Гордое сердце
Шрифт:
— Я простушка? — спросила она покорно. — Я для тебя слишком проста? — Лишь бы он только перестал смеяться! Почему он так часто высмеивает ее?
— Хорошие люди всегда просты, — заявил он. Он все еще нависал над ней и смотрел ей в глаза.
— Мэри… — снова начала она.
— Мэри, — перебил он, — она такая же, как и все прочие женщины. Ты — нет. И давай забудем о Мэри.
В августе они с Блейком выехали на неделю в Фейн Хилл, так как в Нью-Йорке разразилась страшная жара. Однажды утром Блейк с отвращением отвернулся от глины:
— Черт возьми, все прилипает к рукам, — пожаловался он. — Собирайся,
— Я с удовольствием познакомлюсь с ним поближе, — сказала Сюзан. Она вскочила с дивана. От мыслей о зелени и чистом воздухе у нее перехватило дыхание.
— К чему? Его ты узнать все равно не сможешь, — сказал Блейк. Он тщательно вымыл руки и немного побрызгал на ладони духами, так как они пропитались запахом глины, который он не выносил.
Через час они уже были в пути. А потом Сюзан сидела под огромным вязом с прохладным стаканом в руке и слушала рассказ старого мистера Киннэрда. Блейк развалился на газоне с закрытыми глазами, разбросанными от утомления руками и ногами, но по-прежнему элегантный.
— Теперь о мраморе, — говорил старик и осторожно помешивал длинной серебряной ложкой в высоком стакане, — мрамор не поймешь за всю жизнь. Я предполагаю, что о мраморе я знаю больше, чем кто-либо из живущих на этом свете. Я не продаю его просто так — самые лучшие образчики я оставляю себе, изучаю, чтобы понять их, и только потом отдаю в руки тем, кто что-то умеет.
«Он и сам вполне мог бы быть из мрамора», — думала Сюзан. Он сидел под деревом, листья которого отбрасывали не него колеблющиеся тени, тощий и прямой в своем светлом фланелевом костюме. Маленький черный терьер дремал, положив голову на его длинную, узкую ногу в белом ботинке.
— Между прочим, — говорил Киннэрд сухим старческим голосом, — если бы вы захотели поработать с мрамором, то я был бы и вправду очень рад — у меня тут несколько образцов итальянского мрамора, которые я храню уже несколько лет. Я все думаю, что Блейк однажды захочет перейти на мрамор, но он не хочет.
— Мой стиль мрамора не выносит, — пробормотал Блейк, не открывая глаз.
Сюзан почувствовала слабое волнение, идущее откуда-то из глубины ее существа.
— Я с удовольствием бы на них посмотрела, — осторожно сказала она, — но, пожалуй, попозже.
Блейк зевнул, но даже при этом он не утратил своей респектабельности.
— Не люблю провинцию, — проворчал он. — Она превращает меня в болвана.
Он прикрыл глаза ладонями и мгновенно погрузился в легкую дремоту.
— А почему бы нам не пойти сейчас же? — предложил мистер Киннэрд. Из него исходило такое нетерпение, до сих пор тщательно скрываемое, и Сюзан тотчас же встала.
Они оставили спящего на газоне Блейка и медленно пошли по тенистой аллее.
— У меня здесь собраны все самые красивые блоки, когда-либо проходившие через мои руки. Я просматриваю все новые выставки и отбираю лучшие образцы, которые не подлежат продаже — отдаю их бесплатно.
Он вынул из кармана ключ и отомкнул ворота большого неокрашенного деревянного сарая, стоявшего в конце аллеи. Внутри были блоки необработанного мрамора всевозможных размеров.
— Они все ждут своего часа, — сказал он почти нежно. — Вам бы хотелось выбрать один, моя милая? Однажды я привел сюда Дэвида Барнса, и тот взял себе три — один большой и два маленьких. Эдисона он тоже делает из моего мрамора.
Сюзан беспокойно прохаживалась среди блоков мрамора. Что-то тревожное
снова шевельнулось в ней.— Вам не следует выбирать сразу же, — сказал он. — Вы примете решение не спеша, мрамор быстро не выбирают.
— Да, я знаю, — согласилась она. Ей надо было бы сказать еще что-то, но она не могла. Она была рада, когда он снова закрыл ворота, но продолжала чувствовать в себе беспокойство, словно предвестие боли.
— Что касается мрамора, то Блейк неправ, — сказал мистер Киннэрд. — Это единственный материал, достойный настоящего скульптора, но никак не глина. Лишь только самые великие могут справиться с твердостью этого камня. Блейк же его боится.
Сюзан удивленно посмотрела на Киннэрда. Его лицо было спокойным и холодным, когда он говорил о своем сыне.
— Вещи Блейка, — продолжал он, — не вынесли бы мрамора, равно как и мрамор не вынес бы их. Необходимо иметь некую внутреннюю твердость, иначе мрамор вам не подчинится. Нет, мрамор предназначен только для простых вещей, это значит — для вечных.
Сюзан внимательно слушала рассуждения этого удивительного старика. Но не ответила ему. В глубине ее существа вновь что-то шевельнулось. Словно она почувствовала в себе движение будущего ребенка.
В первый прохладный день в начале ранней осени она отправилась в больницу Хэлфреда, чтобы осмотреть свою скульптурную группу. Она уже несколько раз хотела пригласить туда Блейка, но так ничего ему и не сказала. Она боялась услышать его мнение. Она закончила скульптурную композицию так давно, что уже не доверяла своей памяти; какова она теперь? Сначала она хотела увидеть ее сама.
…Они стояли там, воплощенные в неподвластной времени бронзе. Картина может быть уничтожена временем, книга рассыпется и исчезнет, музыка смолкнет. Но тому, что создала она, хорошо это или плохо, было суждено существовать долго. Она смотрела на нее с чувством торжества, потому что знала, что ее детище переживет своего создателя.
Но когда она их рассмотрела, они показались ей неуклюжими и огромными. Они действительно были такими или только казались, потому что она привыкла к элитарно-утонченным скульптурам Блейка? Эти же были огромны и тяжеловесны, плечи мужчины широки, женщина полногруда. Она прямо-таки слышала ехидный голос Блейка: «Безнадежный реализм, Сюзи!» Но почему они тогда кажутся живыми? Темная бронза прямо-таки излучает жизнь! Две девушки остановились возле нее и, старательно пережевывая жевательную резинку, принялись рассматривать скульптуры.
Сюзан услышала, как одна шепчет другой: «Эта женщина кажется жутко печальной, тебе не кажется?»
«Да, — ответила другая. — Я чуть было из-за нее не расплакалась».
Если бы их услышал Блейк, то он, наверняка, начал бы смеяться.
Сюзан повернулась и пошла домой. Даже не спросив, дома ли Блейк, она направилась к себе в комнату и закрыла дверь. Там она разделась, выкупалась, надела домашнее платье и прилегла на диван. Блейк распорядился установить вокруг зеркала под разными углами, в которых она многократно отражалась, становясь все меньше и меньше; комната оказалась наполненной красивыми, лениво лежащими женщинами на диванах с сатиновой обивкой кремового цвета. Сюзан лениво подняла руку. Как она у нее побелела и помягчела. У нее никогда не было таких мягких и белых рук! Она посмотрела в зеркало и увидела в нем бесчисленное множество красивых, ленивых и белых поднятых рук. Она отвернулась от всех этих женщин и погрузила лицо в ладони.