Горячие пески

На Ивашкина, поставив ему задачу, он поглядел вроде бы с удивлением, подождал минуту, спросил, вздернув густые брови:

— Что же ты молчишь, парень? — Разве не понял свою задачу?

— Как не понять, понял, — запоздало ответил Ивашкин, досадуя, что забыл, как надо отвечать командиру.

— Ну, то-то, — старшина качнул головой, тая усмешку под густыми усами, тронул их согнутым указательным пальцем и пошел дальше.

Пограничники двинулись за ним, а Ивашкин остался на вверенном ему под охрану участке.

Сверлить взглядом особенно было нечего. Ночь стояла светлая, высоко в небе висела полная луна. Лишь изредка ее закрывали облачка и тогда на землю ложилась тень. Ивашкин начал «сверлить», но все равно ничего не мог разглядеть. Радовался, когда облачко уходило.

Сильно переживал Ивашкин, хотелось, чтоб у него все получилось, как надо. Считай, он впервые был в самостоятельном и настоящем наряде по охране границы. Правда, получилось все как-то неожиданно, спешно, и пограничный наряд скорее походил на оцепление. Но каким бы ни был наряд, все происходило на границе, и боевую задачу ему поставили самую настоящую. Все это для Ивашкина значило очень многое. Он уж, дай бог, сколько всего про границу наслушался, и на политзанятиях, и от старослужащих пограничников. Потому ожидал немедленного появления нарушителя, которого надо будет задержать, как учили на занятиях.

Но над границей застыло безмолвие, не слышалось ни птиц, ни движения какой-либо живности, букашек в траве, и самой травы тоже не было, под ногами шуршал песок. Эта тишина и то, что Ивашкин остался совсем один, вдруг породили в душе беспокойство, неизвестно отчего начала расти тревога.

Прошло, наверное, часа два со времени заступления Ивашкина в наряд. Свои двести метров он прошел из конца в конец несколько раз, ничего подозрительного не обнаружил. На своем пути заприметил несколько кустиков, запомнил их и встречал при очередном обходе участка как старых знакомых.

Снова померкло. Поднял голову, отыскивая за плотной завесой светлый кружок луны. Он едва просвечивал сквозь огромную тучу, которая наползала из-за горной гряды, наверное, из-за границы. Скоро она обложила все небо, и густая, непроницаемая мгла легла вокруг. Ивашкину почему-то стало очень одиноко.

Подул ветер, зашелестели кусты. Ивашкин поежился, думая с жалостью о себе, ему казалось, он беззащитен перед темнотой и ветром, разухабисто дующим по пустыне. Вспомнилось, как часто из своей деревни он ходил в лес, особенно в летнюю пору, по грибы и ягоды. Случалось, оставался в тайге и на ночь, попадал в грозу. Но совсем не пугался леса, не опасался быть там в одиночестве, каждое дерево служило ему защитой, стерегло его.

А здесь, посреди песчаной равнины, было неуютно, порывы ветра били в грудь, в лицо летели песчинки и больно секли щеки. Какие-то тени расползались по барханам, колыхались, тянули к нему длинные мохнатые лапы. Где-то совсем рядом, по другую сторону ближнего бархана, кто-то заскулил, затявкал, потом жалобно, как ребенок, заплакал. После он узнал — это скулили шакалы, звери внешне похожие на волков, но гораздо мельче их, не опасные для человека. Но тогда этот вой встревожил Ивашкина не на шутку.

Ему начинало казаться, что пограничники уже снялись с постов и ушли, а о нем по непонятным причинам забыли, оставили на границе. Он решил проверить, так ли это, пошел в ту сторону, где должен был находиться соседний часовой. Но не обнаружил его.

Тогда он присел под куст саксаула, уткнул голову в колени, отчаяние охватило его.

Негромкий знакомый голос вывел Ивашкина из оцепенения.

— Кто тут? А, это ты, Ивочкин, кажется, так твоя фамилия? Почему ты не на своем месте?

— Рядовой Ивашкин моя фамилия, — он вскочил, вытянулся перед старшиной, не зная, что еще сказать.

— Извини, не успел запомнить всех новеньких. Так что у тебя стряслось, рядовой Ивашкин?

— Да я так… мне показалось… Хотел у соседа узнать, сколько времени, — бессвязно бормотал Ивашкин.

— Ладно, пойдем обратно. До рассвета уже недалеко, а с рассветом конец службе в наряде, — старшина сказал, чтобы Ивашкин следовал за ним, и продолжал: — До утренней зорьки мы вместе с тобой побудем. Служба пограничная — тревожная, но очень нужная. Поэтому втягивайся, привыкай, парень. На первых порах я тоже тушевался, а со временем все в норму вошло. Поживей будь, понапористее…

Шагая за старшиной, Ивашкин чувствовал: усач прекрасно понял его состояние и точно знает, почему он ушел в сторону от своего участка. Стыд-то какой… Он скоро увидел знакомый бархан и куст. Старшина тихонько сказал:

— Когда темнота густеет, лучше залечь и наблюдать снизу.

Ивашкин лег рядом со старшиной. Действительно, на фоне неба сразу разглядел и гребни барханов, и кусты. Вроде бы и темнота расступилась, и Ивашкин сообразил, что теперь к нему никто незамеченным подойти не сможет. И на душе сразу полегчало.

На заставе молодых пограничников задержали почти на неделю, потому что все это время обстановка оставалась сложной. Ивашкин исправно ходил в наряды, но в службу втягивался все-таки с трудом. Один из старослужащих, парень молчаливый и видать желчный, сказал:

— Вяловатый ты… или робкий. Таким на заставе делать нечего. Робких граница не жалует.

Его слова услышал старшина, дернул усами, сердито поглядел на пограничника, обронил:

— Не то плетешь… Тебе бы ободрить молодого солдата, поучить его службе, свой опыт передать, а ты коришь его.

Но и после слов старшины Ивашкин облегчения не почувствовал.

В конце недели на левом фланге, почти на стыке с соседней заставой, были задержаны нарушители, и обстановка разрядилась. Но прежде чем молодые пограничники уехали к себе на учебный пункт, их собрал начальник заставы и рассказал о задержании.

Слушал Ивашкин и думал, как все-таки просто произошло задержание, будто по заранее разработанному плану.

Двое пограничников лежали в секрете. В самое темное время неподалеку от себя они услышали легкий шорох, а потом и разглядели силуэты двух неизвестных. Старший пограничного наряда приказал своему напарнику держать их на мушке, а сам по-пластунски зашел им в тыл и отрезал путь отхода обратно к границе. Оказавшись за спинами нарушителей, окликнул: «Стой, руки вверх!» Один из лазутчиков мгновенно отпрыгнул в сторону и побежал, пытаясь обойти старшего наряда. Но тот из карабина произвел предупредительный выстрел в воздух, а вторым по ногам свалил убегавшего. Другой, нарушитель залег и открыл пальбу. Но так как пограничники умело применялись к местности, они ловко ушли из-под огня, подобрались к лазутчику и обезоружили его.

Вот так два пограничника задержали вооруженных врагов. Пока начальник заставы рассказывал, парни, сидевшие в первом ряду, краснели от смущения, возбужденно потирали руки, не зная, куда их девать. Видимо, тут, под взглядами своих сослуживцев, они волновались и нервничали больше, чем в момент встречи с нарушителями. Ничем особенным ребята от Ивашкина не отличались, ни ростом, ни телосложением.

Хотел ли он быть на их месте? Еще как хотел. И чувствовал в то же время, что много еще ему надо было солдатской каши съесть, пота пролить, мозолей натереть, чтобы с теми двумя парнями сравняться.