Город сестёр

Бабка скомандовала.

– Короткий, останови.

Перегнулась через несущую ферму, достала из ладанки шприц и полкубика вколола Танечке в бедро.

Пашка следом вплеснул волну самообладания. Перекорячился на средний ряд, поднял Тьму и посадил себе на колени. Прижал. Пользуясь телесным контактом подавил в её мозгу все очаги возбуждения. Танечка затихла.

Бабка спросила.

– Усыпил?

Скорый покивал.

– Да.

– Ну и правильно. Ох Тьма! Чувствительная какая! Если честно сказать - мне и самой от такой картинки не по себе. Но какая непослушная! А! Вот чего она пошла за подсолнухи?

Беда объяснила.

– По-маленькому пошла.

– А что, нельзя было за луноходом все дела сделать? Ну ладно. Хреново, конечно, но будет ей урок.

Скорый приопустил спинку Таниного сиденья, пристегнул девушку ремнём безопасности, так, полулёжа, она и поехала. Спящая.

Как и подсказала Анюта, завернули с Воскресенки. Заехали в село с севера и сразу покатили к школе. Поближе к борщу и свежему хлебу. Разбудили Тьму, и всем гамузом зашли внутрь.

Но столовая оказалась закрыта.

Со второго этажа спустился мужичок.

– Здравствуйте. Вы к кому?

Бабка объяснила.

– Мы к маме Рае. Борщеца похлебать.

– Она занята. В лазарете.

Скорый насторожился.

– А что у вас случилось.

– У нас горе. Любушка на мину наступила.

Скорый встрепенулся.

– Где она?

– Наверху, в лазарете.

Пашка метнулся наверх. В первой же классной комнате стояли несколько больничных коек. Все пустовали, кроме одной. Которую окружили люди.

Над Любушкой, вовсе не женщиной, а той самой девочкой, которой Бабка подарила золотую клипсу, склонился мужичок. Знахарь. Над его руками, которые лежали на груди раненой, клубилось неяркое сияние. Знахарь слабый.

Пашка ни слова не говоря, подошёл к лежащему ребёнку с другой стороны, растолкав стоящих вокруг, наклонился и тоже положил руки ей на грудь. Просканировал организм. Про себя выматерился. Ноги превратились в месиво. Крови потеряла больше половины. Спросил.

– Спек вкололи?

– Нет, - ответил знахарь, - не вкололи. Боюсь, сердечко не выдержит.

– Ладно. Давай работать. Живца ей дайте глотнуть.

– Она не глотает. Она же без сознания.

Мазур строго спросила.

– Катетеры есть.

– Да.

– Давайте.

– А вы женщина кто?

– Я врач. Хирург. Давайте катетер. Быстро.

Ванесса сняла шлем, бронежилет и куртку. Осталась в одной безрукавке. Ей подали тонкий резиновый шланг.

– Пойдёт?

– Да, пойдёт.

И Мазур, осторожно проворачивая, через нос, по сантиметру, ввела трубку в девочку.

– Воронку!

Ванесса сняла с пояса фляжку и плеснула в шланг живца.

– Пусть пока побудет так. Возможно понадобится ещё раз поить. Глюкоза есть.

– Есть, вроде бы.

– Быстро проверьте. И найдите капельницу. Ребенок много крови потерял.

Местный знахарь, по какой-то негласной договоренности, поддерживал сердечный ритм и экскурсию лёгких. А Пашка вливал в девочку свою жизнь, постоянно оживляя процессы в мозгу, заодно сращивая кости и латая мягкие ткани ног Любушки.

Скорый не помнил сколько времени так пролечил. Ему подставили стул, и он опустился на него. Стало полегче. Но, в конце концов, Пашка всё-таки выключился. Потерял сознание с чувством удовлетворения. Раненая будет жить и даже бегать. По крайней мере, ей не придётся лежать полгода в постели.

Очухался на соседней с девочкой койке.

Сразу поинтересовался у сидевшей рядом Ванессы.

– Ну, что?

– Нормально. Если бы не вы, Павел Дмитриевич, девочка бы погибла. У местного лекаря просто сил бы не хватило.

Пашка сел. С другой стороны от Любушки, на койке лежал бледный местный знахарь. Без сознания.

Да... Недёшево обходится такое лечение.

– Ну, ладно. Поехали домой.

Тут вступила мама Рая.

– Да какой там "домой"! Ты же еле дышишь. Отлежись. Пойдёмте, я вас покормлю. А ему сюда принесут.

Пашка встал, покачнулся слегка, но удержался.

– Не надо мне "сюда". Хлеб тёплый есть?

– Нету. Свежий, но остыл уже.

– Ну, ладно. Пойдёт и остывший. Пошли.

И тут девочка очнулась и сказала.

– Я тоже есть хочу... Вытащите из меня это...

Все закружились, заквохтали вокруг раненой.

Бабка её укоряла.

– Вот скажи мне, Любаша, чего тебя на мины понесло?

– Мячик туда укатился.

– Но ты же знаешь что там опасно? Смертельно опасно.

– Знаю. Но вот...
– вяло усмехнулась Люба.

– А клипса у тебя где?

Любушка схватилась за пустое ухо. Скуксилась. Губки задрожали. Глазки заслезились.

Бабка успокоила.

– Ладно. Главное уши на месте. А то знаешь, у тех, кто на мину наступает, они обычно отклеиваются.

Любушка криво улыбнулась грубой шутке.

Бабка залезла в свой рюкзак, достала вторую клипсу и пристегнула на левое ушко.

Пашка спросил у мамы Раи.

– Послушайте, а ваш знахарь... Как его?

– Доза его зовут.

– Ага. А он может дар определять?

– Конечно, может. Он же знахарь.

Пашка обратился к Бабке.

– Надо заехать сюда. Специально. Пусть он меня поучит.

– Заедем, - обещала шеф.

Пообедали, а точнее уж поужинали. Поблагодарили повариху.

Рая замахала руками.

– Да какие пустяки! Это вам спасибо! Если бы не ваш знахарь... Кстати - как тебя зовут, дорогой ты наш?

– Скорый, его зовут, - ответила Бабка.

– Скорый... О! Этот тот самый Скорый? Который в одиночку караван внешников взял и сто человек пленных? И женщину врача освободил?

Скорый вздохнул.

– Ну, слава Богу, хоть не двести человек.