Город сестёр

Но вот уснуть как раз не удалось. Только задремал, на улице тихонько запела гитара. Чисто и светло, с красивым перебором. Потом подключился голос.

Незатейливые слова простенького романса. Но голос! Голос! Голос страдал, тосковал и плакал. На ум пришло где-то услышанное - "трагический тенор".

– Целую ночь соловей нам насвистывал...

А гитара вторила, рыдала и обливалась кровью.

– Город молчал и молчали дома. Белой акации гроздья душистые...

Скорый вылез из постели и, как был в трусах, вышел в коридор.

У закрытой уличной двери толпилась вся бригада в неглиже. Даже сдержанная Ванесса.

Бабка тихо подсказала.

– Шило поёт. Он же музыкалку закончил.

Мария подняла глаза на Скорого. В них плескались слёзы восхищения.

Калитка между участками скрипнула и гитара умолкла.

Ольга во дворе сказала.

– Шило, ты чего замолчал. Пой дальше.

– Извини, Оля. Извини. Я не хотел тебя будить.

Певец, с гитарой наперевес, вломился с улицы в гостиную. И наткнулся на группу голых поклонников.

– Вы чё тут?

Бабка взохнула.

– Мы тебя, Рома, слушаем. Может, споёшь ещё? Нет. Ну, тогда пошли все спать.

И неожиданный концерт закончился.

Среди ночи Дугин снова проснулся. Сначала не понял - от чего. Прислушался.

Где-то негромко разговаривали.

Он встал, взял один АПС, вышел в коридор. Бубнение шло непонятно откуда.

Первым делом проверил Марию. Заглянул в её комнату - кровать пуста.

Дугин замер, пытаясь сориентироваться. Разговаривали где-то наверху. Пашка вышел на улицу, обошёл дом и по приставной лестнице тихо поднялся к уровню крыши. Осторожно выглянул, поводя над краем крыши стволом.

На коньковом брусе сидели Маша и Шило. Они прижались вплотную друг к другу и завернулись в одну плащ-палатку, спасаясь от ночной прохлады. Шило что-то говорил. Пашка прислушался.

Шило читал стихи!

...Я помню, любимая, помню

Сиянье твоих волос...

Парочка сидит ночью на крыше, смотрит на звёзды, и "он" читает "ей" стихи. Что это означает?

Да, Господи! Понятно что...

Скорый, так же тихо, слез с лестницы, вернулся в дом, улёгся в постель и, с довольной улыбкой, уснул.

* * *

Утром все вылезли в гостиную на завтрак несколько невыспавшимися. Мария так вообще на ходу клевала носом.

– Молодёжь, - подумал Дугин, - вечером не укладёшь, утром не разбудишь.

После завтрака Бабка выдала ориентировку.

– Так. Сегодня у нас поездка в Отрадный. Если всё хорошо пойдёт, то, может быть, успеем обернуться два раза.

Шило пробурчал.

– Тут никогда ничего хорошо не идёт...

– Ладно. Будем рассчитывать на одну поездку. В группу войдут Скорый, Шило, Короткий и я.

Скорый спросил.

– Может тебе лучше дома остаться? А?

– Ты хоть понял, что брякнул?
– Возмутилась Бабка.
– Вы же без меня - слепые!...

Подумала и добавила.

– И тупые! Ты, что ли, тварей отслеживать будешь?

Дугин поднял руки.

– Извини. Извини. Не подумал.

Тут встряла Машка.

– А я что - остаюсь? Я не согласна! Я тоже поеду! Только я одна знаю - где стоит ризограф!

Бабка её спросила.

– Беда, ты же хотела быть у нас в группе?
– Дождалась согласного кивка, и продолжила строго и назидательно.
– А группа, голубушка, это дисциплина. Прежде всего. Поэтому на все твои "хочу", есть моё "нельзя". Поняла?!

Мария опять нахмурившись покивала.

– Расскажешь сейчас мужикам где этот... Эту хреновину можно забрать. Ну и, что там к нему, - чернила, бумага, ручки, карандаши... Мы первым делом этот печатный станок с причиндалами припрём. А за остальным, в случае чего, можно попозже сгонять.

Беда надулась, обиделась прямо до слёз.

Шило подсел к ней на диванчик, взял её руки в свои и что-то зашептал. Машка оттаяла, закивала согласно головой, сдула губы. Стрельнула глазами на Пашкину иронично усмехающуюся физиономию. Что-то шёпотом отвечала Шиле.

Короче - сладилось у этих двоих.

Беда объявила.

– Хорошо, я остаюсь. Но вы поможете Роме... Шиле... Шилу... Тьфу. Набрать там кое-чего.

Бабка поёрничала.

– Мадам! Да как же это вы изволили согласиться?! Вот уж никто не ожидал! Поди, Аньке за игрушками собиралась? Я угадала?

Мария снова покивала.

– Дядя... Э-э... Скорый должен знать, где детский мир.

– Мир игрушек?
– Уточнил Пашка.

– Да, да. Мир игрушек.

– Ну, так это же недалеко от моей конторы. По "Нефтяников". Да и администрация там почти рядом.

И они с Машкой сели и на пару начали продумывать и рисовать маршрут.

Беда чертила на листке бумаги.

– Мы же... То есть вы же... Подъезжать будете по Железнодорожной?

– А другого пути у нас просто нет.

– На "бермудском треугольнике" уйдёте направо по Сабирзянова. Перед рынком - налево, на Первомайскую. И до самой центральной площади. По другому - никак.

Пашка огорчался.

– Там, по Первомайской, посадки, прямо у дороги.

Бабка, с усмешкой, влезла в разговор.

– Ты что, засады боишься?

– А-а... Да! У нас же есть Бабка! Какая засада?! Ну, тогда в принципе маршрут нормальный.

А Бабка добавила.

– Там же, рядом, вплотную, Дмитриевский кластер перезагрузился. Буквально на следующий день. Так что, часть тварей туда оттянется. Проскочим, поди.

– Смотрите дальше, - командовала Беда, - трёхэтажное здание. Паша знает где. На первом этаже сразу направо по коридору до конца. Налево лестница, направо архив. В архиве стоит аппарат.

– Большой, - поинтересовалась Бабка.

– Ну. Вот такой высоты, - Беда провело ладошкой себе по поясу, - вот такой ширины.

– В багажник пепелаца стоя войдёт, - прикинул Короткий.

– Нет, не надо. Пулемёт не надо загромождать. Эх, зря прицеп оставили!
– Пожалел Пашка.

– А мы старый подцепим.
– Успокоила Бабка.
– Он маленький, но для этого, как его...

– Ризографа, - подсказали в голос Беда и Короткий.

– Да! Для него места хватит.

Беда продолжила.