Город, которого нет 2
Шрифт:
— Он идёт куда-то в конкретное место? — спросил я, возвращая бинокль.
— Наверное. Но здесь нет площади или чего-то примечательного. Обычный спальный район на окраине.
— Много пробуждённых пострадало? Что будет с теми, кто здесь жил?
— В прошлый раз — ничего хорошего, — поморщился Мирт, но вдаваться в подробности не стал.
Быстрый спуск вниз, после чего мы продолжили путь по замершему спящему городу.
— Попробуем проследить за ним, — сказал Мирт.
Я кивнул.
— Что ещё ты о них знаешь? Может, есть уязвимости? Или какая у них сила?
— Разная. В тот
Точно, на несбывшейся улице было много сгоревших домов.
— Я знал, что один из них выйдет на «стылой», и что они все идут сюда, — продолжил Мирт. — Но не больше.
— Михаил знает, что ты здесь?
— Нет. По идее никто кроме вечных здесь на лут не рассчитывает.
— Стиратели настолько сильны?
— Ну, небольшая группа вечных может завалить одного-двоих. Так что убиваемо, но с очень большим трудом.
— Сколько их всего?
— В тот раз было шесть. В этот — понятия не имею.
Некоторое время мы шли в полном молчании. Хватало воя ветра сырой осени и чихающе-кашляющих людей.
Чем глубже мы входили в заражённый район, тем больше я проникся мыслью, что нормальный человек не способен совершить такое с другими людьми. Болезнь здесь была не результатом кризиса или монстром — её сделали люди. Просто злые люди которые почему-то ненавидят всех остальных.
Здравый смысл отказывался верить в такую мотивацию.
Я, конечно, не дипломированный психолог, но знаю, что может быть просто большая беда с головой, которая делает из человека маньяка против его воли. Но я не могу поверить в целую организацию, живущую по принципам бешенных маньяков.
Диктатура? Принуждение? Возможно, но в городе нельзя угрожать смертью, вопрос пыток тоже можно обойти, если страха перед смертью нет. Город даже боль по возможности старается забирать.
Тогда банальный подкуп по всем канонам капитализма? Тоже не катит. С их подходом я очень сомневаюсь, что среди беспредельщиков много вечных. Прожить, убивая пробуждённых и мирных людей — можно. Но сколотить капитал — не думаю. Нас слишком мало, а за обычных, ничем не одержимых людей, времени дают крохи.
— Чувствуешь? — остановился Мирт.
Затормозил и встал на одну ногу.
— Да, — кивнул я.
Неприятное ощущение от приближения к стирателю стало немного иным. К нему подключились эмоции. Появилась нервозность. Взгляд становился бегающим и дёрганным. Всё время хотелось что-то покрутить в руках или как минимум не стоять на месте.
Будто сейчас случится что-то гарантированно очень плохое, и тебе никуда от этого не деться. Только ждать, считая секунды.
— Туда, — теперь Мирт сам придумал, куда идти, и мы поспешили к очередной девятиэтажке.
Хотя нет, не совсем очередной.
— Действительно, в этом районе если что и считать центром, то звёздную крепость.
— Крепость? — не понял я.
— Да. Здесь пять девятиэтажек создают кольцо со внутренним двориком. Не весть какая достопримечательность, но остальное здесь вообще одинаковое.
Я бы с Миртом поспорил. Не знаю, где он жил раньше, но здешний спальный район был не однообразным. Намётанный глаз жителя именно такого, уже очертил круглосуточный магазин,
уютный киоск, разную степень ухоженности домов, обилие тех же разнообразных пристроек.Место было живым. Сейчас, конечно, скорее умирающим — мрачная атмосфера и наросты, перекрывающие нарисованный на боку дома советский рисунок. Вместо парня и девушки, стоящих плечом к плечу, серп и молот сжимала некая налипшая бурая субстанция.
Если бы не эта мрачность и обилие намёков на тяжкую хворь вокруг нас, здесь было бы очень даже уютно. Это была серость, залитая жизнью множества разных людей.
Мы пробежались наверх по лестнице. Лифт не работал, и это был уже второй на сегодня такой дом, а тело — совершенно не тренированным. Во времена апокалипсиса заниматься спортом было вынужденной необходимостью для выживания, независимо от желаний. Сейчас же обнуление на новом круге не позволит даже начать.
Наверху был ответ, почему лифт не работает. Кабина застряла на последнем, а весь механизм был облеплен слизью.
Мирт опрыскал спиртом металлическую лестницу, затем ещё тщательней облил спиртом ручку, и начал подниматься наверх.
Лицо вспотело от резины на респираторе. Мелькнула мысль о том, что зараза может войти и через контакт со слизистой глаза. Или через любую царапину на теле, которую я мог попросту не заметить.
Так, в сторону ипохондрию, паранойю и прочую гадость!
Мирт был уже у края дома и смотрел вниз с биноклем.
Я встал рядом и посмотрел на внутренний дворик.
— Пятеро, на одного меньше, — не глядя сказал друг.
— «Нашего» видишь?
— Они все на одну шкуру, Поляр. На.
Он протянул мне бинокль и я посмотрел вниз.
Внутренний дворик был частично парком, частично — детской площадкой. В геометрическом центре была большая площадь, отведённая под детское футбольное поле. Вокруг лавочки. Левее — качели и песочница. За ней — сложная советская конструкция для игр детей. В более позднее время такое перестали делать.
По правую сторону от площадки — простенькие спортивные тренажёры с облупившейся краской, но всё ещё рабочие. Брусья, дуга для лазанья на руках и ещё много всего в том же духе.
С наступлением осени всё это было покрыто рыжими листьями и затоплено лужами. Но пятёрку очень странных футболистов в красном балахоне с проступающими из спины шипами это не сильно смущало.
Они стояли в форме пятиконечной звезды, как и само здание вокруг нас. Стояли и смотрели в пол, практически без движений.
По телу пробежались мурашки.
— Что они делают? — спросил я.
— Наверное, ритуал.
— Ритуал на первом эхо?
— Понятия не имею, — ответил Мирт. — Скорее всего, они…
Тишину осеннего денька нарушили звуки выстрелов.
Сработали снайперы. Немаленькая такая бригада, которая попыталась накрыть всю пятёрку разом.
Но застрелить удалось лишь одного. Все остальные моментально пришли в движение.
Каждый из четвёрки оставшихся на ногах действовал по своему — один поднял руку и перед ним возник рыжеватый силовой барьер. Второй с невероятной скоростью отскочил с траектории летящей пули. Третий — поймал пулю головой, но остался стоять, будто так и задумывалось. Четвёртый — просто исчез.