Город призраков

— Это вы, Никита? Надеюсь, вы уже связались с Заманским? Модест Демьянович крайне плох. И если не поторопиться, боюсь, будет поздно. У него начались страшные боли. Я дал морфий, и пока он уснул. На некоторое время ему полегчает, но я очень прошу вас поторопиться. Да, кстати, учитель хочет вас видеть. Он собирается сообщить что-то важное. Я право не знаю. Боюсь, что он умирает…

— О, Боже! — я не выдержал и почти кричал в трубку. — Почему вы не позвонили сразу! Каждая минута на счету! Вы… Вы…

Мне ответил строгий и решительный голос.

— Я знаю, что делаю, молодой человек. Я врач. И прекрасно понимаю, свои задачи. Если бы я вам тотчас сообщил о его состоянии, вы бы потревожили его сон. А сейчас для него главное — полный покой. И поверьте, уж мне то известно, что необходимо больному в первую очередь.

И не дожидаясь моих возражений, Ступаков повесил трубку.

— Ну что? Дела совсем плохи? — спросил Вано.

— Похоже, мы не все просчитали. Модест нуждается в священнике. И похоже, нам предстоит выполнить эту миссию и отпустить ему грехи.

— Ты думаешь, мы услышим раскаяние?

— Я думаю, нам нужно спешить. Чтобы потом самим не раскаяться.

Мы выскочили из гостиницы. И у самых ворот столкнулись с Сенечкой Гореловым. Он был крайне взволнован. И глотая слова пытался нам что-то объяснить. Но Вано тут же перебил его.

— Прекрасно, что ты здесь. Боюсь, нам понадобится свидетель. И ты как нельзя кстати.

То, что по пути нам рассказал взволнованный и взъерошенный Сенечка, нас не удивило. А по выражению лица Вано я понял, что он расстроился. Поскольку из него вышел никудышный психолог.

Оказалось, что этот подслеповатый, глуховатый и придурковатый старичок Котов страдает не такими уж и серьезными провалами памяти. Более того — он оказался довольно прытким малым. И уже разнес на всю округу новость, что у него украли единственную фотографию графа. Бесценную вещь, обладателем которой является исключительно он.

— Я хочу поместить этот снимок в своей газете, — размахивал руками Сенечка. — Жемчужане просто обязаны увидеть основателя своего города.

— Обязательно, Сеня, — успокоил его Вано, когда мы уже вошли в дом учителя. — Только к ней должна быть приложена статья. Считай — твой звездный час пробил. Немного терпения — и ты поймешь основную мысль этой статьи. А вместе с тобой поймем и мы…

Если Модест Демьянович был в сговоре со Ступаковым. И они вместе решили разыграть трагедию его смерти, то надо сказать, проделали они все это блестяще. Вид у учителя был ужасный. За один день, с тех самых пор как мы с ним встречались в музее, он порядком сдал. Сыграть такое было просто невозможно. Поскольку не существуют спецэффектов, которые бы позволили бы человеку выглядит похудевшим на килограмм десять. Иссохшее лицо Модеста Демьяновича было настолько белым и дышало таким мертвецким холодом, что я невольно поежился. И только глаза — быстрые, цепкие — говорили о том, что он еще жив.

— Я рад, что вы пришли, — прохрипел учитель. Было видно, что каждое слово причиняет ему неимоверную боль. — Я хотел поговорить с вами наедине.

Он покосился на Сенечку. Но тут же продолжил:

— А впрочем я рад, что мой лучший ученик здесь. Он станет свидетелем. Ведь вам должны поверить… Хотя в эту историю поверить достаточно трудно.

— Вы хотите сказать правду? — Вано не отрываясь смотрел на Модеста.

Тот не прятал взгляд. Его прозрачные худые пальцы вцепились в одеяло. Он задержал на время дыхание. И вдруг облегченно вздохнул.

— Вот и подействовало. Прекрасно. Теперь мне станет гораздо легче, — он взглянул на часы. — Хотя жаль, что так мало времени осталось…

— К вам приходил старичок Котов, у которого в альбоме был фотоснимок графа? — Вано решил начать первым разговор, чтобы облегчить признание учителя.

Тот утвердительно кивнул головой. И благодарно взглянул на Вано.

— Вы уже обо многом догадались, молодые люди. Да, я действительно удивительно похож на своего отца, графа Дарелова. Я был его поздним ребенком К тому же — внебрачным. Я был бельмом на его глазу. Представляете, человек всю жизнь ратующий за высокую мораль, связался с простой женщиной. Которая от него забеременела. Я считаю… Да, как бы то ни было, но я почти уверен, что граф… мой отец… был психически болен. Здоровый человек не додумался бы до такого. Стерилизация общества — это аномальная идея. И тем не менее он был ей фанатично предан. И сам же стал жертвой этой идеи. Он не мог понять, как аморальные люди могут спокойно жить в этом мире до глубокой стрости. И тогда он решил взять на себя миссию Бога.

— Бог не допускает ошибок, — заметил я. — Граф же, мало того, что уничтожал людей исключительно по своим принципам, сам же этими принципами пренебрег.

— Я абсолютно с вами согласен, — кивнул Модест. И его глаза зажглись нездоровым огнем.

— И тем не менее вы почему-то стали ярым приверженцем этой нелепой идеи, — возразил Вано. — Несмотря на то, что считаете ее страшной.

— Это… — Модест опустил взгляд, и еще более цепко ухватился за одеяло своими костлявыми пальцами. — Безусловно, это случилось не сразу. И мне, пожалуй, теперь трудно объяснить почему такое со мной все-таки случилось. Граф сделал все, чтобы скрыть тайну моего рождения. Правду знала одна моя мать. И только перед самой смертью она мне поведала…

— Полагаю, она умерла от рака? — вставил свои пять копеек Сенечка, не скрывая презрительного взгляда.

— Вы совершенно правы, молодой человек, — кивнул Модест. — Именно. По мнению графа, она была страшно грешна, коль родила без мужа. Чистейшей воды абсурд! Ведь родила-то она именно от него! И это еще раз доказывает, что отец был болен. И тем не менее в его воспаленном мозгу все это как-то укладывалось… Он наказал ее так же, как и других. Его препарат действовал безукоризненно. И он фактически убил ее. Как всегда не пренебрегая при этом всеми атрибутами спектакля. Я имею в виду появление перед смертью привидений-двойников. И мать только когда ее дни уже были сочтены рассказала, кто мой отец…

— И он это признал?

— Более того. Он разыграл свой спектакль до конца. И даже, с определенной точки зрения, честно завершил его. Во всяком случае, он до конца остался верен своим принципам. Он тоже умер от рака. Он убил себя сам. Кроме того, перед смертью он передал мне свои записи, в которых я поначалу ничего не понял… Но гораздо позднее, с годами я все глубже проникал в тайну его жизни, в смысл его философии, в самые недра его болезненной психики. И чем больше я углублялся во все это. Тем яснее осознавал, что мой отец — гений! И я не мог не восхищаться им. И уже не мог не любить его. Во всяком случае, любой гений достоин похвалы и уважения. Идеи старого графа вскоре стали и моими идеями. Они питали мой мозг, мою психику. Постепенно я стал одержим ими. Уже потом я своими руками создал этот музей, посвященный городу и его основателю. Конечно, скрывая свое происхождение. И когда я достиг определенного возраста, то однажды заметил, насколько с каждым годом становлюсь похожим на отца. Благо это я заметил гораздо раньше, чем смогли заметить другие. И благополучно успел изъять все фотографии графа из музейного архива. К счастью, в тот момент приехали родственники графа из-за границы. И я смог устроить все так, чтобы подозрение пало именно на них.

Последние фразы Модест Демьянович произносил уже с трудом, фактически задыхаясь. Лицо его вдруг исказила страшенная боль, тело забилось в конвульсиях.

— Где этот проклятый докторишка! — закричал Вано и бросился к телефону.

Я судорожно стал рыться в коробке с лекарствами. Мои руки дрожали. Я не знал, что нужно искать.

— Модест Демьянович! — крикнул я. — Ради Бога, скажите, какое нужно лекарство?

— Ничего… не надо… Ничего, — простонал учитель, плохо выговаривая слова. — Я, как и отец… Я сам себя наказал… И мне уже ничего не поможет…