Город грехов
Шрифт:
Их обоих — и незнакомку на сносях, и Бекки — водитель попросту выставил из автобуса, вынудив идти несколько кварталов пешком. Девушку до сих пор грызла совесть за это: не уступи она по глупости место, как положено, обе бы спокойно доехали до своих остановок. И раз тогда закричать о несправедливости не вышло, она была готова высказаться сейчас — тем способом, что был ей доступен. Сказать этому гнилому разбитому на классы по внешним признакам обществу, что так быть не должно. Пусть и услышат всего пара десятков людей.
Наконец, громко прозвучал её псевдоним, и Ральф освободил сцену. Стиснув зубы, Бекки снова прокрутила в голове те лица: измученное и уставшее — девушки-метиски и красное от злости — водителя. Укоризненные — остальных пассажиров,
Зал притих. Ни звона бокалов, ни приглушённых разговоров, ни заказов бармену — он покинул своё место и пристроился с краю сцены с гитарой в руках, уже звеня первыми резкими аккордами. Непривычный образ обычно милой певицы заметили все. Глубоко вдохнув, Бекки подняла взгляд на зрителей: сегодня клуб забит до отказа, но… В углу зала пустота, от которой стало почему-то обидно. Она ждала его прихода. Так сильно мечтала предстать перед ним вот такой, смелой и безрассудной. Что ж… эта песня нечто большее, чем просто шанс покрасоваться. Это — крик.
Whoa Black Betty, bambalam
Yeah Black Betty, bambalam
Black Betty had a child, bambalam
Damn thing gone wild, bambalam
Она видела, как на первых же словах расширились глаза у мужчин за первым столиком, забывших про тлеющие в руках сигареты. Двое даже потрясённо открыли рты, и такая реакция была предсказуема. А злость и кураж уже смешивались в крови, и, кинув на них вызывающий взгляд, Бекки продолжила, с хрипотцой, с надрывом, вкладывая в каждую строку всё, что ей не дали прокричать в тот вечер на холодной улице.
She's always ready, bambalam
She's so rock steady, bambalam
Whoa Black Betty, bambalam
Yeah Black Betty, bambalam
Потихоньку, незаметной тенью трущийся у двери в подвал чернокожий уборщик замер — единственный в клубе представитель своей расы на положенном обществом месте. Он не мог не узнать старую песню рабов в новой аранжировке. «Черная Бетти» — так среди них называли плеть. Белая девушка в мужском костюме, исполняющая то, что никогда не должно было касаться уст столь нежного создания. Но она вообще в последнее время начала забывать, что такое страх и чувство самосохранения. Сумевший придать живости изначально схожей с кантри мелодии Артур тоже, судя по всему, словил этот драйв, что излучала Ребекка, притопывающая ножкой и разбивающая вдребезги все ноты вместе со стереотипами. Так усиленно её отговаривал от этого выступления, но теперь открыто улыбался, любуясь пританцовывающей девушкой, излучающей просто бешеную энергетику.
Whoa Black Betty, bambalaaaaaaam!!!
Последний, жизнеутверждающий аккорд, и Бекки, тяжело дыша, обвела взглядом зал. Тишина. Мёртвая, как на кладбище. Трое мужчин за первым столиком демонстративно встали со своих мест и, скрипнув стульями по полу, вышли из клуба. Вина за потерянных посетителей начала медленно оседать в её сознании — что же она наделала, теперь Ральф точно уволит их вместе с Арти… Прикусив губу, Бекки едва смогла расцепить непослушные пальцы, чтобы отпустить стойку микрофона. И тут раздались первые хлопки: уборщик возле подвальной двери отложил свою швабру.
Шокированная публика присоединялась к его аплодисментам медленно, столик за столиком, официантка за официанткой. Улыбка озарила лицо исполнительницы, хоть горло и жутко болело, буквально разодранное хрипами. Публика поняла. Её услышали. Победа. Овации всё громче, купая Рейну в заслуженных лаврах, но больше всего её радовало, что всё было не напрасно.
Вышел из кабинета мистер Мендрейк и одобрительно кивнул своей «звёздочке» — она ещё сделает этот кабак знаменитым.
***
Пусть Грант не явился на само выступление — они же договорились о приватном концерте, и Бекки намеревалась выполнить свою часть сделки. Дождавшись, пока гримёрка освободится, а Лайла уймёт свои возмущения, Чейз переоделась в то самое белое платье с красным
пояском, а волосы собрала в пучок.«Ты просто идиотка, Бек!» — ещё звучали в ушах вопли подруги, — «Хоть на секунду пойми, что наделала! Теперь ты — мишень для всяких ублюдков, обожающих гнобить негритят!»
Конечно, она понимала. Что не все примут такую революцию. Но вера в лучшее в людях не покидала девушку ни на мгновение. Она видела, какой благодарностью горели глаза уборщика и это было дороже любых чаевых, которых, к слову, после этого провокационного номера ей отсыпали немало. Сидя в полном одиночестве в пустой гримёрной, Бекки обдумывала варианты для следующей песни, но сосредоточиться не получалось.
Где-то вдалеке хлопнула входная дверь, оповещая об уходе даже хозяина клуба. Ральф оставил ей ключ от запасного выхода без всяких вопросов, услышав фамилию «Грант». Теперь она точно одна. Волнение охватывало её с каждой минутой всё сильней. И дело было совсем не в том, что придётся петь акапеллой — в планах было воспользоваться стареньким пианино. И не в том, что она боялась остаться с Заккари наедине — после пережитого все нервные окончания словно отсохли, никакого страха. А в том, что не могла сдержать свой пульс при одной мысли о смольных непослушных вихрах и тёмно-зелёных завораживающих глазах. Не могла унять дрожь в коленях, меряя шагами гримёрную в нетерпеливом ожидании. Не могла заставить себя вспомнить слова известных ей песен и ноты, потому как в голове словно вата. Полчаса. Час.
Спустя полтора часа ей пришлось признать: он просто не пришёл. И не должно быть так ужасно тошно, понимая, что свидание (свидание?) сорвалось. Не должно так ныть посреди груди, выламывая рёбра. Вся эйфория волшебного вечера сошла на нет, растворяясь мутной дымкой. На её место медленно и верно пробиралась усталость и сожаление. Что поверила ему, что готовилась, что, как полная дура, хотела спеть что-то заводное, покружиться перед его голодным (голодным?) взглядом в своей пышной юбочке…
Жалобно всхлипнув, Бекки сорвала с себя платье и скомканной тряпкой кинула в шкаф. Следом полетели и туфли, и перчатки, и шпильки из волос. Рваными движениями стерев с себя макияж и переодевшись, Чейз вышла из клуба, громко хлопнув дверью. Она была зла. Так сильно, что хотелось ударить кулачками стену, отпинать валяющиеся в переулке кирпичи и бутылки и заставить этого невыносимого ублюдка сожрать свой галстук за такое издевательство. Преступник ведет себя не по-джентльменски: ах, какое открытие!
Провернув ключ в замке и сунув его в карман плаща, девушка, сморгнув откуда-то взявшуюся слезинку, отвернулась от двери. И тут же была остановлена насмешливым громким голосом, раздавшимся из темноты улочки:
— Наконец-то, Рейна. Мы с парнями уже заждались, — впереди показались три смутно узнаваемых силуэта в потрёпанных костюмах, приближающихся медленно и неумолимо.
— Простите, я тороплюсь, — от неожиданности Бекки едва не подпрыгнула на месте и метнулась вперёд в надежде обойти неожиданную преграду из незнакомых мужчин. Чуть пошевелив словно слипшимися извилинами, она вспомнила: это те ублюдки, что посчитали для себя неприемлемым слушать песню афроамериканцев и ушли из клуба. Видимо, недалеко.
— А ну-ка, притормози, куколка, — схватил её за руку крайний из молодых расистов, сжимая так сильно, что девушка пискнула от боли, — Раз решила подлизать чернозадым, придётся научить тебя выбирать репертуар и уважать нормальных людей.
— Пустите! — отчаянная попытка вырваться не увенчалась успехом, и внезапно второй из нападающих оказался сзади, прижимая к горлу что-то холодное и острое, — Я буду кричать!
Дрожь била всё тело, от места соприкосновения кожи с металлом шли ледяные мурашки, опускаясь тяжестью в непослушные ноги. Инстинкт самосохранения вопил, что нужно что-то делать, наступить каблуком на грязный ботинок позади, толкнуть, пихнуть локтем. Но разум, пока ещё не покинувший головку, ясно отвечал: одна против троих с ножом это просто смешно.