Горы и оружие

Вынув из кармана нож, он перерезал путы. Вынес кур на улицу, подбросил в воздух. Они тяжело приземлились и побрели пошатываясь, точно прилипая лапами к грязи. Но тут их увидала облезлая собака, залаяла, погналась, и тощие, жилистые птицы с кудахтаньем и криком кинулись под гору.

Затко и Размара стояли на пороге, а вокруг — еще с десяток курдов и персов, и все они со смехом глядели на это зрелище; и Мак-Грегор ощутил, как по коже дернуло ознобом, как сжалось сердце от давней боли, к которой он, кажется, один тут еще не притерпелся.

Глава восьмая

Затко вернулся в свое высокогорье, а Таха остался с Мак-Грегорами, чтобы на стареньком «пежо» доставить их в Мехабад, где ждал ливанец Аббекр. Но, проводив отца, Таха сказал, что прежде им надо заехать в горную деревушку в тридцати километрах отсюда.

— Зачем?

— Это вам будет полезно, дядя Айвор.

— У меня нет времени.

— Времени уйдет на это мало, — спокойно сказал Таха. — Там увидите кой-кого из моих парней, — пояснил он. — Они не верят в объединенный фронт с феодалами вроде ильхана, или с дельцами вроде Аббекра, или с честными судьями вроде кази.

— Или с твоим отцом? — кольнул Мак-Грегор.

— Что ж нам отец? — ответил Таха. — У отца свои идеи, у нас свои. Я сюда ехал с ним, по сути, только для того, чтобы встретиться с вами.

— Вот как...

— Я насчет тех денег, дядя Айвор, — прибавил Таха по-английски.

— Каких денег?

— Мы же не дети, — сказал Таха, ведя Мак-Грегоров на взгорок, к машине. — Любому тут уже известно про те наши деньги и про оружие. И что вы едете на розыски в Европу.

— Тебя это совершенно не касается, — сказал Мак-Грегор. — Так что нечего и заговаривать.

Они стояли у машины, дожидаясь Кэти, отлучившейся по делу, столь неприятному ей среди нагорной чистоты. Вернувшись и прислушавшись, Кэти сказала, что здесь не место возобновлять старые политические препирательства.

— Но как же так, тетя Кэтрин, — не унимался Таха. — Эти деньги должны пойти на революцию, а не ильхану достаться.

— Они вовсе не достанутся ильхану, — возмущенно возразил Мак-Грегор.

— Кончится тем, что достанутся, — стоял на своем Таха. — Так или иначе, а старик в конце концов заполучит деньги и оружие, и ни кази, ни мой отец не смогут этому помешать.

И снова у них пошел спор о том, за что бороться прежде — за освобождение курдов или же за социальную революцию, — покуда Кэти не вмешалась, потеряв терпение.

— Здесь вы этот спор не разрешите, — сказала она. — И в любом случае Таха прав, — повернулась она к мужу. — Найдешь ты или не найдешь эти деньги в Европе, все равно настоящей пользы не будет.

— Это почему же?

— Потому что повторится вечная история. Если удастся когда-нибудь достичь чего-то, то не благодаря помощи от тебя — иностранца. И не благодаря коварным старикам, плетущим у себя там в горах интриги. Если кто и добьется успеха, то, вероятнее всего, Таха — и без твоей помощи.

— Таха хочет революции, а ведь они еще и в нацию не оформились, — напомнил Мак-Грегор. — Разве это резонно?

— Речь не о том, — возразила Кэти, садясь в машину.

Больше часа поднимались они в горы по труднопроезжей, слякотной тропе, прежде чем увидели стада черных коз — первый признак близости горного убогого жилья. Въехали в деревушку, сейчас почему-то пустую. И сразу же из-за мокрых от дождя скал, из каменных лачуг к ним вышли бойцы Тахи с видом людей, наконец-то дождавшихся.

— Почему задержка? — раздались вопросы. — Что случилось?

Бойцов было шестеро, и на каждом была та же грязно-зеленая партизанская форма, что и на Тахе, и каждый был обут в солдатские ботинки. Таха познакомил их с Мак-Грегорами, хорошо известными здесь в горах, и сообщил о том, что передал петицию Размаре.

— При содействии папаши Затко, — насмешливо заметил один из юнцов.

— Хватит вам о Размаре и прочей чепухе, — вмешался парень в потертых вязаных перчатках. — Ты вот скажи, какое заметил движение на черной дороге?

— Там полно персидских военных грузовиков, — сказал Таха.

— Тогда нам надо трогаться отсюда.

— Не будем торопиться.

— Учти, Таха, по такой слякоти выше на кряж нам не подняться.

— Можно тут еще побыть немного, — сказал Таха.

— Нет, нельзя, — возразил парень. — Того и гляди, снизу армия налетит саранчой на деревню. Их непременно жди после объездов Размары.

— Как считаешь, доктор? — обратился один из студентов к Мак-Грегору. — Считаешь, надо уходить нам?

— Я совершенно не в курсе ваших дел, — ответил Мак-Грегор.

Это смутило юнца; Мак-Грегор обвел взглядом всех их, стоявших в проулочной грязи. Один был бородат, другой толст, горяч и добродушен, у третьего был прилежно студенческий вид и батарея шариковых стержней торчала из кармана рубашки, а за поясом — блокнот; четвертый был чахл и потому малонадежен, пятый не сводил с Кэти юных чувственных курдских глазищ, а шестой держал в руке автоматический карабин, как держат неразлучный чемоданчик. Таха явно был взрослее всех и имел уверенный вид аксакала.

— Что вы, собственно, делаете тут вооруженные? — спросил Мак-Грегор.

— Деревушка здесь пастушья, — ответил Таха. — Вся она, до последнего жителя, в кабале у курдского феодала — Кассима из рода Бени-Джаф. В соседней деревне живет его приказчик и приходует тут каждую овцу, козу, баранью шкуру, каждый клок шерсти. Пять лет назад Кассим убил на здешних летних пастбищах троих старейшин, попросивших прибавки зерна, продуктов и денег. А за два года до того из деревушки бесследно пропали две девушки, и похитили их все те же Бени-Джафы. В прошлом году четыре пастуха были убиты за то, что сдали не всю настриженную шерсть. Чуть худой год, дети так и мрут с голода — то есть от болезней, вызванных недоеданием, холодом, нечистотой. Сахар и рис в деревне редкость, школы и книги — вовсе невидаль. Врачи и назначенные в управу курды здесь не бывают. Так что нас слушают охотно, — закончил Таха, — и когда придет час революции, они будут знать, против кого им драться.

— А чем? Голыми руками? — опросил Мак-Грегор. — Вы вооружены, но они-то — нет.

Парни засмеялись, и Таха сказал:

— Что ж, пойдемте, взглянете.

Вслед за Тахой все направились к кучке пустых лачуг, остановились перед сложенной из камней хибаркой. Таха отомкнул смазанный маслом замок открыл дверь, снял щит из досок, плотно закрывавший окошко. Внутри у стены стояли четыре винтовки, два автомата, ящики с патронами, шесть двадцатигаллоновых канистр с бензином; лежали мины, сваленные кучей штыки.