Господин К. на воле

— Вот вы и вступили в свободный мир.

25

Козеф Й. видел одни только развалины, ржавые рельсы, сложенные штабелями шпалы, бездействующие семафоры и следы больших бензиновых пятен. Когда они поравнялись со старыми паровозами, бог весть когда застывшими один в затылок другому, перед ними, с довольно-таки угрожающим видом, возник чернявый человек в мотоциклетной каске.

Человек с веселым лицом остановился и Козефу Й. тоже сделал знак не двигаться. Чернявый подошел к Козефу Й. так близко, что лица их чуть не соприкоснулись. Чернявый подозрительно глядел на него миг-другой, потом схватил его за плечи и развернул к себе спиной. Потом начал тщательно его обыскивать.

«Что он, интересно, ищет?» — думал Козеф Й. Обернулся было, чтобы спросить чернявого, что именно тот ищет. Чернявый ответил ему таким свирепым взглядом, что Козеф Й. промолчал.

— Мы в комитет, — сказал человек с веселым лицом.

Чернявый как не слышал. Разделавшись с Козефом Й., он принялся обыскивать, так же тщательно, человека с веселым лицом. Кончив досмотр, он отступил, без единого слова, за паровозный ряд.

— Этот вот, — сказал человек с веселым лицом, — сбежал четыре года назад.

Они молча шли вдоль паровозного ряда, и Козеф Й. не знал, что и думать. Что делал тут человек, сбежавший четыре года назад? И эти паровозы, как они сюда попали и что случилось с железной дорогой? Неужели это городской вокзал стоит в таком запустении, в такой разрухе? Или перед ними еще один недострой, что-то начатое и брошенное?

— Сюда, — сказал человек с веселым лицом и потянул его за собой к чему-то, напоминающему платформу для разгрузки.

— Вам надо будет ответить на несколько вопросов. Заранее советую ничего не скрывать.

Они взобрались на верх одного из куполов по узкой железной лестнице и потом спустились, тоже по узкой лестнице, внутрь этого цементного шара. Внутри, на деревянных лавках, теснилось человек сто. Козеф Й. смотрел на них в изумлении. Не в испуге, но в изумлении.

От этих людей кошмарно пахло, и они были в плачевном физическом состоянии. В первую минуту Козеф Й. видел только одни головы, как бы сложенные штабелями на полках. Ушедшие вглубь орбит глаза, впалые щеки, отросшие бороды. Беззубые рты, растрескавшиеся губы, ноздри, чудовищно раздутые, как от кислородного голодания.

Почти на всех были старые тюремные робы, обветшалые от времени, залатанные, в пятнах бензина и сажи.

Козефа Й. посадили в центре на стул. У его ног оказались все предметы, которые он купил в городе по просьбе человека с веселым лицом: лопата, кайло, коробка с гвоздями, моток веревки, полотно пилы и разные полезные мелочи для столярной мастерской. Человек с веселым лицом сдержанно похлопал его по плечу и скрылся в толпе, так что Козеф Й. потерял его из виду.

— Здравия желаем, — раздался голос из первых рядов, и все грохнули от смеха.

— Тихо! — фальцетом крикнул кто-то в мегафон. И к Козефу Й.: — Вы бы нам не подсказали, какой номер был у вашей камеры, пока вас не освободили?

Козеф Й. в первую минуту ничего не понял и даже не понял, что вопрос адресован ему.

— Как вы сказали? — переспросил он простодушно.

Народ снова покатился со смеху. Раздался свист. Кто-то швырнул ему в ноги скомканную бумагу.

— У вашей камеры, — повторил мегафон, — какой номер был у камеры?

— 50, — ответил Козеф Й.

— 50, — подхватил мегафон. — Кто сидел в пятидесятой? Сидел кто-нибудь в пятидесятой?

На двух последних вопросах мегафон повернулся к публике, и Козеф Й. хотя бы понял, что это вопросы не к нему.

— Я! — крикнул кто-то и принялся пробиваться локтями сквозь толпу.

Установилась тишина. Все ждали, пока человек, который сказал «я», выберется на середину. Козеф Й. приподнялся на стуле, чтобы лучше видеть. Высокий человек с белоснежными волосами, обрамлявшими лысину, появился в центре зала. По-прежнему стояла полная тишина. Козеф Й. встал перед стариком. Он не знал, надо ли снова сесть или надо подать руку этому своему предтече. Он ждал. Вдруг старик обнял его. Все забили в ладоши, затопали ногами.

— Я — 50, — сказал старик со слезами на глазах. И добавил: — А ты, ты — 50-бис.

Все стали скандировать: «50-бис! 50-бис!»

Козефа Й. проняло. Он тоже прослезился.

— Куда выходило окно? — спросил белый как лунь старик.

— На огород, — без запинки ответил Козеф Й.

— Сколько шагов было по диагонали? — спросил старик.

— Восемь, — ответил Козеф Й.

— Там была одна плита с трещиной крестом. Где?

— Третья справа от двери.

— Правильно! — вскричал старик и снова обнял Козефа Й.

Снова поднялся всеобщий гам и свист. Бумажные комочки так и посыпались на них. Старик поднял вверх руки, призывая всех к тишине. Когда тишина установилась, он заговорил:

— Этого человека, — сказал он, — надо казнить.

Все разом вскочили, как будто посреди зала разразилась буря. Козеф Й. остолбенел, не соображая, то ли во сне он все это переживает, то ли это шутка, затеянная теми, кому просто захотелось поразвлечься.

— Я объясню, — продолжал старик. Шум поулегся. Козеф Й успел все же заметить, что не все были согласны со стариком. Некоторые проявляли свое несогласие с пеной у рта. Старик объяснил: — Этот человек, которого вы здесь видите, был освобожден, чтобы быть полезным им, им и только им!

— Отрицаю! — раздался выкрик.

— Истинная правда! — раздался другой.

— Пусть он сам сначала скажет, — раздался третий.

— Давай говори, — сказал старик и силой усадил Козефа Й. обратно на стул.

Снова установилось молчание. Козеф Й. не смог выдавить из себя ни слова.

— Видали? — крикнул старик. — Видали, кого они освобождают!

— Не по совести! — промычал человек с абсолютно беззубым ртом. — Он даже не знает, куда его привели. И мы его сюда привели не для того, чтобы судить.

Вихрь слов снова поднялся в воздухе, ударив по барабанным перепонкам Козефа Й. Кто-то был согласен со стариком и, значит, с тем фактом, что он, Козеф Й., представляет собой потенциальную опасность. Человек, освобожденный тамошними, может быть только человеком, целиком подчиненным тамошним. Или таким, который, рано или поздно, будет плясать под дудку тамошних. И даже если он, то есть Козеф Й. лично, не станет плясать под их дудку, он навечно останется символом той грязной свистопляски, которую придумали, в сущности, тамошние. Потому что известно: тамошние затеяли этим освобождением передачу послания, и только. Он, Козеф Й, по самому своему статусу освобожденного человека, был носителем послания.