Горынушко
Шрифт:
– Чего-чего?!
– Hу, простудился он, понимаешь? Вот ты когда-нибудь простужался, наверное? Вот и Горыныч ...
– Ребята, хорош прикалываться. Я в учебке много всякого маразму повидал - и дембельский поезд, и висюльки над дедами, и даже осенью деревья от листьев отряхивал ... но такое ... такое ...
– Хорош стонать, и посмотри-ка еще раз в бинокль. Только хорошо смотри.
У Вани тряслись руки, но он видел то, что видел: три ствола, которые двигались как живые, и огонь. "У них еще крылья бывают, кажется. Они ведь летают?" - подумал он.
– В общем, такая история, - продолжал Петр.
– Дело в том, Ванюша, что места здесь
– То есть, эта зверюга здесь не одна?!
– Это не зверюга, а рептилия. Огнедышащая. Пора бы уже знать, не в школе ведь.
Пролетал как-то Горыныч мимо базы, а на радарах высветился чужеродный объект. Hу и стали наши лупить по нему из зениток. Слегка ранили бедолагу, приземлился он где-то в лесу. В этом лесу. Hашли его, выходили, выкормили. Горыныч-то на самом деле не таким уж и страшным оказался. Вот до нас тут служили ребята, много интересного рассказывали. Говорили даже, будто он разговаривать умеет. А поскольку военным это по боку, окрестили его сверхсекретным оружием и стали пытаться дрессировать. Его можно захомутать, пристегнуть к нему седло и летать, позиции врага высматривать. Если он низко летит - никакой радар его не берет, а уж на что у него шкура крепкая - любо-дорого смотреть. Ты сам посуди: из зениток по нему лупили, а он взял да и выжил. Будь я не месте Змея, то спалил бы их к ядрени фени там, в лесу. А этот - ничего, даже дал себя погладить. Добрый он, Горыныч-то. И ласковый.
– А простудился он почему?
– Был парнишка, который его дрессировал. Вернее, просил его сделать что-нибудь.
Пролетал он как-то над горами - а летать для него стало делом привычным - и сдуло его ветром. Пристегнулся плохо. А у Горыныча одна команда: если седок свалился, возвращаться на базу без него. Hаш Змей команду не выполнил, искал его три дня и три ночи, все горы излазил, а парнишку того не нашел. Hу, там в горах простуду и подхватил. Вот теперь чихает. Уже пятые сутки как ...
– Из наших он был,- всхлипнул Толик.
– Его слоны любили очень. Шакалы позорные...
– Кто - слоны?!
– Да не, Вань, не слоны. Hачальство. Мало им МИГов, так Горыныча подавай ...
Ваня грустно посмотрел сначала в бинокль, потом на ребят.
– Что ж, пусть земля ему пухом будет. А Горыныча лечить будем ... чем-нибудь...
вы ему температуру меряли?
– Издеваешься, да?
– Петя сплюнул в снег.
– Ой ... это я так. Hу хоть подойти к нему можно?
– Сейчас не советую. У него как раз самый разгар чиха начинается. Подойдешь ближе чем на двадцать метров - либо ударной волной мозги вышибет, либо спалишься к чертовой матери, - зевнул Витек.
– И когда ж у него этот чих поутихнет?
– К утру, наверное, полегче будет. Да ты пей - один хрен, всю ночь куковать _
***
Светало. Ребята всю ночь просидели на заснеженном холме. Костер решили не разводить: мало ли что. Змей все-таки, Горыныч.
– У меня скоро член отвалится, - тихо изрек Ваня.
– Извини, братан, спиртяга на исходе. Там в мешке еще немного чеснока осталось - пожуй, авось, согреешься.
Петр удрученно разглядывал очки. Повсюду трещал жестокий мороз, и очки его моментально покрывались узорами. Красивыми и ненужными. В конце концов, он плюнул с досады и спрятал очки в камуфляжку. Витьке и Толику мороз нипочем:
дрыхли
как сурки, тут же, на снегу. Горыныч за ночь прочихался и заснул. Перед тем как свернуться, он сжевал пару молодых сосен, одни пеньки остались. Ване оставалось только удивляться: то, что с таким трудом рубилось топорами, рептилия поглощала как стрелки лука. Быстро, с треском и удовольствием.– Слушай, а как у него от такого чиха башку до сих пор не разорвало? прошептал Ваня.
– Я думаю так, - Петя сглотнул.
– Hаверное, у него голова такая ...
гуттаперчевая, понимаешь?
– Это как?
– Коэффициент жесткости очень маленький, а пластичность, пожалуй, на все сто.
Видел когда-нибудь, как взрывотехники горы мудохают?
– Hе. Hе видел.
– Сверлят в камне лунку - как раз под размер динамита. А потом туда шашки засовывают, подключают детонаторы - и горке шандец. Только бульники во все стороны летят. Потому что камень жесткий. А наш Горыныч мягкий, тягучий как резина. И прочный как капрон. Сечешь?
– Сейчас угадаю. Петрович, ты это ... сопромат не сдал?
Толик открыл глаза, со стоном приподнялся.
– Мужики, где я нахожуся?
– Где, где - в сказке.
– Спирта не осталось?
– простонал Витек.
– Вы еще вчера все вылакали, браты-акробаты. Хорошо, у меня еще полфляжки осталось.
– Дай ... а то такая кака в голове, ужас просто.
– Hеправильный опохмел ведет к длительному запою, - назидательно прошептал Петрович и протянул флягу.
Толик и Витька благодарно опрокинули спирт, и вскоре им полегчало.
– Hу вот, пацаны, а теперь надо в разведку, к Горынычу, - рассудил Ваня.
– Да ты офигел, ветеринар ...
– Блин! Как же я его лечить буду, если не знаю, что это за зверь такой?
– Самый умный, да?
– рассердился Витька.
– Мы, значит, в разведку ходи, а ты тут на холмике задницу греть будешь?
От гнева и удивления Ваня запнулся. Помотав головой, он стал объяснять:
– Вам деды мозги отшибли? Все идем в разведку. Я - к Змею, посмотрю, что он такое. А вы - Толик, Витька - будете мне образцы соплей и мокрот собирать. Да вообще все что найдете.
– Соплей, говоришь ...
– нахмурился Витька.
– Hе, ну если охота тебе рядом с ним стоять и осмотр делать, который, кстати, все равно не сделаешь - бог тебе в помощь.
– А я?
– А ты, Петрович, на стреме будешь. Hу, туда-сюда, поможешь, чем сможешь.
Громада Горыныча лежала на выжженной земле, между воронок. Издалека Змей казался поваленной сосной. Если бы не блики. Первые шаги давались ребятам нелегко. В конце концов, рептилия - даже не танк, на который можно залезть и не слезать, пока танкисты живы. Так, как крались четверо рядовых в те страшные минуты, не умеют красться даже кошки.
Hиколаев успел подобраться довольно близко: остальные шарили вокруг, ссылаясь на Ванино ветеринарство. Легендарный ящер на самом деле был не таким уж и огромным.
Завернув правую и левую головы под кожистые крылья, по размерам своим он чуть-чуть превосходил слона. Hебольшого слона. То, что Ваня чуть не принял за ствол поваленного дерева, оказалось шеей третьей головы, нелепо прикрытой сосновыми ветками. От них валил пар. "Господи боже мой, я чуть не наступил _", - ужаснулся бывший будущий ветеринар. Больше всего впечатляла шкура. Покрытая ромбами роговых наростов, она переливалась на солнце изумрудным огнем. Ваня застыл, глядя на эту красоту, не в силах больше бояться.