Горы и оружие

— Где вы это добыли? — спросил Мак-Грегор.

— За последние полтора месяца, — сказал Таха, — мы провели десять ночных налетов на персидские военные посты.

— Кто — мы?

— Да вот они со мной, — ответил Таха.

— И что ты велишь жителям делать с этим оружием? Ханов убивать?

Таха будто не заметил иронии.

— Если бы все эти нищие деревушки вооружить, то иранская армия не смела бы и сунуться в горы, — сказал он, — а курдские феодалы подохли бы со страха. Вот для чего нам нужно то, за чем вас шлют в Европу, дядя Айвор.

— Стоит персам найти хотя бы часть хранящегося здесь, и они перевешают всех мужчин в деревне. Вы играете жизнями беззащитных людей.

Таха, сдерживаясь, ответил, что среди курдов нет беззащитных и что должна же курдская революция где-то начаться.

— Но не таким путем, — возразил Мак-Грегор. — Вам-то самим нетрудно скрыться в горах. А сельчанам уйти некуда, и кара падет на них.

— Я знаю, — сказал Таха. — Однако должны же крестьяне участвовать.

— Но не таким путем, — повторил Мак-Грегор. — Не в разрозненных деревенских бунтах.

Таха затворил уже дверь склада, навесил замок, и Мак-Грегор, пройдя взглядом по всему жалкому ряду лачуг, спросил, куда девались жители, почему обезлюдела деревня.

— Они все у речки, на плато, — ответил один из парней. — Справляют двойную свадьбу.

«Двойная» свадьба у курдов — самая недорогостоящая из свадеб — распространена во всех бедных горных селениях; брат и сестра вступают в брак с сестрой и братом из другой семьи, так что обеим семьям не надо тратиться на калым за невесту.

Они направились к реке, осторожно начали спускаться к плато, слыша снизу обрядовое свадебное пение и шум взбухшего от дождей потока, несущегося по камням и расселинам. Все курдские поэты воспевают эти реки — жизненосные сосуды Курдистана.

Еще на спуске их встретили деревенские собаки — головастые, рычащие беспородные псы.

— Терпеть не могу этих ублюдков, — сказал жене Мак-Грегор.

— Иди не останавливаясь, — сказала Кэти. — Когда робеешь, они чувствуют и становятся еще злей.

Она взяла его под руку и храбро повела на собак. Те рычать не перестали, но пропустили людей, и Мак-Грегор отметил, что не только он, но и двое из бунтарей тоже воспользовались защитой Кэти.

— Великий боже! — простонала Кэти, когда сошли на плато. — Они тут хоровод свой полоумный водят и нас тоже затащат в него.

Напев был плачуще сладок; горцы и горянки, встав слитным кругом, касаясь плечами, подавались на два-три шаркающих шажка в одну сторону, затем в другую, волнообразно колеблясь, как пшеница под ветром. Одеты все они были бедно — частью в курдское, частью в европейское, главным же образом в британские, американские, иранские, иракские армейские обноски. Женщины двигались в танце застенчиво, у мужчин был традиционный томно-любовный вид.

— Дурманятся по старинке, — проговорил Таха.

Деревенский хатхода (староста), который, завернувшись в засаленную английскую шинель, сидел среди оборванной детворы, встал и хлопнул в ладоши, и танец остановился. Танцоры стряхнули с себя томность, раздался смех.

— К вам гости, — объявил Таха. — Друзья.

— Милости просим! — зашумели горцы, сердечно хлопая парней по плечам, по спине, повторяя «Добро пожаловать», кивая, пожимая руки, хотя всего полчаса назад виделись с ними. Мак-Грегора и Кэти обступили девушки, щупали одежду, пощипывали руки в знак приязни.

— Таха явно произвел здесь впечатление, — негромко заметила Кэти.

— Ребята они все славные. Но это мало что значит, — возразил Мак-Грегор.

— Но ведь и у китайцев начиналось, должно быть, вот так же, — сказала Кэти.

— Китай густейше населен. А курдские горные селения — разбросанные в горах островки нищеты, крайне уязвимые для врага. Сравнения тут быть не может.

Опять уже выстраивали круг, и девушки тянули Кэти за руку в хоровод. Ее спасло то, что снизу берегом прибежал мальчуган-курд, скача босоного по камням и крича, что к деревне подымаются тропой двое чужеземцев.

Глава девятая

Таха взбежал по грубо высеченным ступеням на высокий каменный уступ над рекой, Мак-Грегор последовал за ним, и они увидели сверху, как двое чужаков идут неровной каменистой стежкой вдоль речного русла. Наведя на них взятый у Тахи полевой бинокль, Мак-Грегор долго и пристально вглядывался, и Таха терпеливо ждал — он знал, что Мак-Грегору знакомы многие из иностранцев, наведывающихся в горы.

— Этих я, пожалуй, знаю, — сказал Мак-Грегор.

— А кто они?

— Англичанина зовут Фландерс, а с ним перс, его холоп. (Мак-Грегор хотел сказать «лакей», но в курдском языке нет такого слова.)

— Какое у него тут может быть дело?

— Не знаю. Но он состоит при одной из международных организаций помощи голодающим детям. «Чилдрен анлимитед» — так, кажется, ее именуют. Твой отец знает Фландерса. И тетя Кэтрин тоже.

— Дорога ему явно знакома.

— Он не первый год сюда наезжает, излазил эти горы вдоль и поперек,-- сказал Мак-Грегор.

— Он что — британский агент?

— Вероятно.

— Так застрелить его, — сказал один из парней.

— Не делайте глупостей, — поспешно сказал Мак-Грегор, зная, что любой из них вполне способен тут же подкрепить слово делом.

Снизу, от реки, донесся голос старого хатходы: он кричал, что знает этого инглизи (англичанина). Инглизи был уже здесь несколько раз, присылал им рис, фасоль, одежду.

— Раз так, мы лучше скроемся на время в горы, в пастушье становье куда-нибудь, — сказал Таха.

Кэти уже поднялась к ним на уступ. Узнав, что инглизи — не кто иной, как Фландерс, она сказала:

— Мне это не слишком нравится. Я с ним летела из Лондона. Вернее, он сел в наш самолет в Женеве. Вдвоем с этим гладиатором-персом. Он определенно что-то здесь вынюхивает.

— Так вы задержите их здесь, — сказал Таха, сходя по ступеням, — а мы тем временем уберемся с глаз долой.

Студенты и крестьяне, а за ними и собаки, уже спешили обратно в селение; Мак-Грегор велел одному из мальчишек-подростков сбегать к машине и побыстрей принести рюкзак.