Город живых отцов

empty-line/>

Передо мной лежал городок Б, который можно было оглядеть одним взглядом – чистенький, предсказуемый, скучный. Я вышел на площадь, покрытую брусчаткой с памятником поэту, родившемуся в городе Б в 19 веке. Пройдя через площадь, я ступил на одну из его улиц. Увидев одну улицу, можно было понять, что точно такими же будут и остальные: глухие заборы, захламленные подворотни, закрытые ставнями окна. Отыскать типовой пятиэтажный дом, в котором жил мой родственник, не составило труда. Я поднялся и позвонил в дверь, обитую коричневой тканью.

Мне открыл угрюмый мужчина в майке, и я долго стоял и смотрел на него, пытаясь вспомнить, зачем я здесь оказался. Поездка на катере вытеснила из памяти цель моего путешествия. Вдобавок я забыл имя родственника, стоявшего передо мной. Я думаю, мы с ним никогда раньше не встречались. Не зная, как к нему обратиться, я назвал свое имя и сказал, что приехал, получив его письмо. Посторонившись, он впустил меня в квартиру. Дверь со скрипом затворилась за нами.

Мы прошли на кухню и сели за стол. Я сидел лицом к окну и слушал, а мой родственник – его звали Борисом – повторил мне все то, о чем он писал в своем письме. Отец мой когда-то жил в этом городе и они с Борисом близко общались и даже вместе жили. И другие в этом городе помнили моего отца. В последнее время они начали замечать, что отец появляется на улицах, чаще всего в районе пристани. Борису об этом рассказывали, а он не поверил, пока однажды сам не столкнулся с отцом. Поздно вечером Борис возвращался с работы и увидел отца. Однако отец не захотел его признать, отвернулся и ушел от него быстрым шагом. Борис уверен, что это был мой отец. «Непонятно, где он живет и чем занимается», – сказал Борис.

Между прочим, Борис сказал мне, что собирается в командировку и предложил пожить в его квартире, пока он будет отсутствовать. Потом он начал выяснять степень нашего родства. Слушая Бориса, я начал задремывать. Его рассказы не могли вытеснить свежие впечатления дня, проведенного на реке под открытым небом.

Я видел себя на катере, где две девочки в желтых панамках бегали по палубе и громко смеялись. И вдруг смеющиеся девочки растворились, и я увидел бледное лицо отца, появившееся в окне за спиной Бориса. Я мгновенно очнулся, но лица в окне больше не было видно. Я подумал: какой это этаж, третий, четвертый? Был ли это отец, видел ли я вообще кого-либо? Может быть, мне показалось. Да, скорее всего это все мне привиделось.

5

Мне нужно было на что-то решиться, остаться в городе Б или, заняв у Бориса денег, сразу же уехать домой, благо катер возвращался в М через несколько часов. Очень хотелось сразу уехать и забыть всю эту историю. Вычеркнуть ее из души.

И все же я не уехал. Я остался в городе Б, поселился у Бориса и стал ждать встречи. Странная это была жизнь. Бориса я с той первой встречи больше никогда не видел. Видимо он уехал в командировку. Я спал целыми днями и только вечером выходил на охоту. Вечером улицы и дома обретали что-то загадочное, призрачное. Фонари на улицах горели исправно и даже ярко, но этот свет лишь подчеркивал мертвенность и безлюдье города. На улицах действительно не было никого, и хотя была ранняя осень, окна были закрыты и свет горел только в редких окнах, занавешенных плотными шторами. Кое-где была слышна приглушенная музыка тяжелая и неторопливая, какую когда-то сочиняли придворные композиторы для торжественных церемоний и обедов.

Город походил на кладбище. Ничего не согревало глаз, не радовало сердце. Заборы, стены, забитые хламом подворотни, глухие занавешенные окна. Редкие тени прохожих. Все мертво, чуждо. Я спрашивал: как жить? как вынести пустоту? почему отец выбрал этот город? почему этот город держит меня?

Представьте себе, что я чувствовал, гуляя по этим улицам в абсолютном одиночестве в ожидании встречи, которой я больше всего боялся. Все во мне напрягалось от страха, и когда однажды на меня налетела визжащая собака, от неожиданности я упал и больно ударился коленом о камень. Собака куда-то исчезла, а мое сердце бешено стучало.

В другой раз из подворотни вышла старая женщина в надвинутом на лицо платке и, подойдя ко мне, протянула ладонь, как будто прося подаяние. Я протянул ей сторублевую купюру, но старуха отвернулась и скрылась в подворотне, откуда появилась. Ей не нужны были деньги, видно, она хотела от меня чего-то другого. Я так и не увидел ее лица.

В квартиру Бориса я возвращался под утро, когда туман с реки заползал в прибрежные улицы. Ежась от холода, я поднимался по крутой лестнице к двери, обитой коричневой материей и толкал ее. Она нехотя раскрывалась, впуская меня, а потом медленно закрывалась на скрипящей пружине, а я шел на кухню и кипятил воду для чая. Я пил чай с сухарями и думал о том, как, когда я был маленьким, мы с отцом ездили по веселым городам. Я помогал ему делать его работу, то есть ходил с ним по разным учреждениям и терпеливо ждал, пока он встречался и разговаривал с занятыми мужчинами и женщинами, а потом мы с отцом шли в кино или цирк и отец покупал мне множество игрушек. Я получал в подарок тряпичного зайца или гимнаста, прыгавшего на веревочке или деревянных медведей, бивших деревянными молотами по наковальне – такие игрушки дарили в те годы, – и я был счастлив, а сейчас мне уже за сорок – столько, сколько тогда было отцу. Мой отец умер, но не совсем – он все еще жил во мне, сидел на моей кухне, занятый своей таинственной жизнью.

Снова я вспомнил девочек, с которыми плыл на катере. Почему-то я постоянно думал об отце и об этих девочках. Что между ними общего? Я видел, как девочки вскакивают и убегают, а их опустевшее место на скамейке занимает мой отец. Он усаживается рядом с их бабушкой и смотрит ей в лицо, но она его не видит и продолжает рассказывать мне о сумасшедшей соседке, зарезавшей мужа. Потом девочки прибегают и с визгом плюхаются на скамейку, но отца на ней не оказывается. И снова они убегают, и опять появляется отец и садится на опустевшее место. Так повторяется несколько раз, но тут я начинаю замечать, что, сидя за столом, засыпаю. Я ложусь на диван и действительно засыпаю.

А вечером я опять отправлялся в город. Я чувствовал себя охотником и упорно выслеживал добычу, хотя понимал, что от меня ничего не зависит. Захочет ли отец со мной встречаться? Будет ли он со мной разговаривать? Что я скажу ему? О чем буду расспрашивать? Я не знал ответов на эти вопросы. Я просто шел по улицам, стараясь держаться поближе к пристани. Устав, я садился на деревянную скамью и смотрел на воду, плескавшуюся внизу, или на площадь с памятником поэту. Постепенно темнело, и в городе загорались фонари. Мелькали редкие фигурки прохожих. Я не искал отца – я ждал.

Как-то я набрел на пустой рынок под открытым небом. Шел дождь. Я брел между прилавков, переступая через лужи и кучи мусора. Под прилавками лежали бездомные, закутанные в балахоны. Некоторые прятались от дождя под картонными коробками, но холодные струи настигали их сверху и снизу. Мой отец может оказаться здесь среди этих людей, подумалось мне. И еще я подумал: пусть он будет калекой и бездомным, но живым. Но он не мог быть живым, я похоронил его десять лет назад. Да, но я видел в окне его живое лицо. Мои мысли смешались. Остановившись, я прислонился к столбу и закрыл глаза.

– Вам нехорошо? – спросил меня чей-то участливый голос.

Передо мной стоял невысокий коротко стриженый человек и смотрел на меня участливыми глазами. На нем был серый бывалый пиджак и светлые шорты. Голову его прикрывала видавшая виды шляпа, с которой ручьем стекала вода. Человек этот был готов оказать мне помощь, и я поблагодарил его и в свою очередь спросил, не могу ли я ему помочь. Не отвечая на мой вопрос, он взял меня под руку и повел к одинокому строению в стороне от прилавков. Дверь была полуоткрыта, за дверью было темно.

Он вошел, и я вошел следом за ним.

6

Мне открылась живописная картинка: в полутьме за столом сидела группа людей и негромко разговаривала. Блики огонька стоявшей на столе свечи освещали их возбужденные лица. При моем появлении разговор остановился, и лица обратились ко мне. Их было четверо, и одна из них – молодая женщина.

– Кто это, Марк? – тревожно спросила она моего провожатого.

Но Марк не спешил отвечать. Сначала он подвел меня к кругу и указал мне, куда я могу присесть. Потом знаком показал одному из сидевших в круге, человеку с большими испуганными глазами, что мне нужно дать кружку чая. Я благодарно отпил глоток и почувствовал разливающееся по телу тепло от горячего напитка, изрядно сдобренного ромом. Между тем Марк отвел в сторону женщину и человека, угостившего меня чаем, и о чем-то с ними поговорил. Потом подвел их ко мне и представил: