Горькая полынь. История одной картины

При въезде во Флоренцию Хавьер отделился от своего отряда и предложил дяде и племяннице Ломи проводить их до самого дома — поместья синьоры Мариано, объяснив это желанием получить гарантию их целости и сохранности. Аурелио не возражал: идальго понравился ему своим молчаливым благородством. Эртемиза же удержала свое мнение при себе в надежде, что он быстро уедет, доставив их до места. Так и случилось, но вовсе не оттого, что синьор Вальдес не желал бы остаться с ними подольше. Когда навстречу приехавшим из дома выскочили дочери художницы и прислуга, обнимавшая девочек Эртемиза успела заметить, как обменялись взглядами Абра и Хавьер, после чего он, будто смутившись, отступил, довольно скомканно попрощался с Аурелио, кивнул наудачу синьоре Ломи, не уверенный, что в своей радости от встречи с малышками она вообще что-либо увидит, и, вскочив в седло, ретировался.

Когда первая радость от их приезда и объятия иссякли, донья Беатриче повела Аурелио в дом на гостевую половину, а Эртемиза отправилась к себе, подняв на руки младшую дочку и поглядывая на загруженную скарбом служанку.

— Так что ж, — спросила она уже в комнате, когда та разбирала дорожные вещи, — и кто это тебя осчастливил — краснощекий сын цветочницы или садовник синьоры?

Абра замерла, вздохнула и повернулась к хозяйке:

— Так сильно видно уже, что ли?

Эртемиза, сдерживая усмешку, скептически смотрела на нее:

— Да уж полтора месяца тому назад было видно, сама-то как думаешь? Я не стала спрашивать тогда, не до тебя было. Так от кого тебе такой сюрприз?

Служанка потупилась, провела ладонью по фартуку, оглаживая его на упругом животе, изрядно округлившемся за последнее время подобно парусу на ветру, и с виноватой улыбкой пожала плечами:

— Да кто ж его знает, мона Миза, разве за ними уследишь? Да вы не переживайте, он вам хлопот не доставит, а ежели чего, так я его в деревню к своим отвезу…

— Абра! — с укором ответила Эртемиза. — Довольно уже чепуху городить, уже взросла ты для глупостей! Пусть бегает, жалко, что ли? Я из любопытства спросила, интересно же, кто папаша — не чужая ты мне, в самом деле… Да, в первую очередь картины снеси в мастерскую и там сложи до поры… Нет, вот эти оставь здесь и разверни, остальное унесешь.

Та с готовностью кивнула и, заулыбавшись, стала рассказывать о недавних проделках Пальмиры и Пруденции, но хозяйка, стягивая через бедра верхнее платье, перебила:

— Ты мне лучше скажи: откуда знаешь синьора Вальдеса?

— Вальдеса?

— Того господина, который сейчас приехал с нами и сразу уехал.

— А… — Абра смутилась и хмыкнула. — Очень потешный синьор. Все задабривал меня и о вас расспрашивал, хотел однажды письмо какое-то передать, только я не взяла, зачем оно мне надо, вы бы еще разгневались неровен час.

— И все?

— Ну да. Святая Мадонна!

Служанка вскрикнула так, что Эртемиза испугалась, не стряслось ли с нею чего дурного, и выскочила из-за ширмы, прикрыв грудь только что сброшенным нижним платьем. Абра держала в руках лист бумаги и, не мигая, смотрела то на него, то на ту супружескую пару с копии семейного портрета. Незадолго до отъезда из Венеции Эртемиза успела дорисовать девочке локоны и немного изменить одежду.

— Это же…

— Да, это и есть Дженнаро, воспитанник нашей синьоры, — подтвердила художница.

Абра порывисто обернулась к ней:

— Так вы знаете?..

— Постой-ка… — Эртемиза прищурилась. — А ты?

И тогда служанка рассказала ей обо всем, что происходило здесь той ночью и следующие пару дней — в то самое время, когда они с Гоффредо метались по городу в бесплодных попытках выйти на след девочки. Видимо, подумала художница, судьба у него такая, незавидная — все время искать свою дочь. Одно счастье: она не только жива-здорова и в безопасности, но уже и столь близко.

— Бедный Кукушонок! — добавила Абра в конце своей повести. — Но кто ж эта красивая дама на втором рисунке?

— Это ее родная мать. Девочку зовут Фиоренцей ди Бернарди, а мы с тобой сейчас же едем за нею в твое Анкиано.

Служанка схватилась за голову, охнула и побежала собираться в дорогу.

Глава шестая Арфист из Аннуина

«Однажды Тэа, уже ложась спать, услышала на крыльце дома громкие шаги.

— Ты ли это, Араун? — подала она голос и услышала ответ приемного сына: «Да, мам! Помоги!»

Встревоженная, она выскочила ему навстречу. В открывшуюся дверь ворвался чудный аромат цветов долины, где стояло их небольшое поселение. Юноша тащил на себе бесчувственного человека, перекинув его руку через свою шею и ухватив за бок, а тот волок ноги по земле, и голова его болталась, словно бутон фиалки на подломленном стебле. Не задавая пустых вопросов, Тэа подставила плечо с другой стороны и переняла на себя часть веса незнакомца. Добравшись так до комнаты Арауна, хозяева уложили его в постель. Тэа разожгла лучину и осветила лицо гостя. Это был такой же юнец, как ее сын, может быть, даже чуть младше, и похожи они были, как братья.

— Кто это? — шепнула филида.

— Не знаю, я нашел его у лесной тропы. Подумал, что на него напали звери и загрызли до смерти, но потом увидел, что он все еще живой. Пастух, который сидел неподалеку, сказал, что ничего не слышал, а его волкодавы подняли бы лай, почуяв зверя так близко от стада. У него на одежде кровь, но откуда она, я не разглядывал…

Араун локтем смахнул со стола свои рисовальные приспособления и, поставив туда чашку, кинулся за водой, а Тэа тем временем, раздевая раненого, различила на его спине несколько глубоких ножевых ран. Как видно, всего две ноги было у того зверя и подлое, подлое сердце…

— Одет он хорошо, — сказала она вернувшемуся с кувшином сыну. — Не удивлюсь, если это гость с Холма королей [38] … Только что он искал в наших краях?

Юноша и в самом деле походил на рыцаря фианы, только вот ни кольчужных доспехов, ни оружия не было при нем. Может быть, подумала тогда Тэа, неведомые разбойники ограбили его, сочтя мертвым? Пока Араун удерживал его на боку, она обмывала кровь вокруг страшных ран и удивлялась тому, что парень все еще жив. Наверное, не обошлось в его роду без туатов из Сидхе — и филида лишь утвердилась в своей догадке, когда несчастный раскрыл бездонные, кристальной чистоты зимнего ручья глаза, в точности такие, какие были у Этне и Дайре, такие, какими они наделили и своего сына.

38

«Холм королей» (ирл. — Teamhair na Ri) — холм Тара, длинная невысокая возвышенность в Ирландии возле реки Бойн. Тара была древней столицей Ирландии, резиденцией и местом коронации Верховных королей.

— Кто ты такой? — спросила она юного воина.

Тот что-то простонал. Араун подложил руку ему под голову, приподнял ее и поднес к пересохшим губам незнакомца кувшин с водой, однако пить юноша не смог, и струйка сбежала по короткой бородке, укатившись затем с горла к затылку.

— Меня зовут Финн, сын Кумалла, — горячим и неожиданно напористым шепотом ответил он. — Я ехал в Тару, чтобы отомстить убийце отца, но какие-то проходимцы подкараулили меня в лесу, напали со спины… Наверное, я умираю… Перед моими глазами все меркнет…