Гордиев узел Российской империи. Власть, шляхта и народ на Правобережной Украине (1793 - 1914)
Шрифт:
В 1807 – 1808 гг., когда размышления о способе организации чиншевой шляхты приобретали, возможно, наиболее широкую и либеральную форму, о чем еще пойдет речь, среди многочисленных текстов – свидетельств обширной дискуссии – один написан с особой грубостью, достойной яростнейших «чистильщиков». Его автор – военный министр Аракчеев. После двух лет опалы при Павле I «гатчинский капрал» вновь почувствовал себя крайне уверенно при дворе Александра I. Его заносчивость и фанфаронство артиллериста пришлись особенно по вкусу после поражения в битве при Аустерлице, после которой Кутузова отправили на должность киевского военного губернатора. Аракчеев вернул царю веру в армию, которая пошатнулась после проигранных Наполеону битв, и мог позволить себе выступать против достаточно прогрессивных для того времени идей, в частности тех, которые начал развивать М.М. Сперанский.
В обширном собрании разнообразных предложений, сделанных Комитетом по устройству евреев, в будущем преобразованным в Комитет по устройству шляхты, и поступавших на дальнейшее рассмотрение Государственного совета, позиция Аракчеева выделяется особым пренебрежением к этой категории людей, принципиально отличающихся от русского дворянства и готовых терпеть «состояние… можно сказать униженное и предпочитающие в служение в рабстве пользе Государственной». С позиции солдафона он рассуждает о том, заметили ли соответствующие власти их низкий уровень проявления рвения во время мобилизации предыдущих лет, или сколь многочисленной была шляхетская милиция в Киевской губернии, где чиншевиков заставили наравне с государственными крестьянами и крепостными выставлять такое же количество рекрутов. По мнению министра, было лишь два способа привлечения этих людей на службу – деньги, что практиковалось во время набора солдат
Аракчеев считал необходимым произвести немедленное переселение шляхты (его не интересовали ни количественные данные, ни методы) на пустующие земли и наложить запрет на ее наем помещиками, поскольку это «неприлично дворянскому классу». Понятно, что после недавнего внедрения знаменитых крестьянских военных поселений введение военного положения воспринималось им как единственное средство удержания переселенцев. По мнению Аракчеева, постоянное несение военной службы было единственным способом, который заставит шляхту покориться. Переселение должно было быть проведено в течение года. Те, кто имел в собственности земельный надел (мелкопоместная шляхта зачастую с целью увеличения дохода была вынуждена служить у крупных землевладельцев), могли остаться на месте лишь с одним сыном, остальные же сыновья должны были покинуть отчий дом с остальными депортируемыми. Для начала каждый из них должен был получить звание солдата и 20 рублей, что не было бы обременительно для государственной казны, из которой и так выдавалась подобная сумма для поощрения рекрутов. Министр настаивал на том, чтобы свободные земли выделяли лишь на исконно русской территории, а не в «польских» губерниях 141 .
141
РГИА. Ф. 1147. Оп. 1. Д. 517. Л. 91 – 94 – Резюме для Государственного совета. Ibidem. Д. 320. Л. 1 – Выписка из заседаний Совета от 27 июля 1808 г.
Как видно, проектов экстремистских решений было предостаточно, однако ни один из них не дошел до этапа реализации. Тем не менее они представляются крайне важными для понимания позиций наиболее радикального крыла царской администрации. До конца царствования Александра I сторонники проведения тотальной чистки вроде бы больше не проявлялись, однако с началом царствования Николая I, в частности в период с 1827 по 1829 г., когда была создана комиссия из трех чиновников высокого ранга (о ней еще пойдет речь), которой вновь было поручено решить проблему статуса шляхты, именно тогда в очередной раз вернулся и призрак депортации. В основе его появления лежал холодный расчет, и это тогда, когда со времени последнего раздела Польши минуло более 30 лет, воцарился мир, а царская администрация более или менее свыклась с существованием давних польских шляхетских структур и не подозревала о возможности Польского восстания в Варшаве и вероятности его распространения на Украину. Это был период, когда безумные идеи Зубова вновь взяли верх, хотя реализовать их сумел лишь Сталин в конце 1930-х гг., депортировав поляков (преимущественно в Казахстан).
Последний проект по переселению, который был создан еще до начала Польского восстания 1830 – 1831 гг. и последовавших после него репрессий, возник в одном из петербургских кабинетов под контролем Николая I, которому не терпелось как можно быстрее разделаться с этой не укладывавшейся в существовавшую структуру общества группой. Его автором был член новой комиссии, представитель Военного министерства полковник С.П. Юренев. Его название звучит следующим образом: «О водворении не имеющей постоянного жительства шляхты на землях, расположенных в Новороссийском крае». Выражение «не имеющей постоянного жительства» должно было подчеркнуть и драматизировать тот факт, что шляхта, не имевшая собственной земли, не была связана с каким-либо конкретным местом, что являлось условием sine qua non 142 принадлежности к шляхетскому сословию. Проект предусматривал проведение операции согласно общепринятым правилам заселения, т.е. предоставляемая земля должна была стать наследственной, а переселенцам для устройства давалась бы ссуда и т.п. Однако этот проект не был утвержден, поскольку ожидаемые «выгоды» были ниже предусмотренных затрат, а запланированные права и свободы превышали права, «сему классу людей предоставленные» 143 .
142
Необходимое условие (лат.). (Прим. пер.)
143
РГИА. Ф. 1341. Оп. 1. Д. 346. Это очень большое и интересное дело, полностью посвященное шляхте, объемом в 700 плохо упорядоченных листов. Проект Юренева представлен на л. 631. Можно лишь сожалеть, что ни один из проанализированных выше проектов не упомянут в работе А. Григорянца (Grigoriantz A. Les Damn'es de la Russie: le d'eplacement de populations comme m'ethode de gouvernement. Paris, 2002), где о депортации поляков идет речь лишь на С. 37 – 45. Впрочем, в этой книге анализируются сюжеты, связанные с нашей темой.
Фундаментальное значение имеет установление связи между этими ранними проектами и невероятным всплеском ненависти в период с 1831 по 1836 г., на волне которой вновь обратились к прежним идеям, развив их и укрепив. Именно это дает возможность констатировать, что репрессии 1830-х гг. не были спонтанной и непосредственной реакцией, напротив, в их основе лежали более ранние наработки.
Новые планы по депортации будут рассмотрены нами во второй части книги.
Следует еще раз сказать, что все эти суровые угрозы так и остались в рамках напрасной риторики. Несостоятельность власти заставить исполнять принятые ею же законы – вот истинное лицо царского режима, сильного лишь на словах, который, в конце концов, оставлял, как нам предстоит увидеть в главе, посвященной развитию образования, значительную свободу действий тем, кому угрожал, для почти автономной самоорганизации: ведь от берегов Невы до излучины Днестра был не один день пути…
Перейдем к рассмотрению того, как царский режим пытался придать польской шляхте статус, сравнимый с российским дворянством.
Три возможных пути решения статуса безземельной шляхты:
Павел І, Державин, Чарторыйский
Избежать ужаса уничтожения отнюдь не означало для безземельной шляхты (как я сам раньше считал и писал 144 ), что ее жизнь в первой трети XIX в. была подобна идиллии, которую оберегали от вмешательства царских властей (судя по польской литературе) крупные землевладельцы, тогда как Петербург вообще якобы забыл о существовании шляхетской «голоты». Действительно, в большинстве своем русское чиновничество примирилось с существованием столь нетипичной для социальной структуры империи группы, однако тех, кто задумывался над возможным извлечением пользы из ее существования, было значительно больше, чем до сих пор было принято считать, впрочем, этой проблемы историки практически не касались. Министерство финансов видело в чиншевиках потенциальных налогоплательщиков; Военное министерство размышляло, как бы среди этой шляхты набрать рекрутов, а то и офицеров, и одновременно оградить ее от возможности укрывать дезертиров и подозрительных лиц; Министерство юстиции постоянно возмущала роль, какую эта шляхта продолжала играть в земских и даже гродских судах; Министерство внутренних дел и полиция также интересовались ею, не мог не уделить ей внимания и Сенат, который, несмотря на свою занятость, во все вникал. Парадоксально, хотя, может, и логично, что лишь Герольдия крайне редко обращала внимание на эту группу, что свидетельствует о ее маргинальном положении в дворянско-шляхетском сословии.
144
Beauvois D. Le Noble, le Serf et le Revizor. Р. 99.
До 1800 г., несмотря на то что некоторыми чиновниками высокого ранга осознавалась значительная численность этой группы, царской администрации в целом было сложно дать четкую ее характеристику и определить ее количество. В этот период мелкая шляхта проявляла себя,
протестуя небольшими группами против злоупотреблений, жертвой которых она становилась в польских имениях, или – если имения были конфискованы – против попыток заставить ее платить оброк наравне с государственными крестьянами. Первыми проявили к ней интерес казенные палаты, губернские отделения Министерства финансов как к новому источнику прибыли, появившемуся после присоединения аннексированных территорий. Уже 11 июля 1789 г. Екатериной II был издан указ, касавшийся Белоруссии и других земель, отошедших к России после первого раздела Речи Посполитой 1772 г. Чиншевая шляхта была отнесена к податной категории населения и записана в подушный оклад. Этим указом Екатерина II позволяла им представлять в Сенат данные о количестве душ в их владении и бумаги, подтверждающие шляхетство 145 . Четырьмя годами ранее «Жалованная грамота дворянству» определила число доказательств «неопровергаемого благородства» в двадцать одно. В Грамоте шла речь о подтвержденных гербах, указах на дачу земель или деревень, патентах на чины, свидетельствах о получении звания обер-офицера и т.д. – требование подобных документов от чиншевой шляхты выглядело как издевательство.145
Имеретинский Н.К. Дворянство Волынской губернии… Август 1893. С. 348.
Та же проблема, как заметил Зубов, после второго разделения Речи Посполитой проявилась в четырех украинских уездах, которые сперва были приписаны к Новороссии, а затем в результате административной реформы вошли в состав Киевской губернии. В Звенигородском, Уманском, Черкасском и Чигиринском уездах были огромнейшие земельные владения, такие как Смела (Черкасский уезд), проданное Потемкину в 1784 г. и выкупленное казной после его смерти в 1791 г., или не уступавшие им имения Станислава Потоцкого, а также различные конфискованные и контролируемые государством земли и т.п. Более того, Новороссийская казенная палата обеспокоилась неясностью статуса 9833 шляхтичей-чиншевиков, проживавших в этих имениях, а во время переписи 1795 г. 146 причисленных к крестьянству, поскольку, как отмечалось выше, в указах от 27 марта и 27 сентября в 1793 г. Екатерина II не проявила интереса к судьбе этой категории населения. В тот момент было важно гарантировать собственность крупным землевладельцам после того, как они присягнут на верность. Необходимо было также позаботиться о контроле над крестьянами этих губерний, которые, как отмечалось в манифесте М.Н. Кречетникова, «некогда сущим Ее [Российской империи. – Д.Б.] достоянием бывшие и единоплеменниками Ее населенные, созданные и православной христианской верой просвещенные и по сие время оную исповедающие, подтверждены были». Именно эту веру Екатерина II и защищала от безбожных польских мятежников, призвавших себе на помощь Французскую революцию. А потому, как писал Зубов, царице не хватило времени задуматься над этой разновидностью людей. Указ от 3 мая 1795 г. генералу Т.И. Тутолмину был более четким и давал следующее разъяснение: «Всем дворянам, которые временно имеют владение по надачам, закладам, арендам и договорам на землях помещичьих и казенных живущим дозволить просить дворянское общество о принятии и вписании в дворянскую книгу, дабы каждый мог пользоваться правами дворянству присвоенным» 147 . Вероятнее всего, этот указ не был широко известен и практически не коснулся чиншевой шляхты, поскольку в большинстве случаев ею традиционно заключались устные соглашения с владельцами, не признающие никакой собственности. Выражение «дозволить просить» о внесении в реестр наверняка могло быть вообще непонятно шляхте (если она вообще этот указ прочитала), поскольку «неопровергаемое благородство» воспринималось ею как само собой разумеющееся и не требующее доказательств.
146
РГИА. Ф. 1341. Оп. 1. Д. 346. Т. 1. Л. 7 – 16 – Извлечение о количестве шляхты мужского пола в имениях, управляемых государством в этих уездах.
147
Ibidem. Ф. 1347. Оп. 64. Д. 497. Л. 7 – Особый указ Екатерины II генералу Тутолмину.
Второй указ Тутолмину от 17 мая 1795 г. касался в основном землевладельцев – единственных, с царской точки зрения, истинных дворян. Пунктом 3 определялись условия участия в дворянских выборах (мы к этому еще вернемся), хотя в нем и содержался намек (первый сигнал к признанию) на шляхту, проживавшую отдельными селами в околицах (отсюда ее название – околичная), и на шляхту, арендующую землю (чиншевую). В то время российские власти не представляли себе истинных масштабов этого феномена, а при прочтении упомянутого указа могло создаться впечатление о признании возможности внести всех чиншевиков в дворянские книги при условии представления ими соответствующих доказательств, причем считалось несомненным, что подобными доказательствами шляхта располагала. К началу 1797 г. казенными палатами констатировалось, что фискальные органы бывшей Речи Посполитой не относили эту шляхту к категории налогоплательщиков, «а потому и взыскания с них никаких податей доселе не было» 148 . Первые сомнения возникли уже в 1796 г., когда стали известны результаты переписи 1795 г. в присоединенных губерниях, а некоторые случаи отнесения к той или иной категории были оспорены. Все началось с чиншевиков одного из самых известных поляков – с чем, несомненно, связана и быстрая реакция царских властей – Станислава Понятовского, племянника низложенного с престола польского короля, который, как мы помним, прибыл с дядей в Петербург в одной карете. Как только на его имения в Литве и на Украине был наложен секвестр (запрет на пользование), Понятовский мигом примчался из Рима в Петербург задабривать Екатерину, а при Павле I он занимал важное положение в его окружении 149 . Во время переписи в одном из его имений под Богуславом 214 чиншевиков, а также 175 женщин и девиц были приравнены к податному населению, что сразу вызвало жалобу. Казенная палата 24 июня 1796 г. обратилась в Дирекцию государственных счетов Министерства финансов с запросом о том, можно ли считать их свободными, на что 24 октября 1796 г. получила двусмысленный ответ. Министерство финансов сравнило эту группу со староверами и запорожскими казаками и признало, что эти поляки-шляхтичи, которые могли переходить из одного имения в другое и проживать там определенное время на основе найма, были в новоприсоединенных губерниях отнесены к крестьянам, т.е. на них была возложена семигривенная подушная подать, однако казенные палаты, не имея неопровержимых доказательств относительно того, свободны эти люди или нет, как и относительно того, принадлежат ли они землевладельцам, не могли требовать от них «избрания рода жизни», тем не менее, поскольку между ними могли находиться лица подозрительные, их не стоило оставлять «в несвойственном их породе состоянии» 150 .
148
Ibidem. Ф. 1341. Оп. 1. Д. 346. Л. 3 – Доклад Сенату от 26 февраля 1797 г.
149
Poniatowski St. Pamietniki synowca Stanislawa Augusta / Przel. i wyd. J. Lojek. Warszawa, 1979.
150
РГИА. Ф. 1341. Оп. 1. Д. 294. Л. 153 – 159 – О населении Киевской губернии.
6 (17) ноября 1796 г. императрица скончалась от инсульта; ее сын, которому не терпелось разрушить то, что сделала мать, 4 декабря (еще и месяца не прошло со дня ее смерти) издал указ «О возведении в дворянское достоинство», который, как вскоре окажется, было невозможно претворить в жизнь. Павел I провозгласил, что введение в дворянское достоинство и выдача соответствующих грамот «единственно зависит от самодержавной власти Богом нам дарованной», т.е. собирался лично проверять благородное происхождение каждого обратившегося. На решение судьбы 9833 чиншевиков из прежних имений Любомирского или 389 из имений Понятовского данный указ никакого влияния не имел. Оказавшийся в неловкой ситуации Сенат рекомендовал 24 января 1797 г. соответствующим казенным палатам в дальнейшем требовать от спорной группы шляхты временной уплаты таких же налогов, что и от жителей казенных земель, и стал обсуждать установление срока предоставления доказательств принадлежности к дворянству 151 .
151
Ibidem. Д. 246. Т. 1. Л. 1 – 4.