Горячий камень (худ. М. Горняк)

— Schneller! Verdammt noch mal! (Быстрее! Черт возьми!)

Семенов дал длинную очередь из своего автомата. Антон прицелился и выстрелил из нагана. Я тоже произвел выстрел и попал. Эсэсовец, в которого я стрелял, рухнул с дыркой в спине. Еще двое в военной форме и один гражданский упали от выстрелов Семенова и Антона. Но, оставшиеся враги тут же залегли и начали отстреливаться. У одного из них имелся автомат. И пули засвистели рядом, выбивая щепу из стволов деревьев.

А из портала начал выкатываться немецкий танк. Но, тут Семенов кинул из кустов ручную гранату. И она разорвалась возле аппаратуры пробоя, что-то в ней повредив, отчего надрывное гудение сразу прекратилось, зеленое свечение погасло, и портал схлопнулся, оставив на поляне переднюю часть танка, отрезанную поперек перед башней. Дернувшись по инерции вперед, носовая часть танка бессильно скатилась с обрывков гусениц и ткнулась в землю, осев носом под тяжестью лобовой брони. С металлическим звоном на нее упала отрезанная дульная часть пушки, а от механика-водителя остались внутри одни лишь ноги. Немцы, ошеломленные этим зрелищем, начали отползать к лесу. Но, тут уже подъехали другие наши мотоциклы, вылетая из леса прямо на поляну с разных сторон. Отчего оставшиеся в живых немцы сразу сдались.

На поляне мы с Антоном нашли в ящиках, уже перемещенных через портал из 1941 года в нашу каверну, хронорезонатор и взрывчатку, приготовленную немцами для того, чтобы взорвать наш хроноякорь. Враги были близки к осуществлению этого, но, к счастью, провернуть диверсию они немного не успели. А, следовательно, наш мир каверны и мы в нем продолжали существовать в прежней поре. Впрочем, хронорезонатор и нам пригодился в дальнейшем. Вообще-то гениальность Коваля перекликалась с гениальностью Вайсмана. Они дополняли друг друга. Да и остальные ученые, освобожденные из немецкого концлагеря, очень расширили возможности научного коллектива нашего исследовательского центра.

А в самом этом лагере фильтрационные мероприятия продолжались еще долго. Неблагонадежных ссылали на лесоповал вместе с пленными немцами. И вскоре там они уже работали лесорубами вместе с варягами, нашими коллаборантами и буйными кривичами. В сущности, они занимались очень полезным делом, поскольку необходимо было заготовить до наступления холодов много леса. Ведь топить зимой предстояло дровами, а число домохозяйств в Славогорске и вокруг него сильно увеличилось за счет освобождения людей из концентрационного лагеря.

В плотном контакте с военными мы продолжали производить вылазки в 1941 год, забирая оттуда из-под носа у немцев целые куски пространства вместе со всем содержимым. Перемещая к себе склады, предприятия и даже целые деревни с домами и жителями. И беженцы от войны вполне охотно приживались на новом месте. Как только с непосредственными опасностями удалось справиться, настало время позаботиться о перспективах выживания всего нашего попаданческого поселения в том средневековом окружении, в котором мы все здесь оказались, независимо от того, попали сюда из 1941 года, из 2025-го, или даже из 2093-го. Все мы понимали, что, раз уж так получилось, то надо как-то строить свою жизнь дальше. Ведь, несмотря на различия, наложенные временем, мы все оставались людьми.

К сентябрю произошли кое-какие изменения в моей личной жизни. Сергей бросил Ленку, найдя себе какую-то девушку из местных с избушкой и участком, последовав примеру Антона и быстренько женившись, чтобы обзавестись собственным хозяйством. А Ленка, оставшаяся совсем одинокой, все больше контактировала со мной. И, чем больше мы с ней встречались, тем больше я проникался к ней чувствами. Вот только, не было у Ленки никакого домика. И потому, когда мы с ней расписались, нам выдали всего лишь комнату в общаге. Но, все-таки получили отдельную комнату в новеньком общежитии для семейных, которое построили поприличнее, чем для одиноких. Даже туалеты сделали не на улице, а внутри, в торце коридора. Еще начальники пообещали, что, если родится у нас ребенок, то построят нам дом.

Сентябрь в Каверне выдался на редкость теплым. Лес вокруг Славогорска пестрел золотом и багрянцем, а в воздухе витал запах дыма и свежеспиленных бревен. Работа кипела: новые дома росли как грибы после дождя, а бывшие узники концлагеря, коллаборанты и даже пленные немцы теперь трудились бок о бок с местными средневековыми кривичами, создавая общее будущее.

Ленка сидела на крыльце нашего нового деревянного двухэтажного здания общежития, закутавшись в платок, и смотрела, как за рекой догорает закат. Я присел рядом, протянул ей кружку с горячим чаем из местных трав.

— Думаешь, у нас получится? — спросила она тихо.

— А куда мы денемся? — усмехнулся я. — Портал в 1941-й исправно работает. Значит, будем и дальше таскать оттуда ресурсы и мешать немцам вести войну против СССР. Рано или поздно это серьезно подточит их резервы на Северо-Западном направлении. А это означает, что блокада Ленинграда не будет такой суровой, как в той нашей истории…

— Нет, я не об этом… — Она потянулась к моей руке, сжала пальцы. — Я о нас. О ребенке. О том, что будет дальше.

Я молча обнял ее за плечи. Вопросов действительно было больше, чем ответов. Ведь наша каверна — это пока совсем еще не изученное место, застрявшее где-то в раннем средневековье. И, мы до сих пор даже не знали точно, какой здесь год. Надо было вычислять по звездам, но, начальство пока не озаботилось этим интересным вопросом, просто установив директивно и здесь тоже 1941 год. Хотя вокруг, разумеется, находились совсем иные реалии, больше соответствующие, как нам с Ленкой казалось, седьмому или восьмому веку.

— Главное, что мы живы, — наконец сказал я. — А дом нам построят, когда размножимся.

Ленка рассмеялась, и в ее глазах мелькнул тот самый задорный огонек, который я полюбил. На простенькой детской площадке, построенной перед нашим семейным общежитием, смеялся ребенок, один из малышей беженцев. Ленка посмотрела на него с тихой улыбкой, спросив:

— Ты уверен, что хочешь ребенка в таком мире?

— В каком? — я махнул рукой в сторону поселка, где среди деревянных срубов уже виднелись первые каменные фундаменты. — Посмотри вокруг. Мы строим этот мир сами. И от нас зависит, будет ли он лучше, чем тот, что мы оставили там, за гранью времени.

К этому моменту Славогорск, действительно, на глазах превращался в настоящий город. Благодаря «реквизированным» из 1941 года вместе с земельными участками предприятиям и ресурсам, да еще и знаниям ученых из разных эпох, собравшихся в нашем исследовательском центре, мы запустили электромеханический завод, наладив выпуск электрических лампочек, радиоламп и электромоторов, питающихся от установок, поглощающих атмосферное электричество. Для этого уже построили несколько башен, оборудованных специальными антеннами и аппаратурой с электронными схемами, сделанными на радиолампах по методу Вайсмана. Электромоторы позволили оборудовать насосную станцию, что положило начало городскому водопроводу. Удалось также наладить промышленное производство тканей в перемещенном цеху ткацкой фабрики. А при госпитале под руководством Ленки, которая по второму образованию была химиком-фармацевтом, даже начались эксперименты по изготовлению пенициллина и прочих необходимых лекарств.

Как только я женился, меня освободили от общественной нагрузки. И теперь я не обязан был через день патрулировать в ДНД. Да и опасности вокруг уменьшились после искоренения набегов варягов и синелицых. А наша местная армия, благодаря освобождению военнопленных из лап немецких оккупантов, выросла до размеров полнокровной дивизии и была оснащена всем необходимым. Потому место милиции теперь заняли повсюду военные патрули, следившие за порядком даже с большим рвением. Но, я все равно по-прежнему посещал курсы самообороны, которые постепенно сделались неким подобием бойцовского клуба.