Гордое сердце
Шрифт:
В тихом родительском доме не происходило ничего. Родители не очень-то много говорили и между собой и с ней. Они не спрашивали о ее жизни, и она о ней не говорила.
— Блейк сожалеет, что не смог приехать, — сказала она в первый же вечер. Мать, которая слушала ее лишь в пол-уха, осматривая стол, ответила:
— Да, жаль. Может быть, сможет приехать как-нибудь потом.
Блейк каждый день посылал ей телеграммы, так что Сюзан не ощущала его отсутствия. Она была удивлена этим и иногда боялась этого. Наверняка, скоро ей начнет недоставать его. Как только на нее навалится тоска по нему, то сразу же она тронется в обратную дорогу.
Но проходил день за днем, а Сюзан все еще не хотелось уезжать. Она жила
— Может быть, ты хочешь пригласить подруг? — спросила у нее мать. Сюзан покачала головой. О чем бы она с ними говорила?
И только когда в воскресенье перед Рождеством они пошли в церковь, она увидела на скамье перед собою Хэла с Люсиль и между ними трех их детей. После мессы Люсиль подлетела к ней с криком: «Сюзан, как прекрасно, что ты здесь! Мы слышали такие изумительные вещи! Не говори мне, что это твои дети! Ты не состарилась ни на день, а я уже настоящее пугало — толстая, просто ужас! Это я раздобрела после Джимми. А это моя единственная девочка Леора».
Сюзан посмотрела на бледную, худенькую девочку, которая, единственная из детей, походила на Хэла.
— Однажды я услышала, как ты плакала, и взяла тебя на руки, — сказала ей Сюзан. — Но ты не можешь помнить об этом.
Девочка испуганно завертела головой, а Люсиль разразилась своим мощным смехом.
— Леора все еще плакса, — сказала она весело. — А вот и Хэл, Сюзан! — Хэл стоял здесь, большой и робкий, с намечающейся лысиной. В этот момент ею завладели воспоминания о Марке. Если бы Марк был жив, она стала бы одной из них. И что — что вообще случилось бы с ней, если бы Марк был жив? Теперь же она была слишком далека от них.
Сюзан много гуляла в эти дни. Зима была очень теплой.
— В этом году не будет много снега, — сказал мистер Гейлорд, когда дети посмотрели на небо. — Я заметил, что кукуруза была слабой, и белки не очень-то спешили запастись орешками. Это тоже предвещает мягкую зиму.
Сочельник выдался светлым, утро было, словно февральское, залитое спокойным теплым солнцем. Тогда Сюзан вышла на прогулку к саду миссис Фонтен. Дом был заперт, и ворота на замке. Сюзан перелезла через низкую каменную ограду и зашагала по газону, покрытому опавшими листьями, пока не увидела маленькое озерко. Там на берегу стоял на коленях ее амурчик и смотрел в воду. Сюзан рассматривала его, словно никогда до этого не видела. Она не вспоминала о нем целые годы, так, как забывают о ребенке, который умер сразу же после рождения. И она не вспомнила, что создала его для того, чтобы они с Марком могли пожениться.
«Он вполне хорош, — думала она, даже не вспомнив о причине, вызвавшей его появление. — Он выглядит, как живой, хотя я тогда еще почти ничего не умела».
Ветер сбросил вниз пригоршню последних листьев; они падали на амурчика, цеплялись за него, слетали и невесомо ложились на тихое, мелкое озеро… Как давно это было! Она словно была укутана в бесконечную тишину.
Даже Рождество не вырвало ее из этой тишины. Оно со своими хорошо знакомыми и такими близкими ритуалами прошло стороной. Когда кончился Сочельник и Сюзан осталась одна в своей комнатке, она осознала, что Блейк не послал ей никакой весточки. Его подарок висел на рождественской елке — маленькие квадратные часики, усыпанные алмазами, но с ними не было никакой открытки. Пакетик прибыл прямо из магазина. Сюзан решила было позвонить Блейку, но передумала.
Как-то отец вдруг попросил ее:
— Поиграй мне немного, Сюзан. Теперь
у меня не очень-то много возможностей послушать музыку.Они поднялись наверх, в мансарду. Сюзан играла композиции, за которые не бралась уже много лет. Отец сидел и слушал, положив на губы пальцы своей прекрасной руки. Слушая музыку, он всегда прикладывал руку ко рту.
— Ты еще пишешь стихи, папа? — спросила она его во время игры.
— Нет-нет, я уже отказался от этого, — ответил он со вздохом.
— Но от южных морей ты, однако, не отказался? — спросила она его с улыбкой. Правой рукой она извлекала из инструмента серебристые высокие звуки, а тихие басы следовали за ними, как эхо.
— Иногда я немного подумываю о них, — сказал он. Затем он улыбнулся ей, как пристыженное дитя. — Тебе, наверняка, ясно, что я всегда знал, что никогда туда не попаду, — сказал он спокойно. Он закрыл глаза; Сюзан играла еще час, а он слушал.
А затем, доиграв обожаемого им Сибелиуса, она обернулась к нему. Он смотрел на нее, дрожал, и в его голубых глазах стоял страх.
— Папа! — порывисто выкрикнула она.
— Где-то в жизни я сбился с дороги, Сюзан, — прошептал он. — У меня было чувство, что я иду по главной дороге, но попал-то я в тупик! И выбраться из него мне не удалось.
— Но, папа, — умоляюще сказала Сюзан. Она подошла к отцу, обняла его, крепко прижалась к нему лицом. Состариться и слишком поздно узнать, что ты сбился с правильного пути, узнать, что возврата нет, что ты провел жизнь в пестрых фрагментах — это уже предвестие смерти.
— Я растратил жизнь, — продолжал горестно шептать он. — Я растратил сам себя, лучшие годы соблазнили меня и покинули — я не достиг того, чего мог бы достичь. — Сюзан встала перед отцом на колени и судорожно вцепилась в него. Ее обуял страх, гораздо больший, чем его страх, потому что она осознала полностью то, что он имел в виду.
Вот так и с ней случилось. Уходил год за годом, и это было все.
— Но я думаю, это уже неважно, — сказал отец. — Я явно не нужен был миру — это мне недоставало его. Видимо, никому это неважно — только мне.
— Папа! — горячо зашептала Сюзан. Она все еще стояла рядом с ним на коленях. — Может быть, ты не все еще упустил!
— Если ты не обретаешь наконец то, что себе наметил, то вся жизнь, прожитая тобой, теряет свой смысл, — медленно сказал он. Затем внезапно оттолкнул ее и встал. — Ну, что же… — сказал он и отвернулся, но в глазах у него остался страх.
И его страх стал светом в ее душе. Ночью, лежа без сна, Сюзан пыталась осознать, чем же все-таки оказалась ее жизнь. Свирепствовавший вокруг нее ужас внезапно открыл ей истину: Блейк, Блейк является причиной ее неудовлетворенности! Она, не подчинившаяся никому, сдалась ему, потому что любила. Теперь она уже знала, что Марка она любила не так сильно, потому что он не причинил ей вреда. Но Блейк на нее давил. Сюзан подчинялась ему, и время уходило. Она любила его и боялась одновременно: чтобы он не злился на нее, она позволяла делать с ней что угодно. Поэтому она чувствовала в себе смертельную усталость. Он формировал ее с той же уверенностью, с какой лепил свои статуи из глины, а ее дух, теперь уже покорный, все больше слабел. Она не понимала этого, пока не уехала от него. То существо, в которое он ее преобразовывал, обладало не свойственными Сюзан чертами… Она припомнила, как однажды отец внезапно доверился ей: «Когда я женился на твоей матери, это было маленькое розоволицее созданьице с золотыми волосами. Я думал, что она будет вполне покладистой женой. И только после свадьбы я установил, что это — особа самая упрямая в мире. Эта хорошенькая и глупая женщина все знает лучше и во что бы то ни стало добивается своего. Она уничтожит любого, кто посмеет ей прекословить. Если бы я только мог перестать ее любить…»