Горизонты

— Вот твоя Пустошь, Блекджек.

Сквозь окно я увидела лежащую внизу огромную комнату, в которой было около двух дюжин пони. Треть из них были одеты в больничные халаты, остальные в форму работников больницы. Там же в окружение остальных пациентов были мои друзья.

Глори, у которой осталось лишь одно крыло, сидела неподалеку от остальных и смотрела в тетради. Её прекрасная фиолетовая грива спадала на лицо. П-21, так же сидел в гордом одиночестве, но уже в углу помещения, и очень нервно посматривал на остальных пациентов. Шрамы на его шее были отчетливо видны. Рампейдж, вся в бинтах и одетая в смирительную рубашку, сидела за столом и, видимо, общалась сама с собой. А неподалеку сидела Псалм — не Лакуна — и раскачивалась на месте, беззвучно шевеля губами. Скотч Тейп, выглядящая несколько старше кобылки, которую я помнила, смотрела сквозь зарешеченные окна на мир за ними. ЛитлПип, привязанная ремнями к креслу-каталке и одетая в смирительную рубашку, похоже, бредила, в то время как к ней обращался красноглазый жеребец с усталым выражением на лице. Вельвет Ремеди пела воображаемой восхищенной толпе, а Каламите смотрел на нее отсутствующим взглядом. Были здесь и незнакомые мне пони. Например, смутно знакомый земнопони, обернутый с ног до головы в фольгу, и невероятно милый зеленый пегас, а ещё грязно-серый единорог, окруженный кипами бумаги, на листах которой он яростно что-то писал, и красногривая белая кобыла с ничего не выражающим лицом, которую навещал бледно-зеленый единорог. И все же большинство из них я знала.

Как своих друзей…

— Так значит они все тоже сумасшедшие? — пробормотала я, свирепо смотря на Голденблада.

— Многие пациенты стали основой твоей фантазии. Личности некоторых были видоизменены, чтобы удовлетворять твоей истории, а некоторые попали туда почти не измененными.

— Монинг Глори?

— Нервный срыв. Страдает от серьезного стресса и мечтает об успехе. Все это привело к проблемам с самоконтролем и тревожному неврозу.

— П-21?

— Кто? А, он. У него посттравматическое стрессовое расстройство от многократных сексуальных травм с высоким риском суицида.

— Псалм? — спросила я, испытующе смотря на него, но он продолжил как ни в чем не бывало:

— Ты переделала её в Лакуну. Образ матери, что вполне понятно, с учетом того, что та безвременно скончалась много лет назад. Шизофреничка.

— Рампейдж?

— У неё синдром множественной личности, — без запинки ответил единорог. — Тебе все же следует называть её Пепперминт.

— Скотч?

«Ладно. А что насчет остальных?»

— А ЛитлПип? С ней что?

— Ты имеешь ввиду Пипсквик? Ну, с чего бы начать? — по-настоящему ухмыльнулся Голденблад. — Начнем с её необузданного злоупотребления наркотиками, которое вылилось в хронический психоз^[57]. Добавим ко всему этому нарциссическое расстройство личности^[58], бредовое расстройство^[59], бред отношения^[60] и бред преследования^[61]… — он замолк и увел разговор в сторону: — Одна единственная пони, лично управляющая погодой и «спасающая Пустошь»? Ничего не напоминает?

Я пропустила это замечание мимо ушей.

— Вельвет Ремеди?

— Тоже нарциссическое расстройство и серьезный случай бредового расстройства. Она уверена, что ей «суждено» стать вторым пришествием Флаттершай на земле. — Я еще не успела задать следующий вопрос, как он указал на Каламити: — Посттравматическое стрессовое расстройство от службы в Королевской Гвардии. — Единорог потер подбородок. — Они хорошо уживаются вместе. Жаль только, что он подпитывает её фантазии. Что же, у нарцисса всегда есть поклонник, полностью от него зависящий.

Я помрачнела и просто указала копытом на пони замотанного в фольгу, даже не зная, какой вопрос задать.

— Эпллснэк? Скопто- и гаптофобия. — Увидев мой непонимающий взгляд, он вздохнул. — Боязнь прикосновений и быть увиденным, вкупе с депрессией, которая обычно связана с этими расстройствами. А ты считала, что под фольгой монстр?

Я указала на следующего пациента, однако Голденблад лишь по-отечески улыбнулся:

— Мы можем хоть целый день на это потратить, но ты не узнаешь больше, чем уже знаешь.

«Ну и ладно».

— А я?

Улыбка единорога немного дрогнула, и он ответил не сразу.

— Возможно один из самых сложных случаев посттравматического стрессового расстройства, который я встречал за свою жизнь. Смешав его с лежащим в основе циркулярным психозом^[62], мы получили восхитительную смесь фантазий, самопренебрежения и импульсивности. Твое состояние варьируется от крайне возбужденного и до столь сильного возбуждения, когда нам приходиться искусственно вводить тебя в инволюционную застывающую депрессию^[63], при который ты остаешься неподвижной часами. Ты описываешь себя как либо одинокого спасителя всего мира, либо мразь, которую нужно изнасиловать, а потом запытать до смерти. Порой всё сразу. И ты ищешь смерти за те кажущиеся непростительными поступки, которые твой разум многократно гиперболизирует.

— Это просто нелепо! — резко сказала я и развернулась, но тут же наткнулась на Дуфа, и мы сразу же напряглись. «Что я вообще делаю? Куда я пойду во сне?» — Это все иллюзия, — проговорила я, наступая на Голденблада. — Ты мертв!

Единорог вздохнул:

— Блекджек, просто подумай, что более реально: твоя борьба за жизнь в каком-то радиоактивном кошмаре или то, что ты просто больна, и тебе просто надо поправиться? То, что ты Охранница, спасающая жизни, даже если шансы на это крайне низки, или что ты просто кобыла, которая слишком к себе строга и нуждается в помощи? То, что ты далекий потомок Твайлайт Спаркл с душой Принцессы Луны и заклинанием, которое спасёт всех пони, или то, что ты просто полицейский, которая позволила одному неудачному дню полностью себя поглотить?

Я снова посмотрела в окно на помещение. Было ли это все моей фантазией? Я уже не могла с точностью ответить на этот вопрос. Голденблад положил копыто мне на плечо.

— Нет ни какой Пустоши, Блекджек. И никогда не было, — проскрипел он, словно дядя, который слишком много курил.

Я представила шуршание перемешиваемых карт и загробный голос, который вторил им: «Думаешь, что я лишь какой-то пустынный кусок земли? Я — везде».

Мир без Пустоши…

Я прикрыла глаза.

— Звучит прекрасно. Просто прекрасно, — в сердцах сказала я. — Я хочу поправиться. Иметь простую жизнь. Просто быть пони… обычной… доброй… пони. — Открыв глаза, я посмотрела на друзей. Какого бы это было просто стать Блекджек? Но, пока я смотрела на них, мой разум зацепился за сущую мелочь. Та его часть, которая вечно была чем-то недовольна, зацепилась за нее. Я взглянула на Голденблада, стоящего в своих очках и свитере, глаза которого были полные озабоченности. — Есть кое-что, что я хочу знать. Сущая мелочь.

Единорог нахмурился еще сильнее.

— Если тебе от этого станет лучше, то спрашивай.

— Конечно, станет, — сказала я, смотря в окно. — Каково настоящие имя П-21?

Прошло несколько секунд, и я оглянулась на озадаченного жеребца.

— Что, прости? — беспечно спросил он.

— Ну, П-21, тот жеребец, — указала я копытом. — Если уж вы мониторили мой разум с помощью магии, то понимает о ком речь. — Он посмотрел на П-21, а затем снова на меня. — Да ладно, не может же его имя быть «П-21»? Так каково его настоящее имя?

Он продолжил хмуро на меня смотреть.

— Блекджек, я не могу просто взять и сказать тебе…

— Конечно, можешь. Это же сущая мелочь! Это будет наш маленький секрет! — сказала я, глядя прямо ему в глаза.

Его взгляд метался с меня на П-21.

— Блю… Блю… хувс? Блю… бак… — тянул он, продолжая метать взгляд с меня на окно. На его лбу проступили капельки пота. — Я не помню. Надо посмотреть в его карте!

— Не стоит. Он и сам может мне его сказать. Пойдемте, — кивнула я в сторону окна и направилась к лестнице, ведущей вниз. Однако Голденблад и санитары за мной не последовали. Я оглянулась и спросила: — Ты не знаешь его настоящего имени, да? — ткнула я копытом на окно. — Монинг Глори, Псалм, Скотч Тэйп. Даже Пипсквик… и та из книги ЛитлПип! Так что давай, скажи мне имя не из Пустоши!