Горох в стенку (Юмористические рассказы, фельетоны)
Шрифт:
От молодого человека приятно попахивало доброй московской, и во рту дымился "Казбек".
1944
С НОВЫМ ГОДОМ!..
...И тогда поднялся советский рубль, взял в руку стакан и, одернув новенький, хрустящий пиджак, желтый, в разноцветную сетку, сказал:
– Товарищи и граждане! Позвольте и мне произнести маленькую новогоднюю речь.
– Просим! Просим! - послышались голоса.
– Внимание!
– Тише!
– Слушайте, слушайте!
Советский рубль солидно откашлялся и начал:
– Хотя я и являюсь, так сказать,
Но, товарищи и граждане, прежде чем я стал таким, каким вы меня видите сейчас, мне пришлось пережить немало критических минут и тяжелых переживаний. Не забудьте, что в разгроме немецкого фашизма наряду о пушками, пулеметами, "катюшами", самолетами, винтовками принимал самое деятельное участие и советский рубль. Советский народ бил гитлеровцев, как говорится, и дубьем и рублем. Так что я за время войны порядком-таки поистрепался. Сам по себе поистрепался, да и фашистские гады не дремали. Небось знаете сами, как они меня подделывали? Иной раз смотришь на себя в зеркало и не понимаешь: это ты или твоя фальшивка?
Опять же от различных спекулянтов и кубышечников сильно мне досталось. Я люблю простор, волю, свободное обращение, а меня запихнут куда-нибудь под матрас, пока я вырасту. А какой может быть рост среди клопов и тараканов, в грязной тряпке! Мне для правильного роста, если хотите знать, необходима хорошая, культурная сберегательная касса. Там я действительно чувствую себя человеком - расту и развиваюсь. А в кубышке, - помилуйте, разве это жизнь? В кубышке я бог знает во что превращаюсь, не валюта, а, извините за выражение, какая-то греческая драхма или фунт стерлингов! Тьфу! И до того это меня заездили всякие спекулянты и мешочники, что сказать не умею. Разве же это для уважающей себя валюты дело?
Но в самые черные дни я не терял надежды. Я знал, что советский народ меня в обиду не даст. Выручит. И действительно, я не ошибся.
Посмотрел на мое положение трудовой советский народ и сказал: "Глядите, братцы, что-то наш кровный рублик захирел, ослабел малость, шатается, того и гляди, упадет. Давайте-ка его, братцы, укреплять". А уж что советский трудящийся народ скажет, то верно.
Как прослышали спекулянты да кубышечники, что Советское правительство меня укреплять будет, - свету белого невзвидели. Как кинутся, пользуясь моей слабостью, в магазины - и ну покупать! Покупают, хватают, домой тащат, а чего - сами не разберут. Лишь бы чего-нибудь хапнуть.
Одна божья старушка, закоренелая спекулянтка, впопыхах в зоологический магазин заскочила и двух удавов, не торгуясь, купила и в кубышку вместо меня сунула. Дескать, пускай удавы лежат под матрасом и в цене растут.
А один старичок-мешочник два мотоцикла купил. Насилу домой доволок. А что с ними делать - и не знает, потому что он, кроме как на крыше поезда, ни на чем ездить не ученый. Стал их запускать - так на одном горючем разорился.
А вот, например, когда я сюда, на встречу Нового года, шел, на такую картину наскочил:
сидит на сугробе гражданин и плачет.– Что с вами? - спрашиваю. - Почему плачете?
А он отвечает сквозь глухие рыданья:
– Опоздал. Тринадцать часов.
– Как, - говорю, - тринадцать часов, когда еще только половина двенадцатого?
А он плачет, разливается:
– Может, у других людей двенадцать с половиной, а у меня ровным счетом тринадцать, и не знаю, что с ними делать.
– Чего тринадцать?
– Да часов же! Часов! Тринадцать штук. Восемь будильников, четверо столовых да одни заграничные штампованные. Уже золотые до меня все расхватали. Опоздал.
– Так тебе, дураку, и надо, - сказал я. - Теперь тебе не на что и Новый год встретить. Сиди и рыдай.
И поспешил сюда.
Итак, дорогие товарищи и граждане, я очень рад встретить наступающий Новый год среди вас, умных людей, которые знают, что чем крепче и тверже рубль, тем лучше жить, тем скорее придем мы к счастливому будущему. С Новым годом, дорогие друзья! С новым счастьем!
1947
ЧАСТЬ III
СМЕРТЬ АНТАНТЫ
Антанта доживает последние дни.
Из газет
Антанта сидела на подушках в глубокой, но очень удобной фамильной калоше и умирала.
Возле нее шептались доктора:
– Острое малокровие и воспаление Рурской области.
– Положение серьезное.
– Позвольте, коллега! Совершенно наоборот. Сильная форма конференции с легкой примесью разжижения финансов.
– Гм!
– Что касается меня, то я думаю, что у пациентки английская болезнь.
– Не может этого быть! Английская болезнь - детская болезнь. А пациентка - особа пожилая.
– Вот-вот! Значит, впала уже в детство.
– По-моему, у больной французская болезнь.
– А также испанка.
– Скорее, турчанка...
– Во всяком случае, сильные приступы социализма налицо.
– Вы хотели сказать - на лице?
– И на лице. Тоже. Ссадины порядочные.
– Коллеги, обратите внимание: болезненное сужение... проливов и вывих Моссула.
– Ерунда! Мы имеем дело с чисто психическим заболеванием.
– Вы думаете?
– Уверен. У больной опасная мания.
– Именно?
– Мания величия.
– Ну, это не так опасно. Я думаю, что у нее есть другая мания, более серьезная.
– Какая?
– Гер-мания.
– Что вы говорите?
– Ну да. Больная все время бредит углем.
– Это плохой симптом.
Бедные и богатые родственники, разбившись на группы, тихо совещались по углам.
– Наследство?
– Гро-мад-ное.
– Что вы говорите?
– Одних... долгов сколько!..
– А кто же... будет платить, если старуха протянет ноги?
– Как вы выражаетесь! Стыдитесь!
– А черт с ней! Чего стесняться! Никто не слышит. Вы лучше скажите, кто будет платить долги?
– Естественно кто: родственники.
– Да? Вы думаете? Ну, я пошел, мне пора. Я и так на десять минут опоздал. Бегу, бегу!
– До свидания. Впрочем, я тоже... опоздал. Бегу.
Родственники бросились бежать, как крысы с тонущего корабля.
– Тише! У больной падает...
– Пульс?