Господин К. на воле

Он позаботился и о своей робе. Он больше не стирал ее, как раньше, и старался, чтобы она пусть и не расползлась совсем, но была откровенно рваной. Заношенное и рваное платье дополняло его образ достойного борца, который не стыдится своей боевой одежды.

23

Когда Козеф Й. разделался с покупками, последовала другая просьба: поддерживать самую тесную связь с кухней.

— Зачем? — в замешательстве спросил Козеф Й.

— Мы, знаете ли, — забормотал человек, слегка смущаясь, — мы готовимся к зиме.

Это множественное число больше не озадачивало Козефа Й. У него уже была оказия убедиться, что там, среди мусорных курганов, в руинах бывших корпусов, в заброшенных подвалах, идет работа.

Козеф Й. с завистью смотрел на человека с веселым лицом. Завидовал он ему, потому что человек с веселым лицом был всегда занят, всегда нацелен на решение чего-то и всегда выказывал оптимизм в отношении того, что предстояло сделать.

Его просьбы были точны, и, когда он их формулировал, у него был такой вид, как будто за ними стоит что-то крайне важное.

— А что мне делать на кухне? — спросил Козеф Й.

Человек ответил без промедления, как будто не один день в его голове, отлично уложенные, сидели пункты программы:

Козефа Й. убедительно просят понаблюдать, как собираются пищевые отходы, на сколько тачек и куда потом эти тачки отвозят.

Козефа Й. просят разузнать, кто занимается транспортировкой тачек, груженных пищевыми отходами, одни и те же люди или сменщики. И если они сменяют друг друга, то с каким интервалом.

Было бы крайне важно узнать, копятся ли эти тачки с отходами по несколько дней или очистная процедура выполняется каждый день.

Работники очистной службы охраняются надзирателями, солдатами или действуют только под присмотром персонала кухни?

На маршруте между кухней и местом приема тачек с пищевыми отходами кто-нибудь проявляет хоть какой-нибудь интерес к пищевым отходам?

Он, Козеф Й., какого мнения о кухарке Розетте?

24

Зима все сильнее давала о себе знать, и выражение надежды на лицах людей, когда они встречали Козефа Й., проступало явственнее. Можно было подумать, что, по мере того как дни становились короче и холоднее, люди нуждались в нем все больше и больше.

После ужина, чаще всего на кухне у Розетты, разыгрывались партии в кости. Почти каждый раз Франц Хосс доставал бутылку с зеленоватой и горькой бурдой, и они по очереди отхлебывали из нее. Розетта вставала за их спинами и смотрела, не присаживаясь, целыми часами.

Всякий раз атмосфера постепенно теплела, их потихоньку обволакивал папиросный дым, от спиртного им делалось хорошо, Розетту иногда разбирал смех, складской толстячок заводил какую-нибудь потешную историю. И все же время от времени Козеф Й. слышал у себя над ухом шепотком произносимые фразы, не имевшие отношения к общему радужному настроению.

В самый неожиданный момент кто-нибудь подбрасывал ему в ухо вопросик: «А завтра? Завтра то же самое?» Или подпускал что-то еще более двусмысленное: «А что потом, вы подумали?»

Крайне редко ему удавалось подловить того, кто именно говорил с ним. Иногда все разом склонялись над столом, чтобы подсчитать выпавшие очки, и он вдруг слышал: «Вы уж меня не забудьте, при случае». Или в то время как все хохотали над какой-нибудь глупой шуточкой Франца Хосса, кто-то ронял над его ухом: «Вы бы все же поаккуратнее». Ну и конечно, никогда не уточнялось, насчет чего он должен быть поаккуратнее.

Иногда ему удавалось засечь того, кто говорил, и, выбрав подходящий момент, он спешил завязать разговор:

— Что вы имели в виду, когда… — начинал он, и собеседник в смущении тут же менял тему, а то и просто смывался, как тот городской старичок.

Он скоро отказался от попыток дознаться, кто с ним говорит, и понять, о чем именно говорится. Он довольствовался тем, что удерживал в памяти слова или целые фразы, которыми его прямо-таки бомбардировали.

«Вы уж не забудьте, что я вам сказал», — слышал он в правом ухе, пока Розетта собирала грязную посуду.

«Вы там один будете, глядите в оба, народ лихой», — слышал он в левом ухе, пока складской толстячок рассказывал, как благодаря Козефу Й. он спас два одежных склада.

«Главное дело, смотрите ему в глаза, это очень важно», — щекотал его по затылку чей-то шепот, пока он готовился бросить кости.

«Теперь придется решать», — слышал он откуда-то из-за левого плеча, пока отпивал глоток зеленоватого и горького алкоголя.

«Вы тут один по-настоящему свободный», — доносилось из воздуха.

«Вы еще очень-очень молоды», — раздавалось из-за правого плеча.

«Важен первый день», — шелестело из-за грязной посуды.

«Вообще-то вы в своем праве», — снова доносилось из воздуха.

«Мы-то знаем», — подхватывал кто-то из запредельных миров.

— Огонька не найдется? — спрашивал старичок Адам, а голос добавлял: «День близится, близится…»

Голоса иногда перебивали друг друга, теснились, мельтешили, сбивались в кучку над его ухом, как какая-то невидимая и нервозная живность. Иногда они просто брали его штурмом, он не знал, откуда идет натиск и, главное, плохо понимал что к чему. Голоса распалялись и начинали рявкать бессвязно и вразнобой.

«Хватит!» — прикрикивал на них мысленно Козеф Й., пытаясь отбиться и получить передышку хотя бы на часок.

Однажды Ребенок снова сказал ему: «Идемте».

Ребенок был очень и очень расстроен, и Козефу Й. не хватило духа ничего у него спросить.

Беглый с веселым лицом поджидал их и тоже был обеспокоен.

— Комитет хочет вас видеть, — сказал человек с веселым лицом, и Козеф Й. ничего не ответил. Он пошел за человеком с веселым лицом. Они миновали все внутренние дворы, так хорошо ему знакомые, все мусорные курганы, ставшие для него как бы родной географией, и оказались в таком месте, о существовании которого он не подозревал и которое выглядело, как запустелый вокзал. Несколько рядов рельсов проступало из-под муравейников и диких зарослей. Возвышался скелет бывшей водонапорной башни. Когда они перешагнули через первый путь железной дороги, человек с веселым лицом не удержался и остановил Козефа Й., чтобы сказать ему: