка, лишних хвостопадов не люблю, у меня от них настроение портится и голова начинает болеть.

– Уладим, - коротко бросил старик и величаво понес на эйнштейновских сединах свою жеваную шляпу.

Мы шагали через рельсы, мимо стрелок, составов, бесхозных паровозов и наконец подошли к обгоревшему купейному вагону без стекол. Вагон был обитаем. При нашем приближении в щелях появились серые, синие и карие глазки; воспаленные и заплывшие, они смотрели с надеждой и ожиданием. Слышалось шуршание, жаркий и страстный шепот.

– Говорю тебе, профессор кого-то зацепил, - объясняла женщина.

– Да кого он зацепил? Триппер если только, - возражал в ответ сиплый баритон.

– Товарищи, прошу не беспокоиться, - поднимаясь в вагон, объявил старик.
– Мы по делу с господином... э-э-э...

– Ежиком, - подсказал я.

– Да, с господином Ежиковым. Нина Ивановна, нам бы купе минут на тридцать.

– Вы, Самсон Данилович, еще за вчерашнее не рассчитались.

– Нина Ивановна, вы же меня знаете...

– Ладно! Седьмое купе... Я зайду?

– М-м-м... Попозже.

– Когда ничего не останется, - проворчала вагонная начальница, пропуская нас.

Седьмое купе оказалось комфортабельным. Разбитое окно было заделано фанерой, спальные полки закиданы всевозможным тряпьем, а вместо вышибленной двери висел брезентовый полог.

С ловкостью фокусника старик явил на свет два алюминиевых фужера и надкушенное яблоко. Церемонно осведомился при этом:

– Простите, с кем имею честь?

– Константин, - ответил я лаконично, вытаскивая из кармана пузырь.
– А вы давно здесь обитаете?

– Здесь - это в каком смысле? Вагон, город, область, страна? Или на этом свете?

– В городе.

– Почитайте, шестьдесят лет, с момента рождения. Ваше здоровье! Дергая кадыком, старик с жадностью засосал водку.

Я проделал то же самое. Игнорируя надкушенное яблоко, закурил.

– А ты, папаша, фамилию такую слышал - Герр?

– Герр... Ну конечно.
– Эйнштейновские уши ходили в такт желвакам и, очевидно, помогали старику сосредоточиться.
– Герр известным прохвостом был. Теперь предпринимателем бы назывался, а в двадцатом году в расход пошел. Сбежать не успел.

– А вы откуда знаете?

– А я, дорогуша, историк! Ну да, преподаватель истории.

Вот это попадание! Есть еще нюх у легавой собаки Гончарова.

– Ну-ну, - подталкивал я, подливая.
– Кто же он такой?

– А вам зачем?

– Я, папаша, тоже историк, - протягивая деньги, закручивал я баки старику.
– Пошли кого-нибудь, еще возьмем. И пусть колбасы принесут... Так кто такой был этот прохвост Герр?

– А был он золотопромышленником и по тем временам шельмовал изрядно. Сейчас-то бы в масть пошел, за своего, а тогда это в глаза бросалось. Ну да он не очень переживал, дела в гору шли.

– И каким образом?

– Самым что ни на есть классическим. Когда-то он на Урале у Демидова в управляющих вроде бы ходил, там и навострился. Делал аферы - пальчики оближешь! Закажет участок, начнет разработку россыпи - и на тебе: сумасшедшее содержание, раз в десять больше прогноза. Прибыль налицо. Налицо и желающие перекупить. Перекупают, оформляют документы, а на участке том, кроме дерьма собачьего, ничего нет. Хотя еще вчера покупатель своими руками с лотка граммов по пять снимал. Чудеса? Не совсем. Просто он накануне походит с верным своим холопом и жуликом Сашкой да кое-где в землю из ружьишка пальнет. Сашка замечает, а наутро пробу для покупателя сам оттуда и ковыряет.