Горечь Пепла
Шрифт:
а он — её бойфренд. Ты напился до чертиков и, видимо, посчитал себя всевышним, раз
откровенно начал её лапать у Джейса на глазах.
— Джейс — это его имя?
— Да.
— Я избил его?
— Если ты о причиненных телесных повреждениях, то ему повезло больше, чем тебе. Но
ты всё равно счастливчик. Ведь, благодаря Заре, я сразу же направился в бар. Она
позвонила мне, как только тебя увидела там. Ты её должник. Не окажись меня рядом,
Кейн, сегодня бы ты проснулся не на своих мягких шелковых простынях,
камере с не менее вонючими крысами, — оповещает он меня и тут же спрашивает. — Как
твоя рука?
— Выглядит жутковато. Он порезал её ножом?
— Нет. Ты сам виновен. Тискал его женщину и после нескольких резких замечаний в
твою сторону, неожиданно кинулся на него с бутылкой, но, со своей в стельку пьяной
задницей, ты не рассчитал и грохнулся на пол, с треснувшим осколком в руке. Повезло,
что повредил только одну руку, а не ещё что-нибудь. С твоей-то работой.
— Да, я знаю, — не нужно мне напоминать про мою долбаную работу. Мне еще
предстоит как-то объясниться. — И как она? — пытаюсь сменить тему. — Хорошенькая?
— Ты сейчас серьезно? Да у меня из-за тебя могло быть куча проблем! — орет он в
трубку.
— Остынь, Джон, — ухмыляюсь, — я просто пошутил.
— Значит, шутник, слушай меня внимательно, — мой брат сейчас серьезен как никогда.
— На этот раз я всё уладил, Джейс без единой царапины на теле и обещал молчать. Но ты
задел его сраную гордость. Он просил передать тебе, держаться от него и его телки
подальше, иначе убьет тебя, не церемонясь. Уяснил? А от себя добавлю: бросай идею
напиваться до беспамятства и трахать всех подряд, очнись и начни, в конце концов, жить,
— не дожидаясь от меня ответа, он продолжает. — Давай, вставай, прими душ, приведи
себя в порядок, а я приеду за тобой. Поедем в больницу зашиваться.
Я молчу. Мне нечего ему возразить или сказать. Поэтому, он первый нажимает «отбой».
Последние два года я сам не свой, не знаю, чего хочу от своей жизни. Я как кусок дерьма,
плывущий по направлению течения и не желающий хоть как-то изменить это положение.
Но благодаря Джону, моему брату, я стараюсь. Он мой старший брат, и единственная моя
семья, опора и поддержка. К сожалению, наших родителей давно нет в живых. При жизни
они настолько сильно любили друг друга, что даже смерть не надолго разлучила их.
Сначала от рака умерла мать, а потом, спустя два месяца, ушел из жизни отец. Он просто
заснул и не проснулся.
Мама долго не могла забеременеть, и они с отцом уже почти отчаялись. Однако мечтам
свойственно сбываться. И когда это, наконец-то, произошло, ей было тридцать пять лет. А
спустя ещё три года, на свет появился я.
В детстве мы с Джоном были не разлей вода, и, несмотря на разницу в возрасте, мы всегда
держались друг друга. У нас была одна компания, одни и те же друзья, даже девушки
были
похожи чем-то между собой. Джон хороший малый и отличный полицейский. Незнаю, как бы я смог существовать, если бы его не было рядом.
Громко вздыхая, решаю, что пора заканчивать с детскими воспоминаниями и
философским дерьмом. Кое-как встаю с кровати и ковыляю сначала в туалет, чтобы
отлить, а затем в ванную, чтобы принять бодрящий душ.
Смотрю в зеркало. Видок у меня, конечно, не очень. Волосы уже давно отрасли и в
полном беспорядке. Их не мешало бы состричь. Я не могу вспомнить, когда вообще в
последний раз брился. Но мне кажется, что-то есть симпатичное в этой бородке. Пожалуй,
так и оставлю.
Я включаю воду, снимаю нижнее белье и захожу под душ. Спустя некоторое время
рассматриваю поврежденную руку и ощущаю в ней ноющую боль. Да, медицинской
помощи мне не избежать.
Глава 3
Дилан
Смена все никак не заканчивалась. В промежутках между приемами пациентов, я то и
делаю, что напиваюсь кофе. Из операционной для наблюдения перемещаюсь в палаты,
затем меня перекидывают в приемную. И ни одна из этих работ не является хуже другой,
это просто хирургический интерес, низшее звено. Мы омываем, зашиваем, делаем уколы,
берем анализы и бегаем по кругу. Сегодня уже третьи сутки моего пребывания в
госпитале, поэтому я чувствую себя словно робот.
— Вскрыть, отрезать, зашить… — повторяю раз за разом. Эта мысль крутится у меня в
голове после операции на аппендицит.
— Вскрыть, отрезать, зашить…зашить… — врезаюсь в парня из реанимации.
— Дилан, очнись. Двое — на приход, — показывает мне рукой на дверь приемной.
Разворачиваюсь на сто восемьдесят градусов и бегу со всех ног на улицу. Сирена скорой
помощи звучит очень близко. Машина выезжает из-за угла, и сразу же открываются
двери.
— Мужчина, сорок восемь лет. Лобовое столкновение. На стекле трещины от удара.
Давление нестабильное. Требуется обследование. В сознании. — Вытягиваю каталку и
направляюсь в открывшиеся двери.
— Вызовите Доктора Томпсона, — кричу я и направляю её в рентген кабинет. — Не
переживайте, вами займется наш нейрохирург. А пока мы сделаем вам снимок, чтоб
убедиться, нет ли кровоизлияния, — обращаюсь к пациенту.
Мы поднимаемся в лифте, и для дальнейших действий, я передаю пациента медсестре.
Возвращаясь в приемную, облокачиваюсь на стену и закрываю глаза. Двери лифта
открываются, и входит мой отец.
— Дилан, ты почему все еще на работе? Твоя смена закончилась двенадцать часов назад.
Ты хоть спала сегодня? — отец обеспокоен и это сразу заметно по его дрожащему голосу.
— Все хорошо, я поспала в ординаторской четыре часа и чувствую себя нормально.