Город-фронт

Ополченцам удалось ворваться на станцию. Были все основания полагать, что они там закрепятся. Но в пятнадцать часов со стороны Красного Села их атаковали пехотная и танковая дивизии 41-го механизированного корпуса противника. А к шестнадцати часам на рабочей карте оперативного отдела появилась отметка о вторичном захвате противником станции Горелово.

С ходу захватили немцы и еще один опорный пункт на правом фланге пулковской позиции — Финское Койрово.

Примерно в семнадцать часов, приведя в порядок полки, 5-я дивизия снова пошла в контратаку и опять освободила Горелово. Однако, опасаясь за судьбу Пулково, командующий 42-й армией генерал-майор Ф.С. Иванов ночью отвел один из полков со станции на Пулковские высоты. В Горелово остался всего один полк, очень ослабленный в контратаках. Командир полка С.И. Красновидов был ранен, и его заменил комиссар — бывший секретарь Выборгского райкома партии Н. А. Смирнов.

Утром 14 сентября бой за Горелово возобновился с новой силой. Комиссар дважды водил бойцов в контратаки, но к вечеру немецкие танки в третий раз захватили станцию. Командующий фронтом приказал восстановить положение силами 708-го стрелкового полка 21-й дивизии НКВД.

Весь день 15 сентября я провел вместе с начинжем 42-й армии майором А.П. Шубиным на наблюдательном пункте около обсерватории. Пытался наладить связь с командирами своих саперных частей, действовавших с пехотой. Но сделать это оказалось не так-то просто. П.К. Евстифеев, И.И. Соломахин и П.А.

Заводчиков все время были впереди, сами руководили установкой противотанковых мин.

В середине дня бой сдвинулся к правому флангу армии. Командир 21-й дивизии НКВД полковник М.Д. Папченко донес, что его 708-й полк атакуют шестьдесят тяжелых танков и он вынужден отходить к Урицку.

Весь правофланговый и центральный участки пулковской позиции бомбила вражеская авиация. Многие здания обсерватории были разрушены. К вечеру пожары охватили Урицк, который обороняла теперь 21-я дивизия.

Противник вышел на дорогу Стрельна — Ленинград, разрезав фронт 42-й армии. Две ее правофланговые стрелковые дивизии — 10-я и 11-я — оказались в полосе 8-й армии и вели бой за Стрельну и поселок Володарского.

Ночью меня вызвал в Смольный начальник штаба фронта генерал-лейтенант М.С. Хозин.

— Мосты в Ленинграде минированы? Г де подробный план и схемы? — И тут же приказал: — Утром мне все это доложите.

Михаила Семеновича Хозина я знал с 1938 года, когда он командовал войсками Ленинградского округа и довольно часто бывал на Карельском перешейке. Как и три года назад, вся его крупная, пожалуй, даже монументальная фигура, некоторая медлительность движений и неторопливая манера разговора свидетельствовали о большой внутренней силе. Но на этот раз в его голосе я уловил нотки тревоги.

И зачем понадобилось срочно вызывать меня из войск, если доклад мой нужен только утром? Это тоже выходило за рамки обычных правил Михаила Семеновича.

Утром 16 сентября я опять явился к Хозину и насколько мог обстоятельно доложил ему обо всем, что было проделано нами по минированию ленинградских мостов. Рассказал о подготовке электросетей и пультов управления, о командах подрывников.

А взрывчатка где? — поднял голову начальник штаба.

Военный совет считает нецелесообразным держать ее у мостов,— ответил я.— Закладка взрывчатки в минные камеры не признается острой необходимостью.

Все, что было до сих пор, — забудьте, — предупредил начальник штаба. — Даю вам еще сутки на доработку плана. Предусмотрите в нем все, включая укладку зарядов в минные камеры. Составьте точный расчет времени и сил: кто, где, когда и что конкретно будет делать...

Я понимал, что Хозин говорит так неспроста. Он, видимо, тоже имеет на этот счет указания. Мне стало не по себе. К тому же оказалось, что дело не ограничивается только мостами.

А какими запасами взрывчатых веществ вы вообще располагаете? — спросил Михаил Семенович как будто вскользь.

Запасы взрывчатки в городе ограничены десятками тонн. Но горком партии принимает меры для увеличения ее производства. Сейчас мы испытываем большие затруднения с толом, необходимым для противотанкового минирования в зоне боевых действий войск.

Я говорю не о зоне действия войск,— заметил Хозин,— а об оперативной глубине.

«Какая оперативная глубина может быть дальше Окружной дороги?» — подумал я и решил сразу же уточнить:

Вы говорите о городе, товарищ генерал?

Ладно, об этом в другой раз,— прервал меня начальник штаба.

Но в другой раз к этому вопросу возвращаться не пришлось. Все выяснилось уже на следующий день.

17 сентября Военный совет фронта принял постановление о передаче сорока тонн взрывчатых веществ из резерва Инженерного управления так называемым «районным тройкам». Возглавившие эти тройки первые секретари Кировского, Московского, Володарского и Ленинского райкомов партии получили специальные задания по минированию промышленных предприятий.

Мы с комиссаром днем и ночью пропадали на Окружной железной дороге, проверяя готовность нового противотанкового рубежа. Сделано было многое. Поставлены заграждения. Через каждые пятьдесят — сто метров вмонтированы в высокую насыпь орудия, частью снятые из дотов при оставлении Красногвардейского и Выборгского укрепленных районов, частью собранные в последние дни на ленинградских заводах. Артиллеристы готовят схемы огня. А снаряды еще полностью не доставлены. Не везде есть связь.

Команды минеров дежурят у крупных фугасов, зарытых в узловых пунктах шоссе, в Авиагородке, у трамвайного парка Котлярова, на станциях Предпортовая и Шоссейная. Специальные команды устанавливают тяжелые огнеметы для борьбы с танками.

Был четвертый час ночи, когда меня разыскал адъютант Г.К Жукова:

— Приказано немедленно прибыть в Смольный...

В приемной встретился с новым командующим 42-й армией генерал-майором И.И. Федюнинским и членом Военного совета той же армий корпусным комиссаром Н.Н. Клементьевым. Судя по их лицам, здесь состоялся нелегкий разговор с командующим фронтом.

Когда, мокрый, облепленный грязью, я вошел в кабинет, Г. К- Жуков и А. А. Жданов стояли, склонясь над картой. Командующий покосился в мою сторону:

— Явился наконец. Где болтаешься, что тебя всю ночь надо разыскивать? Дрыхнешь небось...

Начало не предвещало ничего хорошего.

Выполнял ваш приказ, проверял рубеж по Окружной дороге,— ответил я.

Ну и что? Готов?

Г отовы семьдесят огневых позиций противотанковой артиллерии. Отрыты рвы. Закончена установка надолб и минных полей.

Командующий сорок второй армией знает этот рубеж?

Днем я передал схему рубежа начальнику штаба армии генералу Березинскому. Сам генерал Федюнинский выезжал в войска.

Удар кулаком по столу был ответом на этот, как мне казалось, четкий доклад:

— Тебя спрашивают не о том, каким писарям ты отдал схему. Интересует другое — знает или не знает командарм этот рубеж? Ты способен понимать русский язык?.— К последним словам Жуков присовокупил крепкое выражение.

И надо же было, чтобы в эту минуту черт меня дернул наивно объявить: