Горячие точки на сердце

— Ну, вот видите. И приехали, небось, не сегодня.

— Не сегодня.

— Тогда рекомендую пойти в милицию, не откладывая. У нас сейчас, с некоторых пор, такие строгости пошли — не дай бог.

— С каких это пор?

— С тех пор, как к нам из Москвы приехал один генерал, порядок наводить. Не слышали?

— Нет.

— Его сам Ельцин прислал. Говорят, человек справедливый и спокойный, но ужасно строгий. Его все как огня боятся.

— Ладно, воспользуюсь вашим советом. Извините за беспокойство. — произнес Матейченков и повернулся, чтобы уйти.

— Погодите, — остановила его женщина, когда генерал уже взялся за ручку двери.

— Да?

— Что вы хотели почитать?

Матейченков пожал плечами:

— Не знаю.

— Можете поискать что-нибудь на полках.

— Может быть, в другой раз. После регистрации…

— Смотрите. Смотрите, не стесняйтесь.

— Спасибо. Если что-нибудь подыщу, я залог оставлю, — Матейченков захотел снять часы, но вовремя вспомнил, что подарил их свидетелю-черкесу, а новые купить не успел.

К счастью, библиотекарша его остановила:

— Что вы, что вы! Я вам верю. Да кому нужны книги в наше время? Вот помню, в мое время, лет двадцать назад…

Не вслушиваясь в ее поток сознания, Матейченков отошел к стеллажам. Книги были расставлены не по алфавиту, а по жанрам: фантастика, детектив, военные приключения и так далее. Была и полка с многозначительной табличкой «Любовь».

— Заговорила я вас, наверно, товарищ, — донеслось до Матейченкова. — Вас, наверно, приключенческая литература интересует?

— Спасибо, — на всякий случай откликнулся он.

— Приключения вон там, где вы стоите, на нижней полке…

Матейченков заинтересовался толстой книгой, любовно переплетенной мастером в коленкор. Он вытащил ее, прочел на обложке: «Православный календарь».

Книга была старинная, с ятями. Бумага пожелтела от времени и была захватана многочисленными читателями. Он полистал книгу, вдыхая запах слежавшейся пыли.

— Что-то отобрали?

— Да.

— «Православный календарь»? — удивилась библиотекарша.

— Он самый.

— Где вы его нашли?

— Я не искал, он сам ко мне пришел, — пошутил генерал.

— Странно…

— Что же тут странного?

— Мы его давно списали. И книга подлежала уничтожению.

— Грех такую книгу уничтожать.

— И я так считаю.

— А в чем дело?

— Так распорядился Хубиев… Вы извините, вам, как приезжему, эта фамилия, наверно, ничего не говорит… В общем, был у нас такой правитель. Он пришел к власти еще во времена присной памяти Леонида Ильича Брежнева. А тогда велась на всех уровнях борьба с религиозным дурманом. Наш Хубиев хотел быть большим католиком, чем сам папа, и специальным циркуляром повелел все книги, связанные с религией, уничтожить.

— Уничтожить?

— Представьте себе. Не взять под замок, не сдать в спецхран до лучших времен, а пустить под нож.

— Круто.

— К нему депутация наших учителей и писателей ходила, пытались доказать, что это недопустимо. Что среди религиозных есть книги огромной ценности.

— Не доказали?

Она махнула рукой:

— Куда там. Хубиев только расхохотался в ответ и произнес… Мне один знакомый адыгейский поэт рассказывал, он был в той депутации… Нет, вы только подумайте, он им сказал: «Вы вот все время жалуетесь, что бумаги для книг и тетрадей не хватает. Бумагу делают из макулатуры. Порубаем на капусту эти вредные книги — вот вам и бумага появится!..

— Невежественный человек.

— Нет, вы только подумайте! Бумага появится! — Женщина возмущалась так, словно все это произошло вчера, а не бог знает сколько лет назад.

— Значит, «Календарь» спасся чудом?

— Можно сказать и так. Между прочим, если бы эту книгу обнаружили тогда во время ревизии, а их было несколько, то я бы крупно могла схлопотать.

— Уволили бы?

— Ну, это само собой. Хубиев был беспощаден, если ему где-нибудь чудился дух крамолы. Голову бы мне, может, и не отрубили, но какой-то срок припаяли запросто.

— А книгу эту хоть берут?

— Увы и ах! Нет желающих.

— Вот это зря.

— Я могу вам формуляр на эту книжку показать — он девственно чистый, как снежная вершина Эльбруса. Вы первый на моей памяти, кто ею заинтересовался.

— Мне показалось, книга любопытная.

— Все в прошлом… Все теперь стало другим. И время другое, и народ другой.

Из окна донесся глухой гул митингующей толпы, который как бы подтверждал ее слова. За время пребывания Матейченкова в библиотеке он повторился несколько раз.

— Все время этот шум, — пожаловалась библиотекарша. — Я уж и окно задраила, и бумагой все щели заклеила — ничего не помогает. В такую жарищу хочется окно распахнуть, но об этом не может быть и речи. Когда это только кончится.

— Никто не знает.

— А знаете что? Эту книгу можете забрать, — сказала вдруг библиотекарша.

— Почитать?

— Нет, насовсем.

— Слишком дорогой подарок…

— Да бросьте вы. Книга все равно списана — это раз. И читатели ею не интересуются — это два.

— Что ж, спасибо, — произнес Матейченков и взял книгу под мышку.

— Есть у меня и еще одно соображение… — библиотекарша понизила голос.

— Любопытно.

— А вдруг вернутся прежние времена? Не приведи господь, конечно. Но ведь все может быть, разве не так?

— История повторяется только в виде фарса.

— Не скажите. Вон тот же Владимир Хубиев, которого я упоминала, снова пробовал баллотироваться в президенты.

— Но он же с треском провалился, — не выдержал Матейченков.

— Это ничего не значит, — вздохнула женщина. — Сегодня провалился, а завтра опять на коне.

— Да с чего вы взяли?

— Говорят, московское руководство его поддерживает, — все тем же негромким голосом, словно боясь подслушивания, сообщила она.

— И что?

— Москва может поставить, кого захочет.

— Но сейчас же свободные выборы! Сам народ выбирает себе президента.

— Вы наивный человек! Ладно, окончим этот разговор. И, пожалуйста, не приносите мне эту книгу обратно.