Горячие пески

Тагильцев умолк. И пограничники молчали.

— Так… товарищ старший сержант, — наконец нарушил тишину Герасимов. — То тяжкое время давно миновало. Оно никогда больше не повторится.

Заговорили все враз. Вспоминали военные годы и не менее трудные первые послевоенные, в которые многим, как Ивашкину, пришлось оставить школу и пойти работать. Дескать, после службы теперь станут доучиваться. Жизнь наладилась хорошая, имеются все возможности учиться, приобрести дельную специальность. А чтоб никто не смог нарушить эту жизнь, пограничникам надо зорче рубеж охранять. Для того они здесь и находятся.

— А как вы на границу попали? — спросил у старшего сержанта Ивашкин.

— Обыкновенно, по призыву, — раздумчиво ответил Тагильцев. — А если подробнее… Получили мы известие с фронта — погиб отец. Мама совсем слегла. Ее и вторую мою сестренку вывезли из города. Я же после прорыва блокады пристал к танкистам. Вроде бы сыном полка меня определили. Но долго у них задержаться не пришлось. Поехали бойцы и командиры на Урал получать новые танки. Взяли меня с собой да и определили в детский дом. Больше года прожил я в нем. А как мама с сестренкой возвратились в Ленинград, сразу вызвали и меня. К тому времени я подрос, окреп. Пошел на судостроительный завод, где отец прежде работал. Сначала учеником, а потом в слесари вышел. Учился в вечерней школе. Возраст подошел, призвали.

…Сегодня же разговоров не получилось. Ужин свернули быстро. Когда заканчивали, в столовую зашел капитан Рыжов.

— Личному составу сейчас же отбой, — сказал он озабоченно. — Тагильцев, проследите за этим, потом заходите ко мне. Отдыхать всем без исключения.

Под навесом, пока протирали и смазывали оружие, строили предположения, не поднимут ли ночью.

— Справедливости ради, вас и надо поднять, — с язвительной улыбочкой поддел Герасимов. — Нарушителей-то вы упустили.

— Упустили… Мы не видели их. Упрекать других легко. Чего же ты на заставе отсиживался? Шел бы сам в поиск… такой прыткий.

— У меня иная задача была. Претензия не по адресу. Ты ломай голову, в чем причина неудачи.

Спорили, горячились, но ясности не прибавлялось. Ивашкин понял только основное. Ночью дозор, проверяя контрольно-следовую полосу, обнаружил на ней отпечатки. Перешли через границу три или четыре человека в мягкой обуви. Пограничный наряд подал на заставу сигнал о прорыве и пошел на преследование. С резервной заставы для перекрытия пути вероятного движения нарушителей выбросили поисковую группу старшего сержанта Тагильцева. Может быть, из-за сильного ветра и песчаной поземки ночь казалась особенно непроглядной. Где-то на подступах к барханной гряде следы пропали. Не мудрено, любую вмятину затягивало песком за пять минут. С рассветом наряды с заставы, группа Тагильцева и все остальные пограничники с резервной прочесали местность вдоль и поперек, проверили аул, облазили тугаи^[4] и камыши вдоль ручья — нарушителей не обнаружили. Но они где-то были. Пограничники наткнулись на два тяжелых мешка с терьяком и другой контрабандой. Брошенный груз указывал на то, что пограничный наряд шел по горячему следу. Шел, но утерял его. Люди как сквозь землю провалились. Почему такое могло случиться? Почему не дали результатов ни прочесывание, ни тщательный оперативный поиск?

Все это и волновало пограничников. Они понимали — нарушителей надо искать, найти и задержать. Но как и где?

Те же вопросы звучали в этот час и в кабинете коменданта. Склонившись над картой участка, офицеры вновь и вновь «проходили» путь от района нарушения границы до места исчезновения следов, «прочесывали» складки местности и тугаи по берегу ручья.

— Мы с Рыжовым сами облазили все закутки, — говорил комендант, вытирая слезившиеся, покрасневшие от недосыпания и длительного пребывания на солнце глаза.

— Значит, нарушители испарились? Лопнули, как мыльные пузыри и… нет признака их? — подполковник Копылов сел на диван, закурил, пыхнул дымом.

— К сожалению, нарушители границы самая, что ни на есть, реальность, не пузыри, — пряча платок, сказал комендант.

— Вот именно… В итоге мы с вами пускаем пузыри…

Начальник штаба был резковат на язык, крут в требованиях. За промахи спрашивал жестко, не щадил и себя, подчиненных ему по штабу, особенно когда дело касалось охраны границы. Но при этом разбирался в вопросах до тонкостей, находил виновного и требовал конкретно и персонально, «не стрелял по площадям», как говорят артиллеристы. Сейчас, разговаривая с Квашниным и Рыжовым, раскладывая по косточкам неудавшийся поиск, Копылов побуждал офицеров глубже анализировать случившееся, думать, как выправить положение.

— Нарушители применили какой-то тактический ход, уловку или самую элементарную хитрость, которую мы пока не разгадали, — вслух размышлял майор Квашнин, доставая папиросу из коробки и взглядом спрашивая у подполковника разрешения курить.

Копылов кивнул, поднялся с дивана, зашагал по кабинету, сказав:

— Ваши предположения вполне логичны. Давайте, раскидывайте умом.

Он быстро глянул в окно. В наступивших сумерках уже скрадывались очертания барханов. Постоял с минуту, размышляя, погасил папиросу, Квашнин с Рыжовым переглянулись: подполковник уже пришел к какому-то выводу, определил, что надо делать, но пока не высказывался. Видимо, ждал, когда офицеры изложат свои соображения.

Им известно, что подполковник Копылов — фронтовик. Прошел почти всю войну. Уже на территории Польши был тяжело ранен, долго лежал в госпитале. Но избавиться окончательно от хромоты так и не смог. Первое время служил на западной границе, участвовал в ликвидации бандеровских банд. Потом его перевели сюда. Как-то пошутил, дескать, сам попросился из-за приверженности к кавалерии. Воевал в кавалерийской части, а тут, на южной границе, заставы тоже оставались кавалерийскими. Действительно, был он лихим наездником, участок погранотряда насквозь проехал на коне.

Комендант доложил:

— Заставы охраняют границу усиленно, обратно нарушителям не уйти. Очевидно, не затем они рисковали, чтобы тут же дать задний ход. Пути в наш тыл им тоже перекрыты, входы-выходы из аулов контролируются. Чабаны, выпасающие отары, предупреждены. Завтра организуем новое прочесывание местности.

Слушая, Копылов согласно покачивал головой. Меры, предпринятые комендантом, были разумные, своевременные.

— Так, так… Недурно, — приговаривал он. — Ваш план действий одобряю. Пожалуй, только дополнить его надо. Ну-ка, еще раз посмотрим на карту, порассуждаем.

Копылов, потирая лоб, минут пять водил карандашом по желтой штриховке. Наконец, повернулся к офицерам, положил в пепельницу потухшую папиросу.

— Вы докладывали — пути нарушителям в тыл перекрыты. А если они успели проскочить до того, как вы их перекрыли? И, скажем, углубились вот сюда. — Копылов ткнул в несколько точек на карте. — Эти колодцы, на которые вы указали, далековато от нас, в самых глухих местах, — Квашнин взял линейку, прикинул расстояние. — Какой смысл нарушителям забираться в глубь песков? Не затем шли, чтобы прятаться.

— До войны я служил начальником заставы в соседнем погранотряде, — сказал Копылов, снова взглянув на карту. — Пески там тоже глухие. Помню, прорвались контрабандисты и ушли, неизвестно куда. Случай, схожий с сегодняшним. И куда, вы думаете, они исчезли? Ушли на дальний колодец, чтобы отсидеться там. И когда мы решили, что им удалось ускользнуть обратно за кордон, они выползли. Хорошо, у меня на участке была боевая бригада содействия. Мне стало известно о появлении нарушителей, и мы их в скором времени задержали.