Город сестёр

– Шеф, я всё это понимаю. Не мальчик. Но как-то... Ладно, Бабка, я об этом подумаю.

– Подумай, подумай. И вот ещё что...

Пашка снова забеспокоился. Бабка вздохнула, мотнула головой.

– Чёрт. Не думала, что это так сложно... Я вообще не думала, что такое придётся говорить.

– Шеф, ты успокойся. Мы же друзья. Все проблемы решим. Не волнуйся.

Бабка поджала по себя ноги, натянула ночную рубашку на коленки.

– Тут понимаешь какое дело...

Пашка подвинулся, заглянул в глаза.

– Говори, я всё пойму, и вместе подумаем.

– Короче, - решилась женщина, - мне мужик нужен.

– Для чего?
– Не понял Скорый.

– Ладно, - обиделась Бабка, - иди спи.

И тут до Пашки дошло! Поначалу он растерялся. Но быстро сориентировался.

– Погоди, погоди. Мила, я... Прости меня дурака. Я ведь никогда не думал... Мы все, придурки забыли, что ты слабый пол.

– Да нихрена я не слабый пол, - возмутилась Бабка.
– Слабые тут не живут. Я внутри-то старуха. А Улей видишь, что со мной сделал.

– Нормально он с тобой сделал. Вон какая получилась красавица... А ну, иди сюда.

Пашка решился. Ну чего, в самом деле. Он тоже далеко не мальчик, романтических иллюзий уже давно не строит. А тут женщина страдает. И не просто женщина, а близкий ему человек. Да пропади оно всё...

И он опрокинул Милу на спину, а сам навалился сверху...

Примерно через час Мила его остановила.

– Погоди, Паша. Погоди. У меня уже такого знаешь, сколько не было. Лет пятнадцать... Больше не могу. Полежи со мной. Не уходи сразу.

Пашка усмехнулся, лёг на спину и подтянул к себе женщину, положив её голову себе на плечо.

– Так я никуда и не ухожу.

Бабка объясняла.

– До сих пор я как-то терпела. Но, когда мы первый раз обнялись, без одежды, меня просто прорвало. Вот - надо, и всё!

– А почему я? Ты могла бы и к Короткому, например, обратиться.

Бабка резко села, строго посмотрела на Скорого.

– Пашка, ты думай, что говоришь. Он же мне как сын. Я его три месяца выхаживала. Ему и тридцати нет. Я уже тысячу дней о нём забочусь. Это... Больше мне даже не намекай. Обижусь.

Улеглась на мужика, полежала немного и скомандовала.

– Так. Ладно. Давай-ка иди к себе. Не хватало ещё уснуть вместе. Разговоров не оберёшься.

Обхватила поднявшегося было Скорого, поцеловала жарко в губы, слегка толкнула.

– Ну, всё. Свободен.

Пашка хмыкнул и пошёл сначала в сортир, потом слегка ополоснулся в душе, а потом подался в купе Беды и Татьяны.

Проскользнул тихо в комнату и заметил как Таня резко накрылась с головой одеялом. Павел тихо лёг и прощупал Тьму своим даром.

Таня плакала!

Он осторожно подошел к кровати Тьмы и спросил.

– Танечка, что случилось.

Из-под одеяла буркнули

– Ничего.

– Танечка, - Пашка прикоснулся к девушке. Она дёрнула плечиком, сбрасывая его руку.

Скорый включил своё знахарство и попытался успокоить Тьму. Та отбросила одеяло и зашипела на него.

– Не лезь в мои мозги! Не смей лезть в мои мозги! Понял!

Пашка запаниковал.

– Да что случилось-то, Танечка?

– Ничего не случилось! Кобелина! Уйди от меня!

А-а. Вон оно что. Скорый понял.

Ну. И что делать? Он попросил.

– Таня, дай мне ручку.

– Зачем?

– Прошу тебя, золотце, дай мне ручку, - он подставил свою ладонь, - пожалуйста.

Танечка протянула ему руку. И Дугин, осторожно, не спеша, начал целовать кончики пальцев.

– Прости Таня. Я тебе всё объясню, и ты поймёшь. Ты у меня такая умница. Ты вообще удивительная девушка.

Он завладел второй рукой.

– Ты красивая, добрая, чистая. У тебя такая фигура... У тебя такие титечки... У тебя такая попа... Мне трудно найти слова, чтобы описать всё это.

Пашка целовал уже Танины плечи и подбирался к шее.

– Ты, когда открываешь холодильник и достаёшь что-то с нижней полки, всегда присаживаешься... Но один раз ты наклонилась... О-о-о! Я чуть не умер. Это шедевр. Это надо фотографировать и делать настенный календарь.

Пашка уже трогал губами Танины ушки.

– Я могу бесконечно смотреть на твои губы, когда ты что-то говоришь. Они так красиво двигаются.

Павел касался губами Таниных губ.

Танечка тяжело дышала и вздрагивала. Она со всхлипом укорила Пашку.

– Врёшь ты всё. Я тебе совсем не нравлюсь.

– Танюша, ты посмотри на себя в зеркало. Как может такая девушка не нравиться? Я когда на тебя гляжу, такое удовольствие получаю... Ты - само совершенство. У тебя всё совершенно. Лицо, ручки, ножки, талия, грудь... Я так сильно хочу посмотреть на твою грудь. Сними маечку, солнышко моё. Давай я тебе немного помогу.

Таня, как под гипнозом, послушно стянула футболку и закрыла глаза...

Уже часа в три ночи, Таня, мокрая от пота, тяжело дышащая, остановила Пашку.

– Паша, что ты делаешь?... Что ты со мной делаешь?... Ты меня всю вымотал, сил не осталось. Кобелина ты этакий.

Она слегка шлёпнула Скорого по физиономии. Зашипела, сморщилась.

– Ч-чёрт! Руку отбила.

И Пашка поцелуями лечил Танечкину руку, добавляя своей энергии, обезболивая ушибленное место.

Она вдруг снова всхлипнула.

– Завтра ведь опять к Бабке пойдёшь...

Он целовал её глаза и щеки.

– Таня, солнышко моё... Я тебе не стану врать. Если ей понадобится - пойду. У Бабки выхода нет. Ей не к кому обратиться за помощью. Она глава серьёзной группы. Для неё, любая связь на стороне - риск. Можно нарваться на шантаж, на попытку повлиять на всю группу, на попытку выманить побольше местной валюты. Вот чем это опасно. Её связь на стороне ставит под удар всю команду. Ну, вот скажи мне, ради Бога, - как ей поступить?

– Я не знаю. Я хочу, чтобы ты был со мной...

– Я и так буду с тобой. Меня у тебя никто не отнимает. И уже не отнимет. Ты же была в рейде. Ты сама видела как там всё. Смерть за каждым поворотом. Сегодня живём, завтра уже нет. И Бабка всегда на острие опасности. А если она в плохом настроении, рассеянная, не выспавшаяся, злая... Может банально погибнуть вся команда. То, что у нас с Милой, это банальный вопрос выживания в этом долбанном мире. И я, думаешь, могу ей отказать в такой малости. Да я и не хочу отказывать. Скажу честно - я её люблю. И как товарища, и как женщину.