Горняк. Венок Майклу Удомо

— Внушительная встреча, ничего не скажешь! — пробормотал Мхенди.

Огромная толпа молча смотрела, как причаливает пароход. Чуть поодаль, у таможенного ангара, пристроился агитационный фургон партии «Свободу Африке»; громкоговоритель был включен на полную мощность.

— Наша партия приветствует тебя, Лэнвуд! Наша партия приветствует тебя, Мхенди!

— Африка приветствует своих великих сынов! Да здравствует свободная Африка!

— Да здравствует партия «Свободу Африке»! Да здравствует наш вождь Удомо!

— Добро пожаловать, Лэнвуд! Добро пожаловать, Мхенди!

Недолгое молчание, затем громкоговоритель повторял все сначала.

Стали опускать сходни. Толпа подалась вперед. Белые пассажиры отступили в сторону. Лэнвуд с горящими глазами коснулся руки Мхенди.

— Боже мой! — повторил он.

— Идите, — шепнул Мхенди.

Лэнвуд первым пошел вниз по сходням. Мхенди следом за ним.

— Вот они! — возвестил громкоговоритель.

В фургоне поставили пластинку. Раздалась веселая музыка, в которой ясно слышался рокот барабанов. Огромная толпа приплясывала и покачивалась в такт музыке.

Дойдя до последней ступеньки, Лэнвуд замедлил шаги и обернулся к Мхенди. В глазах его стояли слезы. Он лихорадочно искал в карманах носовой платок.

— Идите, — ласково сказал Мхенди.

Лэнвуд повернулся, и все увидели, что он плачет. Какая-то женщина растолкала полицейских, подбежала к нему, поднявшись на цыпочки, притянула к себе его голову и поцелуями осушила слезы. Толпа взревела.

— Это они вместе с Удомо обдумывали планы нашего освобождения! Приветствуем их! — надрывался громкоговоритель.

Большой автомобиль, раскрашенный так же, как фургон, в красный и черный цвета, остановился позади толпы. Музыка оборвалась.

— Удомо! Приехали Удомо с Эдибхоем! Удомо с Эдибхоем! Удомо! — кричали люди.

Из машины вышел Удомо в сопровождении Эдибхоя. Оба были в национальных одеждах, скрепленных на плечах, наподобие римской тоги. Народ расступался перед ними, образуя узкий проход. Удомо быстро шел по живому коридору, широкая улыбка озаряла его лицо.

— Добро пожаловать, Том и Мхенди. Добро пожаловать!

— Майк… — Голос Лэнвуда дрогнул.

— Добро пожаловать, друзья. — Эдибхой радостно смеялся.

Удомо обнял одной рукой Лэнвуда, другой Мхенди.

— Минутку, сэр!

Вспыхнул магний, щелкнул затвор.

— Какая встреча! — сказал Мхенди.

— Это что! — сказал Эдибхой. — То ли еще будет.

— Как доехали? — спросил Удомо.

— Нам оказывали прямо-таки королевские почести, — воскликнул Лэнвуд. — А как вы, Майк? Сколько времени прошло, боже мой!

— Это хорошо. — Удомо кинул быстрый взгляд на пароход. — Когда я ехал, со мной обращались как с собакой. Очень рад, что они кое-чему научились.

Лзнвуд выпятил грудь.

— Они пытались завязать с нами дружеские отношения, но мы эти попытки решительно пресекали. Что за лицемерная нация!

Удомо рассеянно кивнул. Мхенди не сводил с него глаз.

«Он переменился, — думал Мхенди. — Вот только к лучшему ли?»

— Нас ждут, — напомнил Эдибхой.

— Да, — сказал Удомо. — Поехали! — Он первым направился к автомобилю. — Когда будете садиться, помашите им — они любят это.

Три черных фотографа нацелили на них свои фотоаппараты— пришлось позировать возле машины. Снова заиграла музыка. Удомо помахал толпе. Лэнвуд и Мхенди тоже помахали и сели вслед за Удомо в машину. Автомобиль развернулся и поехал. Толпа проводила его восторженными криками.

На борту парохода один из белых пассажиров — служащий «Панафрика компани», получивший назначение в Куинстаун, — сказал встречавшему его приятелю:

— Слава тебе господи! Теперь можно и нам выходить. Ну и балаган!

— Здесь лучше не делать таких замечаний, — спокойно заметил его спутник. — Даже если рядом только твоя прислуга.

— Я же ничего особенного не сказал, — запротестовал вновь прибывший.

— На мой взгляд, ничего! Но они невероятно мнительны. И вообще, все это очень сложно. Нам нужно следить за каждым шагом, если мы хотим торговать с ними. Они ведь сожгли у нас несколько складов в первые дни после переворота. Это влетело нам в копеечку. Запомни, главное — быть с ними безукоризненно вежливым, особенно с заправилами! И еще — не вступай ни в какие политические споры. Сейчас парадом командуют они. Мы здесь только торговцы. Забудь все, что когда-либо слышал об Африке и об африканцах, а то рискуешь сесть в лужу… По крайней мере, в этой части Африки.

— Понимаю… — неуверенно проговорил новый служащий.

— Прежние времена миновали, — сказал старожил с сожалением. — Пошли.

Автомобиль несся через город. Мелькали дома, украшенные выцветшими флажками. В неподвижном воздухе безжизненно висели знамена «красные, как кровь народа, черные, как родная земля». Из домов выбегали люди, они махали руками, выкрикивали приветствия.

Лэнвуд был потрясен. Он держал Удомо за руку и повторял:

— Боже мой, Майк! Боже мой! Как много сделано. Как это замечательно! Какая встреча!

Эдибхой сидел, обняв Мхенди за плечи.

Удомо наклонился вперед и положил руку на колено Мхенди.

— Ну, брат, что ты скажешь?

— Смотрю на вас и рвусь в бой. Я уже стал отчаиваться: год как ты у власти, а вызова все нет и нет. Решил, что ты забыл про нас.

— Я прямо глазам своим не поверил, когда пришла телеграмма, — сказал Лэнвуд.

— Ведь почти два года, как ты уехал, — прибавил Мхенди.

— Такие вещи сразу не делаются, — ответил Удомо. — Пришлось выдержать целое сражение, чтобы вызвать вас сюда.

— Многое еще в их руках, — задумчиво сказал Эдибхой, — но это ненадолго.

— Вы ведь знаете, какой это хитрый народ, — сказал Удомо. — Приходится действовать осторожно.

— Теперь нас ничто не остановит! — с загоревшимся лицом воскликнул Лэнвуд.

И снова, как тогда в порту, Мхенди почувствовал, что Удомо словно ушел в себя.

— А как насчет меня? — негромко спросил он.

— Мы поговорим об этом позднее, — ответил Удомо. — Самое главное, что ты здесь.

— Да, — кивнул Мхенди. — Наконец-то я в Африке.

Удомо взял Мхенди за руку.

— Не беспокойся, брат. — Голос его звучал задушевно, совсем как когда-то в Лондоне.

У Мхенди отлегло от сердца, он улыбнулся.

Автомобиль въехал на Холм и устремился вниз.

— Смотрите! — воскликнул Эдибхой.

Теперь они были на западной окраине города. Впереди виднелась высокая трибуна, а вокруг нее, не обращая внимания на жгучее солнце, толпились тысячи людей. Из репродукторов, расставленных по всей огромной площади, гремела музыка.