Город живых отцов

– Это Анна, а это Игорь. Мы в этом сарае встречаемся по ночам, а днем растворяемся в городе.

Не знаю, чем я внушил доверие Марку, но Анна и Игорь смотрели на меня теперь с меньшей тревогой.

– Ждешь? – спросил меня Игорь.

– Жду, – ответил я. – И вы тоже ждете?

Странную легкость и доверие испытал я вдруг к этим людям. Удивительно, как между людьми возникает доверие. Мы понимали друг друга, еще ничего друг о друге не зная. Я понимал, что это сделал Марк, но как он это сделал? Игорь улыбнулся – улыбка делала его похожим на ребенка. Лицо женщины также показалось мне уже не таким напряженным.

– Мой отец умер год назад, а отец Анны разбился в автомобиле. Нам сказали, что они здесь, и мы приехали их искать, – сказал мне Игорь.

– Я не верю, что моего отца больше нет. Он всегда рядом мной, но я его не вижу, – подтвердила Анна.

– Мне написали, что видели здесь моего отца, – я удивлялся, как легко мне было это говорить. – И я сам его тоже видел в окне третьего этажа. И все же я не могу понять, каким образом жизнь и смерть могут соединиться в одном человеке?

– Эти несводимости составляют нашу главную тайну, – услышал я за спиной слабый голос. Обернувшись, я увидел говорившего эти слова молодого человека с расставленными ушами. Он говорил как будто бы сам с собой, но каждое его слово ложилось мне на душу так, как будто он возвращал мне мои собственные мысли.

– Что мы знаем о жизни и смерти? Что мы знаем о мире, что мы знаем о человеке? – говорил этот человек. – Кто сказал, что жить хорошо, а умирать плохо? Кто знает, что такое прошлое и будущее? Кто осмелится утверждать, что прошлое позади, а будущее впереди? Может быть, все наоборот. И скорее всего все наоборот.

Пока он говорил, его сосед, человек с детской фигуркой и черными как угли глазами, с трудом себя сдерживая, несколько раз порывался его перебить и, наконец, найдя первую возможность, заговорил:

– Ты забыл, друг Валерий, о жгучей тайне жизни после смерти, – говорящий заикался от волнения. – Мы собрались здесь, чтоб ее разгадать, и мы уже близки к пониманию. Я знаю, что ключ к тайне моей жизни в крови и сперме моего отца.

– Нет, друг Виталий, я этого не забывал… Потому я говорю: в каждом человеке живет его отец. Мы проживаем жизнь всего человечества, всех кто жил до нас и тех, кто придет после нас. Мы идем по своим собственным следам. Мой отец не умер, и я тоже не могу умереть. Умирает то, что уже мертво: ум, привычки, стереотипы и наше тело. Но есть основа, которая остается, когда все это исчезает. Ее можно открыть, если найти в себе отца, и через него – его отца, и дальше, дальше. Это не пустая абстракция, это живая нить, за которую можно ухватиться.

А потом говорили Анна и Игорь, и я, и снова Валерий и Виталий. Только Марк не вмешивался в разговор. Он был хозяином и угощал нас чаем.

7

Мы расстались перед рассветом. Я возвращался домой, или в место, ставшее с некоторых пор для меня домом. Дождь закончился. Я шел в сизых сумерках по мокрым зябким улицам города, который больше не был для меня пустыней и кладбищем. Я чувствовал себя уверенней – я был не один – у меня были друзья. У меня появилась нить надежды.

Подходя к дому Бориса, я почувствовал, что в квартире кто-то есть. Может быть, Борис вернулся из командировки, подумал я. Однако свет в окне не горел. С бьющимся сердцем я поднялся на свой этаж.

Предчувствие меня не обмануло. За столом в тусклом свете уличного фонаря в облаке сигаретного дыма сидел человек и курил. Сидел, отвернувшись к окну, так что его лица почти не было видно. Сигаретами на кухне также не пахло.

Человек этот был, но его и не было. Это ощущение отсутствия сидящей передо мной фигуры было первым, что я почувствовал. Я понял две вещи: нельзя включать свет, и к нему нельзя подходить. Нужно было вести себя осторожно и в то же время буднично – в противном случае он исчезнет.

Это было знакомое мне двойственное состояние присутствия и одновременно отсутствия. Нужно было держать его на краю зрения. Это позиция давала эффект какой-то странной взаимности и общения в нейтральной зоне. Впрочем, общения пока еще не было, просто он был рядом со мной в моем обычном пространстве, и от меня требовалось сделать шаг в его сторону. Это нужно было сделать именно мне, потому что он уже сделал шаг навстречу, появившись на кухне.

Я не знал, как это сделать.

Я стоял с другой стороны стола и смотрел в окно, держа его на краю зрения. Наши взгляды пересеклись за окном, и в воображаемой точке пересечения наших взглядов я увидел… нет, я ничего не видел глазами… кажется, глаза мои были закрыты… опять возникло состояние двойного существования… не бодрствования и не сна… это было третье состояние присутствия в знакомом мне месте… я в нем уже был… яркий день под открытым небом… две девочки, палуба и их молодящаяся бабушка… девочки с криками убегают, а он занимает их место на скамейке на палубе… бабушка его не видит, а я вижу… не могу отвести взгляда… девочки возвращаются и садятся на свое место рядом с бабушкой… но он тоже сидит на этом месте… две картинки соединяются в одну… эти несводимости и составляют главную тайну… два мира – это один мир… жизнь и смерть, а за ними третье… там возможна настоящая встреча…

Я очнулся – его на кухне не было.

8

Резкий холодный ветер. Небо обложено тяжелыми рваными облаками, ползущими навстречу и наискосок. Я возвращаюсь на знакомом мне катере. На палубе никого, там гуляет ледяной ветер. В кабине под палубой два десятка пассажиров. Пассажиры угрюмые, замкнутые, озабоченные.

Я сижу за буфетным столиком перед остывшим чаем и смотрю на пенящуюся за иллюминатором воду, на ползущие по небу тяжелые облака. После события, которое случилось на кухне у Бориса, оставаться в городе Б не имело никакого смысла. Все стало ясно: настоящая встреча не зависит от того, где я нахожусь. Она может произойти в любом месте: в городе Б или в городе М, или дома, независимо от того, пасмурно, дождливо или вёдро. Это может случиться на улице или на катере или на базаре. И это не встреча с отцом или с собой, или с жизнью, или со смертью. Это встреча с третьим, которое все объемлет и не имеет названия или имеет их миллион. Я чувствую, что опять погружаюсь в свойственное мне состояние полубодрствования и полусна.

Тут к моему столику подходит мужчина в модном приталенном плаще с бутылкой коньяка и двумя – один в другом – бумажными стаканами. Уверенный голос, широкие манеры, знакомое лицо. Впрочем, нет, не знакомое, а какое-то ожиданно новое. Широкий лоб, ироничный взгляд, большой вздернутый нос и твердые губы. Таким и должно быть лицо ненавязчивого попутчика, угощающего первого встречного.

– Позвольте приземлиться за вашим столиком и предложить вам разделить со мной радость двух находок. Представьте себе, на этой ржавой посудине оказался приличный коньяк и – мало того! – итальянская машина для настоящего эспрессо. Эти два чуда неизбежно должны произвести третье: хорошую компанию и приятный разговор. Вы не возражаете?

Откуда я все-таки знаю этого человека? Где я видел это лицо? Или в нем повторились сохраненные памятью формы множества лиц, каждый раз добавляющие свежую деталь, например, большой вздернутый нос, как в этом случае? Между тем он уже уселся напротив меня и разлил коньяк по стаканам, а юркий буфетчик с аккуратно подкрученными усами принес и поставил перед нами две чашечки дымящегося кофе. Я подумал: по законам жанра далее последует церемония знакомства и длинный монолог – и ошибся лишь относительно второго. Впрочем, неприязни к своему визави и особого отторжения я не чувствовал, а коньяк и кофе при моих стесненных обстоятельствах и подавленности из-за бессонницы были очень даже уместны.

– А теперь, раз уж так распорядился его величество случай, давайте познакомимся и выпьем за наше знакомство. Поэт, артист и коммивояжер Анатолий Прохоров, – с провинциальной торжественностью представился мой попутчик и с улыбкой добавил, – в дальнейшем я расшифрую каждую из этих позиций. А вас, простите…?

Я назвался.

– I’m pleased to make your acquaintance, – как говорят в таких случаях наши духовные антиподы. Позвольте задать вам парочку вопросов, – мой попутчик быстро входил в роль и явно наслаждался ею, – какие нужда, забота или причуда привели вас на это богом забытое судно, покорное волнам, ветрам и мотору? Куда держите путь и откуда? И последний вопрос: удачным ли было предприятие, ради которого вы предприняли громоздкое путешествие?