Городские истории

Боже, как надоел телевизор! И несмотря на это, войдя в свой дом, каждый тянется к пульту. Пусть себе бубнит в пространство дома, и ты вроде не один. Дети не едят без телевизора. Дети засыпают под телевизор. Кошки, собаки его смотрят. А он поглощает нас, наших детей, жен, мужей. Мы не смотрим на тех, с кем живем, мы смотрим в телевизор. А видим фигу, надуманную и расфуфыренную, и не дай бог, закодированную двадцать пятым кадром.

– Что ты находишь на этом канале?

Она пропустила его вопрос мимо ушей.

– Почему ты хочешь уйти? – задала свой вопрос, повернув лицо к окну.

– Я уже говорил, мне тебя не хочется. Тебя это даже не обидело.

Она не пошевелилась в кресле, только руку протянула и, взяв край гардинного полотна, накрыла им себя и превратилась в восточную красавицу под кисейным покрывалом. Тапочки на босу ногу были у нее с загнутыми носами и бубонами, что также способствовало мужским фантазиям в формировании нового образа. Маленькое перевоплощение, и результат налицо! Кровать пару раз крякнула.

– А говорил, что не хочешь меня… – Восточная красавица протянула руку и вернула на место гардину от окна.

– Надо же было мне как-то тебя расшевелить! – Он еще учащенно дышал, поправляя на себе одежду. Он никогда не раздевался и не посещал ванную комнату. – Удалось вот! – добавил Он и показал ей довольное лицо.

Она лежала неподвижно по одной причине – чтобы не расплескать его содержимое в себе на кровать. Сейчас Он уйдет, и Она займется собой.

– Что тебе удалось? – В ней не чувствовалось никаких изменений – ни во взгляде, ни в голосе, ни в настроении. – Меня расшевелить? Мне показалось обратное… Это я тебя расшевелила.

– Ты… Не смеши меня, женщина.

– Поговорим?

– Мне надо идти.

– Конечно, конечно.

– И все-таки я тебя не узнаю.

Дверь за ним закрылась.

Она посмотрела на часы. Семь минут езды до элитного дома полковника. Пять минут назад, до ее дома. Только бы дождаться и сохранить в себе горячность внутреннего женского настроя, которая передавалась от ушедшего полковника и оставалась не потушенной всегда.

…Однажды, когда разбухшая губка внутри нее пролилась слезами, она пошла открывать дверь вернувшемуся за чем-то полковнику. Только не полковник это был, а его личный водитель. Уставший и злой от постоянного сидения в машине, как пес сторожевой на привязи. Водитель вонзился в нее колючим взглядом и потребовал забытую полковником ручную сумку. Насыщенный дух любовной горячки от женского тела коснулся мужских ноздрей. Распущенный экзотический цветок в распахнутом атласном халате стоял перед ним на расстоянии протянутой руки. Она открывала дверь не шоферу, а полковнику, отстрелявшемуся мимо цели. Столько скорби было в женских глазах и непонимания! За что с ней так? Почему с ней так? Может быть, за что-то? Ну конечно за что-то! Это так очевидно! Она шлюха, а со шлюхами не церемонятся. Поспешно запахнув халат, она отступила в глубь комнаты. Тогда еще новых кресел не было, и ей было куда шагнуть.

– Он вас бьет?! – изумился и ужаснулся своей догадке водитель.

Голова его пошла кругом. Женские чары, даже без ведома самой женщины, сделали свое дело. Так искренне и так сочувственно прозвучал его вопрос, а самое главное, вовремя. Ой как надо было женщине, чтобы ее сейчас пожалели. Именно сейчас.

– Еще хуже… – она закрыла лицо ладонями и зарыдала навзрыд.

– Где? Покажи. Зафиксируем! В машине фотоаппарат есть. Службист поганый! Я догадывался. У него жена всю жизнь как с проглоченным кинжалом ходит. Мумия! Запугал бедную.

Водитель шагнул к ней, и Она прижалась к чужому сочувствию. Оно так было необходимо сейчас, сию минуту!

– Бедненькая ты моя, бедненькая!

Вихрь женского желания опрокинул водителя спиной на кровать. Звезды засверкали в женской голове и внизу ее живота. Звезд было не видно, но она ощущала их каждой клеточкой тела. Несколько минут проскакали мимо них. Потом она упала на грудь новоявленного мужчины в ее жизни и отключила окружающий мир. Она наслаждалась пережитым.

Новоявленный с нежностью и осторожностью, чтобы не спугнуть женщину, медленно и плавно проделал все, что делает мужчина в сложившейся ситуации, и, пережив то же самое, что и Она, лежал рядом и перебирал лепестки экзотического цветка своими чуткими пальцами. Удивлению не было начала и конца обоих. Разве так бывает? Вслух вопрос этот не прозвучал, но каждый задал его себе.

…И сейчас женщина, приведя себя в порядок, ждала прихода водителя полковника ФСБ. И он пришел. Он унял женскую горячку, потушил ее и получил от этого свое удовольствие.

«Надо завязывать с полковником», – сонно подумала женщина.

«Надо завязывать с женой полковника», – сонно подумал мужчина.

– Зачем ты купила эти безобразные кресла? С ними же жить негде.

От имени мужского Повесть в стиле разговорного жанра

Глава первая

Велосипед дребезжал металлическими деталями, дразнил новизной краски и убегал от меня по сельской пыльной дороге. Тело мое бежало за ним легко и вдруг стало уставать. Сердце бешено заколотилось от злости и зависти к моему другу. Ног моих, только что непринужденно ступавших в теплую, почти горячую дорожную пыль, не было сил оторвать от земли. Я встал посередине дороги и смотрел, как весело и счастливо мой друг рулит новеньким велосипедом. Гордей – это имя моего друга. Имечко еще то! Зато полностью ему соответствует. Ему всегда было чем гордиться передо мной. Именно гордиться, а не задирать нос. Но как ни называй, зависть меня грызла всегда. Мама его рассказывала, что родился Гордей на свет божий с величественным выражением на личике. Акушерки долго смеялись над его упорным молчанием. Бьют Гордея по попе, чтобы тот заорал и этим раскрыл свои легкие, а тот молчит и брови хмурит.

– Не царское, значит, это дело! – смеялись женщины.

– Ишь, надул щеки! Да бровки сдвинул! Сердится…

– Гордей! Истинный Гордей Иванович.

– Что? Имя такое есть? – спросила уставшая потная роженица. Каждая жилка ее тела дрожала от только что пережитого напряжения. Зубы и те клацали.

– А как же! Со старины далекой тянется. Ты лучше помолчи сейчас, а то язык прикусишь.

Прикусила роженица язык, на кончике которого осталось странное и незнакомое мужское имя.

Так и осталось на лице Гордея выражение величия. Так и нарекли его Гордеем.

Дорога вьется в дали далекой. Пыль клубится у колес новенького велосипеда, и гложет меня детская зависть до скрипа зубного.

…Я проснулся.

Я – это сорокалетний мужчина. Я лежу сейчас на спине и скриплю зубами.

– Что за дурная привычка?! – корю я себя и переворачиваюсь на бок.

Глаза мои раскрылись, но смотреть на свет божий не хотят. Уж очень он яркий. Лень было вчера вечером задвинуть штору на окне.

– Сейчас, попривыкнут немного, – сам себе объясняю и жду.

Глаза привыкают, привыкают, и вот прямо по курсу носа за стойкой торшера, на стыке стенки и прикроватного столика проявляется тонкое кружево паутины. Паутина выглядит кружевом, а не паутиной отвратительного восприятия. Как геометрически правильно оно сплетено! Ажурный круг на растяжках, и где-то посередине, цепляясь лапками за собственное творение, восседает паук. Я закрыл глаза. Может быть, снова увижу Гордея на велосипеде? Не увидел…

Паук. Так! А как же евроремонт со встроенным пылесосом? Они что, еще умудряются плодиться в наших квартирах? Надо спросить Гордея. Он у себя встречал такого соседа? Наверняка встречал. Я разулыбался своей догадке. Теперь я знаю, откуда явился паучок. В квартире у Гордея нет ни евроремонта, ни встроенного пылесоса. Захотелось потереть руки, оттого что загадка разгадана.