Город призраков

Угрюмый выглядел еще более угрюмым и уставшим. Казалось, ему уже вообще на все наплевать, лишь бы поскорее закончилось это дело. Рассчитывая однако, что письмо, принесенное мною, его немного взбодрит, я не ошибся. Так оно и получилось. Пока Угрюмый читал эпистолу профессора, в котором кратко, но достоверно и убедительно тот изложил все, что случилось с ним, начиная с вечера преступления и заканчивая нашим визитом. Мы с Вано тем временем делали вид что допрашиваем Угрюмого. И надо отдать должное он мгновенно сориентировался в ситуации и, читая, умудрялся одновременно отвечать на наши вопросы.

— Поскольку у нас есть некоторые основания предполагать, что Заманский непричастен к преступлению, — говорил я так нарочито громко, что у «жучка», по моим расчетам, должны были бы лопнуть перепонки. — Мы намерены искать истинного убийцу. И для этого вы должны нам рассказать всю правду. Только правда поможет не только вам и вашей дочери, но и ни в чем неповинному человеку. И я взываю к вашей совести. Я понимаю, что вы умолчали о том факте, как видели Заманского, отправлявшегося на кладбище. А в это самое время через черный ход некто проник в гостиницу и убил адвоката. Я понимаю, что вы скрыли о том факте, как видели потом вернувшегося Заманского, переносившего труп и оставившего его поодаль от гостиницы. Вы безусловно хотели, чтобы мы остановились только на моменте, когда Заманский тащил труп. Чтобы подставить ни в чем неповинного профессора. Вы ему мстили за Веру. И все же…

Я тут же черкнул пару слов Угрюмому. Тот прочел и молча кивнул. Этот парень все ловил на лету. Не знаю, поверил ли он в истинную невиновность Заманского. Но выбора у него не было. Поэтому Угрюмый не только поддержал мою ложь на счет того, что кого-то видел, но пошел даже дальше.

Его слова зазвучали настолько убедительно, что я сам готов был в них поверить. Осложняло ситуацию только то, что ложь, придуманная Угрюмым, создавала некоторые трудности и ограничивала круг подозреваемых. А я не хотел, чтобы под подозрение попали еще какие-то ни в чем невиновные люди.

— Хорошо, я вам скажу правду. Тем более, что вы уже итак многое знаете, — кивнул Угрюмый. — Действительно, все было так, как вы говорите. Почти так. Я в тот вечер в самом деле крутился у гостиницы. У меня была назначена встреча с адвокатом. И я в самом деле кое-кого видел… Заманский вышел и направился к кладбищу. После него вышли остальные. И якобы разбрелись по домам. Я спрятался, чтобы подождать, когда вернется адвокат. И тут за забором я заметил человека. Он незаметно прокрался к черный ходу гостиницы и зашел туда. Вскоре после этого вернулся адвокат и, стараясь так же остаться незамеченным, последовал за ним. Через некоторое я увидел, как первый посетитель вышел. Я так и не смог увидеть: мужчина это или женщина. Поскольку поверх одежды был наброшен широкий плащ с капюшоном, похожий на мой. Адвокат не появлялся. Вскоре я заметил профессора. Который возвращался основной дорогой, но почему-то так же зашел в гостиницу через черный ход. А через несколько минут он вытащил из гостиницы труп… Я уверен, что этот неизвестный, он или она, был одним из гостей. Собиравшихся в тот вечер в гостинице.

Я нахмурился.

— Вы не можете быть в этом уверены.

И тут же написал Угрюмому: «Вы ведь не видели этого незнакомца? Вы все солгали, чтобы спасти профессора? Какого черта вы стараетесь очернить тех, кто был в тот вечер в усадьбе?»

Он мне ответил, тоже в эпистолярном жанре: «Да, я не видел незнакомца, я видел только профессора с трупом на плече.»

— Тогда какого черта вы утверждаете, что это был кто-то из гостей?! — я гаркнул так, что слушатель «жучка» наверняка подскочил на месте. Угрюмый вновь обратился к эпистолярному жанру:

«Мы сможем помочь профессору только в том случае, если подозрение падет на другого. Самыми конкретными в этом случае является эта компания, которую, кстати, я не могу терпеть».

Похоже, Угрюмый и впрямь не верил в невиновность Заманского. Но вслух он высказал довольно дельную мысль.

— Вы спрашиваете, почему я это утверждаю? Что виновный кто-то несомненно из гостей? — язвительно переспросил Угрюмый. — Но вы же детективы. Удивительно, что вы не смогли прийти к столь логичному выводу. Посторонний бы так не поступил. Он бы сразу проник в комнату профессора, не дожидаясь, пока разбредутся гости. Это было бы безопаснее. Поскольку он не мог знать, когда вернется профессор. К тому же посторонний не мог знать, вернется ли адвокат. И вообще ему нужно было быть уверенным, что все разбредутся по домам. И он со всеми вышел на главную улицу. Убедился, что все разбрелись. Он знал, что у адвоката встреча с Заманским. Возможно, тот сам ему об этом сказал. Заметьте, все пришли к выводу, что адвокат ждал к ужину Заманского. И хотел с ним поговорить. Вот убийца и проник через черный ход, дождался адвоката и задушил его. И это мог быть только один из гостей. К тому же, если бы это был посторонний, я бы непременно его заметил. Он, наверняка бы, следил за этой компанией. Но убийца как ни в чем не бывало вышел со всеми.

Пожалуй, Угрюмый был прав. Я тоже склонялся к мысли, что это был один из гостей. В этом городе только эта компания была тесно связана с друг другом. И посторонний действительно поступил бы иным способом.

Оставался последний вопрос, который мог окончательно снять подозрения с Угрюмого. И который мы должны были задать специально для любопытного «жучка». Это был самый трудный вопрос. Для меня он тоже был очень болезненным. Поэтому я перевел взгляд на Вано. И взглядом попросил взять эту неблагодарную миссию на себя.

Вано вздохнул. И тоже чересчур громко пробасил. Чтобы его наверняка услышал наш друг «жучок».

— В таком случае ответьте. Вы не любили профессора. Вы даже не рассказали всю правду, чтобы подозрение пало на него. И все же в последний момент вы вдруг решили его спасти, взяв вину на себя. Чем это было вызвано?

Угрюмый вздрогнул, дрожащей рукой прикурил сигарету. И жадно затянулся едким дымом.

— Я обязательно должен на это ответить?

Я развел руками и отвел взгляд.

— Обязательно, — ответил за меня Вано. — Иначе ваши действия лишены всякого смысла. Иначе вам могут не поверить, равно как и не поверить Заманскому.

— Хорошо. Я отвечу, — твердо сказал Угрюмый, все-таки решившись на это. — Только вы должны мне пообещать, что это останется тайной. Во всяком случае для моей дочери.

Мы пообещали. И он рассказал про болезнь Белки. Про то, что он надеется только на профессора. Про то, что только Заманский может ее спасти.

На этом наше свидание закончилось. В коридоре нас поджидал Гога Савнидзе, который не мог скрыть своего волнения. И уж конечно не мог скрыть, что уже все знает о нашем разговоре.

— Черт побери! — рявкнул он. — Какого черта! Какого черта я должен доверять этому уголовнику!

— Он разве что-нибудь успел вам рассказать, — самым невинным образом спросил я.

— Достаточно того, что он вам наплел!

— Вы телепат, Гога?

— Пошел к черту, — шеф милиции покраснел от злости. — Ты прекрасно знаешь, о чем я. И не пытайся разыгрывать передо мной комедию!

— По-моему, комедию разыгрывали вы, утверждая, что наш разговор не прослушивается.

— Ах ты, мой мальчик, — скривился Гога. — Святая невинность! Ты никогда в жизни не слышал, что мы обязаны прослушивать все разговоры. Чтобы такие умники, как вы, не смогли что-либо скрыть от следствия.

— Но раз тебе все известно, — вступил в нашу утонченно-философскую беседу Вано, — полагаю следует отпустить Угрюмого.

— Черта с два! — взревел Гога. — Он мог вам наплести, будто видел, что это я огрел адвоката кирпичом по голове. И вы бы тоже поверили?

— Во-первых, адвоката задушили, — невозмутимо возразил я. — Во-вторых, ты, насколько я помню, всегда сомневался в виновности Угрюмого. И скорее был склонен подозревать профессора. Или ты берешь свои слова обратно? Я думаю, весь город уверен в том, что Угрюмый не убивал. Сомневаюсь, что если еще некоторое время продержишь в тюрьме невиновного, особенно после его окончательного чистосердечного признания, это пойдет на пользу твоей репутации. Кстати, он может и заболеть. А может и нечаянно умереть в тюрьме. И что ты тогда станешь делать со своей совестью хранителя правосудия?