Горячие деньги
Шрифт:
– Если ты не хочешь, чтобы от тебя ушла Дебс, поменьше слушай Алисию.
– Что за чертовщину ты устроил у Жервеза и Урсулы, что они так поссорились? – допытывался Фердинанд.
– Да ничего особенного.
Фердинанд разъярился.
– Ты готов пойти на что угодно, только бы досадить Алисии!
– Как раз наоборот. Это из-за нее у всех куча неприятностей, и это уже стоило тебе одной жены. – Он ничего не ответил, и я продолжил: – Жервез скоро разорится из-за виски.
– Какое это имеет отношение ко всему остальному?
– Фердинанд, как тебе удалось так легко
– Что?!!
– Жервез спивается из-за этого. Представь, он до сих пор от этого страдает. Все, пока! – Я вздохнул и положил трубку.
Пообедал, собрал вещи.
Утром, заплатив но счетам, я отогнал нанятую машину в аэропорт и сдал там служителю автопарка. Когда самолет оторвался от земли, я почувствовал себя так, будто с моих рук и ног упали кандалы.
Я нашел Малкольма только через четыре дня. Вернее, это он меня нашел.
Чтобы не чувствовать себя заброшенным, я каждый день звонил в Стэмфорд. Секретарша уверяла, что известия должны поступить со дня на день. Я уже представлял себе, что Малкольм и Рэмзи, как завзятые охотники, пробираются по безлюдным джунглям, но все оказалось гораздо проще. Они ездили с одного конного завода на другой в самых захолустных уголках Кентукки, и как раз оттуда Малкольм позвонил мне на четвертый день, в четверть девятого утра.
– Что ты делаешь в Нью-Йорке? – удивился он.
– Смотрю на небоскребы, – ответил я.
– Я думал, мы встретимся в Калифорнии.
– Конечно, – сказал я. – Когда?
– Какой сегодня день?
– Пятница.
– Не клади трубку.
Я услышал, как он разговаривает с кем-то на том конце провода.
– Мы сейчас уезжаем смотреть лошадей. Рэмзи забронировал комнаты в «Беверли-Уилшир» с завтрашнего дня до следующей субботы, но нам с ним надо задержаться здесь еще на несколько дней, закончить кое-какие дела. Отправляйся завтра в Калифорнию, а мы подъедем, наверное, где-то в среду.
– А раньше никак нельзя? Мне надо с тобой поговорить.
– Ты что-то раскопал? – Голос Малкольма переменился, как будто он внезапно вспомнил о кошмарном мире с убийцами, который остался где-то далеко в прошлом. – Расскажи.
– Не по телефону. И не второпях. Поезжай, посмотри лошадей, а завтра встретимся в Калифорнии. Там тоже есть лошади. Тысячи лошадей.
Малкольм несколько мгновений молчал, потом сказал:
– Я перед тобой в долгу. Увидимся завтра, – и положил трубку.
Я заказал билеты на самолет до Калифорнии и до вечера гулял по Нью-Йорку, как и во все предыдущие дни. Размышлял о неприятностях, оставшихся в Англии, и приходил к ужасным выводам.
Малкольм сдержал слово. Я обрадовался, что он прилетел без Рэмзи. Тот решил, что штат Коннектикут без него не выживет. Малкольм сказал, что Рэмзи должен быть здесь в среду, мы три дня проведем на скачках и в субботу ночью отправимся в Австралию.
Яркие голубые глаза Малкольма задорно сверкали, он казался бодрым и веселым. В первые же минуты он сообщил мне, что они на пару с Рэмзи купили еще четырех лошадей и собираются заключить соглашение, чтоб купить
потом еще нескольких.«Неудержимый лесной пожар», – подумал я и посочувствовал своим бедным братьям.
В «Беверли-Уилшир» мы сняли прекрасный номер люкс с роскошными красными обоями и цветастыми турецкими коврами в спальнях. Розовые портьеры с замысловатым рисунком, нежно-кремовые занавеси над кроватями, отделанные шнуром, наводили на мысли о шаловливом стиле эпохи короля Эдуарда. Эти комнаты созданы для того, чтобы жить здесь было приятно и весело. Даже самым требовательным жильцам понравились бы небольшие балкончики, с причудливыми решетками из кованого железа у каждого окна, с аркой наверху, с видом на фонтаны и сад апельсиновых деревьев.
Мы пообедали внизу, в баре, где столы занимали только половину зала и играла музыка. Малкольм заметил, что я похудел.
– Расскажи мне о лошадях, – попросил я. Малкольм стал увлеченно рассказывать, я слушал, пока мы ели копченую осетрину, салат, заливную телятину, пили кофе.
Он начал:
– Ничего страшного, что они все не такие породистые, как Блу Кланси или Крез. Все четыре обошлись нам меньше чем в миллион долларов, и все они двухлетки, годные для скачек. Отличная родословная, можно сказать, самая лучшая. Один даже от самого Алидара.
Я слушал как зачарованный. Малкольм запомнил родословную всех этих лошадей до третьего колена, и фразы вроде «взял приз на скачках» или «все жеребята от него – будущие чемпионы» произносил так, будто всю жизнь только и занимался лошадьми.
– Можно спросить тебя кое о чем? – внезапно сказал я.
– Не знаю, пока ты не скажешь о чем.
– Ничего… м-м-м… Скажи, насколько ты богат?
Малкольм рассмеялся.
– Это Джойси подговорила тебя спросить?
– Нет, мне самому интересно.
Он задумался.
– Хм. Не могу сказать с точностью до миллиона. Каждый день все меняется. Наверное, что-то около ста миллионов фунтов. Даже если я пальцем не пошевелю, они будут приносить в год где-то по пять миллионов чистого дохода, но ты же меня знаешь – я так через месяц помру со скуки.
– За вычетом налогов? – спросил я.
– Конечно. Налоги обычно высчитываются автоматически. На лошадей я потратил всего только годовую прибыль за счет процентов. Не так уж и много. И не больше – на все те проекты, из-за которых семья подняла такой гвалт. Я же не сошел с ума. Когда я сыграю в ящик, каждому из вас достанется изрядный куш. Даже больше, чем сейчас. Только бы прожить подольше. Можешь так им и сказать.
– Я сказал им, что ты записал в завещании: в случае насильственной смерти все состояние пойдет на благотворительность.
– И как я об этом не подумал?
– Ты не думал над тем, чтобы дать им какую-то сумму сейчас, прежде чем ты… э-э-э… сыграешь в ящик?
– Ты знаешь мое мнение.
– Да.
– И ты меня не одобряешь.
– В целом я с тобой согласен. Страховые фонды были немаленькими, когда ты их учредил. Не многие отцы так щедры к своим детям. Но твои дети не безупречны, и некоторые из них угодили в неприятности. Если бы кто-то истекал кровью, ты ведь купил бы ему бинты?